– А я – нет, хотя в твои годы, пожалуй, смог бы.
Вздохнув, Журавль вновь принялся за бритье.
– А летать ты не умеешь?
– К сожалению, – хмыкнул Журавль.
– Но ведь сообщил же вашему князь-президенту о той конструкции, что показал нам Лемур? О том, как летают по воздуху летуны?
– Вот тут ты ошибся. Не сообщил.
Шелк отвернулся от окна.
– Не сообщил о такой важной военной тайне? Но почему же?
– Сам не могу сказать. При всем желании. Не могу. Честно. Да и в уговор наш такие вещи не входят… надеюсь, ты с этим согласен? Я дал слово рассказать обо всем, что тебе будет угодно знать о нашей сети и работе. Если хочешь, могу, например, изложить, о чем писал в донесении: донесение к работе относится прямо, тут не поспоришь.
– Давай.
– Только отправлено оно вовсе не князь-президенту Палюстрии. Неужто ты всерьез думаешь, что я сказал этому маньяку, Лемуру, правду? Думаешь, думаешь, знаю… однако я-то – не ты.
– Надеюсь, ты, доктор, не собираешься заявить, будто ты вообще не шпион?
– Нет-нет, что ты! От шпионажа я не отрекаюсь. Оцени-ка: как оно, на твой взгляд? Пойдет или лучше сбрить подчистую?
– Я бы сбрил начисто.
– Этого я и опасался, – проворчал Журавль, нехотя соскребая с подбородка еще часть бороды. – Сейчас ты наверняка спросишь, откуда я прислан шпионить, так? Из Тривиганта.
– От женщин?
Журавль вновь хмыкнул:
– В Тривиганте сказали бы: от мужчин? Да, Вироном, как и многими прочими городами, заправляют мужчины, но, думаешь, у вашего Аюнтамьенто нет на службе женщин-шпионок? Есть, и сколько угодно, могу поручиться.
– Естественно, ведь наши женщины тоже верны родному городу.
– Восхитительно! – Повернувшись к Шелку, Журавль выразительно взмахнул бритвой. – Тривигантские мужчины – тоже. Что бы кто ни говорил, в Тривиганте мы отнюдь не на рабском положении. Если уж на то пошло, положение наше куда лучше, чем у ваших, здешних женщин.
– Правда?
– Абсолютная. Без малейших преувеличений.
– Тогда расскажи, о чем ты писал в донесении.
Журавль отер бритву о полотенце.
– Хорошо. О том, что оно весьма коротко, ты уже знаешь либо должен знать, поскольку видел, как я пишу. Я доложил, что был выслежен Аюнтамьенто, схвачен и при побеге убил советника Лемура. Что они ухитрились сбить летуна, но потеряли его ДБ в озере. Что я нашел на озере Лимна их штаб-квартиру, лодку, плавающую под водой… и заслужил награду, назначенную за это нашей рани.
Улыбнувшись от уха до уха, Журавль на миг поднял мечтательный взгляд к потолку.
– Заслужил и получу ее непременно, – продолжал он. – Вернусь в Тривигант – богачом стану. Однако я написал, что покидать Вирон пока не собираюсь, поскольку оцениваю шансы некоего Шелка на успешное низвержение Аюнтамьенто как весьма и весьма неплохие. Я, дескать, спас его из их лап, у него есть причины быть мне благодарным, а смена правительства, на мой взгляд, стоит любого риска.
– Действительно, я тебе благодарен, – подтвердил Шелк. – Очень, очень благодарен, как уже говорил. И это все?
– Все как есть, – кивнул Журавль. – Почти слово в слово. Ну а теперь объясни, каким образом сумел дознаться, что Гиацинт работает на меня. Сама проболталась?
– Нет. Я просто пригляделся к гравировкам на ее иглостреле, – вынув оружие из кармана, ответил Шелк. – Тут везде гиацинты, но вот здесь, сверху, еще длинноногая птица, стоящая в пруду. Я вначале подумал, цапля, но, когда понял, что она может быть и журавлем, догадался: должно быть, гравировки заказал ты. Надеюсь, вода его не попортила, – добавил он, сдвигая назад ручку защелки магазина.
– Пока не высушишь, не стреляй, а просохнет, смажь хорошенько, и все будет в порядке. Ладно, допустим, я подарил Ги золоченый иглострел с гравировками, но это еще ничего не значит. Такой подарок мог сделать любой старый дурень, по уши втрескавшийся в юную красавицу.
– Это, конечно, верно, однако вместе с ним, в том же ящике, она держала азот… Кстати, он еще при тебе?
Журавль кивнул.
– Таким образом, оба подарка, скорее всего, получены от одного и того же человека: ведь она вряд ли стала бы хвастать перед тобою азотом, подаренным кем-то другим. Азот стоит не одну тысячу карточек; следовательно, если ты сделал ей такой подарок, ты явно не так прост, как кажешься. Мало этого, осматривая меня в присутствии Крови, ты тайком передал азот мне. На что человек, которым ты притворяешься, по-моему, не отважился бы ни за какие блага.
– Экая проницательность! – вновь хмыкнул Журавль. – Знаешь, я уже начинаю сомневаться в твоей невинности. Ты точно не из моих собратьев по ремеслу?
– Ты путаешь невинность с невежеством, хотя я и вправду прискорбно невежественен во множестве отношений. Невинность – осознанный выбор всякого человека, сделанный по той же причине, что и любой другой. Поскольку кажется наилучшим.
– Над этим надо будет подумать. Но, как бы там ни было, с азотом ты ошибаешься: Ги я его не дарил. Просто парой дней раньше кто-то шарился в моей комнате. Азота не нашел, однако я на всякий случай попросил Ги подержать его у себя.
– Однако, сунув его мне за брючной пояс…
– Да, да, помянул о некоей увлекшейся тобою богине там, наверху. Поскольку Ги принесла мне азот и сказала, что его надо каким-то манером передать тебе – думала, Кровь собирается приказать Мускусу покончить с тобой. Надеялась, понимаешь, что я латаю тебя до сих пор, но к тому времени я процедуры закончил и отослал тебя к Крови. Пока мы с ней думали, как теперь быть, за мной явился Мускус. Тогда подмигнул я Ги и взял азот с собой, рассудив, что шанс сунуть его тебе под рубашку мне, так или иначе, представится.
– Но с просьбой об этом она пришла к тебе сама?
– Точно, – подтвердил Журавль, – и если ты рад этому, я тебя не виню. Сам в твоем возрасте скакал бы от радости до потолка. На потолочных балках качался бы.
Шелк закусил губу.
– Рад, рад, скрывать не стану. Будь добр, сделай мне одолжение, немалое одолжение… позволь еще разок взглянуть на этот азот. Минуту-другую, не больше. Покушаться на тебя я не намерен, даже клинка выпускать не стану, и верну его по первому требованию. Просто хочу посмотреть на него, в руках еще разок подержать…
Журавль извлек азот из-за брючного пояса и подал ему.
– Благодарю. Пока он был при мне, я не раз удивлялся, отчего на нем нет гиацинтов, но теперь понимаю, в чем дело. Вот этот демон… это же кровавик?
– Точно. Крови в подарок готовили. Наша рани снабдила меня изрядной суммой на случай, если Кровь придется купить, а одна из ханым добавила к деньгам этот азот, еще один дар в знак доброй воли. Как выяснилось, пара азотов у него уже есть, но в то время мы об этом не знали.
– Благодарю тебя, – повторил Шелк, вертя азот в руках. – Знал бы, что он принадлежит не Гиацинт, а тебе, – ни за что не пошел бы с Мамелхвой обратно в эти дьявольские туннели, на его поиски… и солдаты Лемура не схватили бы нас, и она бы осталась жива…
– Не вернувшись туда, ты все равно мог угодить в их лапы, – возразил Журавль, – только в таком случае азот не оказался бы в рукаве у Лемура, а без азота я не сумел бы его прикончить. К этому времени нас с тобой уже не было бы в живых, да и твоей подруги, скорее всего, тоже.
– Да уж, пожалуй, – согласился Шелк, в последний раз (как ему думалось) прижимая к губам сверкающую серебром рукоять. – Казалось бы, он принес мне одни несчастья, однако, не окажись его при мне, меня бы убил тот талос.
С этим он нехотя вернул азот Журавлю.
Той ночью, когда Шелк лежал в гостиничной кровати, нашептывая что-то чужому, непривычному потолку, все его мысли занимали подземные коридоры – мрачные путаные ходы, петлявшие под всем вокруг. Быть может, высокий, просторный зал, полный хрупких стеклянных цилиндров, где ждут пробуждения спящие, сейчас внизу, прямо под ним, дожидающимся… прихода сна? Вполне возможно: ведь этот зал не так уж далеко от заваленного пеплом коридора, а пепел сыплется с алтаря мантейона, находящегося где-то рядом, в Лимне. Несомненно, его собственный мантейон на Солнечной улице, как и намекал Молот, выстроен над таким же коридором глубоко под землей…
Какими же жутко тесными казались эти подземелья, в любой миг готовые осесть, раздавить его! Нет, вырыл их не Аюнтамьенто – Аюнтамьенто такое не по зубам. Подземелья гораздо древнее; артели землекопов, роя ямы под новые фундаменты, то и дело натыкаются на них… и благоразумно заваливают проломы, случайно пробитые в их стенах.
Кто же, с какой целью выкопал все эти коридоры? Быть может, об этом знает майтера Мрамор? Быть может, она, помнящая Короткое Солнце, вспомнит и подземелья, и их рытье, и их назначение?
Казалось бы, в гостиничной комнате должно быть прохладно, однако жара здесь царила ужасная, куда сильнее, чем в его спальне на втором этаже обители, невыносимо жаркой, раскаленной, точно кухонная плита, в любой час дня и ночи, хотя оба окна – и то, что выходит на Серебристую, и выходящее в сад – постоянно распахнуты настежь, а тонкие белые занавеси того и другого трепещут, хлопают на знойном ветру, нисколько не охлаждающем комнаты, а доктор Журавль все это время ждет снаружи, с майтерой Мрамор, швыряет в окно крылокаменным щебнем из подземелий, дабы напомнить, что ему надлежит вернуться туда за серебристым азотом Гиацинт…
Подобно дыму воспарив над кроватью, он неторопливо поплыл к окну. За окном, испуская из носа и изо рта пузырьки последнего вдоха, покачивался мертвый летун. Рано ли, поздно, последний вдох предстоит сделать всякому, не зная, что он – последний… не об этом ли пытался сказать летун?
Дверь комнаты с грохотом распахнулась, и на пороге возник Лемур. За спиною Лемура маячила чудовищная, черно-красная с золотом морда рыбины, пожравшей женщину, спавшую в стеклянном цилиндре, в том самом, где теперь спал он бок о бок с Синелью, она же – Киприда, она же – Гиацинт, она же – Мамелхва с глянцевито-черными локонами Гиацинт, которую пожрала, пожрет, щелкая – щелк-щелк-щелк – чудовищными челюстями, громадная рыбина…