Шелк, встрепенувшись, сел. В просторной темной комнате царило безмолвие, однако влажный и душный зной еще хранил память о потревожившем его сон звуке. У противоположной стены заворочался в постели Журавль.
Вновь стук… негромкий, частый, словно тиканье небольших часов на прикроватном столике в спальне обители.
– Стража, – сам не зная, откуда ему это известно, прошептал Шелк.
– Скорее попросту горничная… кровати явилась перестилать, – буркнул в ответ Журавль.
– Так ведь темно еще. Ночь на дворе, – возразил Шелк, спуская ноги на пол.
Стук возобновился. За окном, посреди Пристанской, едва различимый в лучах затянутого тучами солнца, стоял не на шутку раздраженный стражник с пулевым ружьем. Заметив в окне Шелка, он помахал рукой, встал навытяжку и отсалютовал.
– Так и есть, стража, – с немалым трудом сохраняя спокойный, непринужденный тон, констатировал Шелк. – Боюсь, мы попались.
Журавль поднял голову, сел.
– Стражники вовсе не так в дверь стучатся.
– По крайней мере, снаружи один караулит наше окно…
Отодвинув щеколду, Шелк широко распахнул дверь. Стоявший за порогом капитан городской стражи в мундире, при всех регалиях, отдал ему честь. Каблуки начищенных до зеркального блеска сапог щелкнули – отрывисто, резко, словно челюсти громадной рыбины. Державшийся за спиной капитана штурмовик в латах отсалютовал Шелку, подобно первому, прижав раскрытую ладонь к стволу пулевого ружья.
– Да будут все боги к вам благосклонны, – заговорил Шелк, не зная, что тут еще сказать, и отступил в сторону. – Не угодно ли вам войти?
– Благодарю, мой кальд!
В ответ Шелк лишь озадаченно захлопал глазами.
Оба – небрежно-элегантный капитан в шитом на заказ мундире и штурмовик в зеленых, отполированных до безупречной чистоты латах – переступили порог.
– Вы разве не арестовывать нас пришли? – зевнув, осведомился Журавль.
– Нет-нет, – заверил его капитан, – ни в коем случае! Я пришел предупредить вас – особенно нашего кальда, – что кое-кто намерен его арестовать. Что эти кое-кто ищут его прямо сейчас. Ты, сударь, насколько я понимаю, доктор Журавль? Страже выданы ордера на вас обоих. Вам настоятельно нужна защита, и вот я здесь. Прибыл. Прошу прощения, что вынужденно потревожил ваш сон, но ничего: главное, нас не опередили.
– Полагаю, всему виной опрометчивое замечание советника Лемура, – задумчиво проговорил Шелк.
– Не могу знать, мой кальд!
– Кто-то из богов – и, кажется, я даже знаю кто – случайно услышал его, и… Который час, капитан?
– Три сорок пять, мой кальд.
– То есть для возвращения в город чересчур рано. Присаживайся… нет, вначале позови сюда штурмовика, наблюдающего за нашим окном, а после располагайтесь здесь, все трое, и расскажите нам, что происходит в Вироне.
– Пожалуй, его лучше оставить на посту, мой кальд, дабы другие не усомнились, что я тебя арестовываю.
– Так ведь арест уже завершен, – подсказал Шелк, разыскав брюки и сев на кровать, чтоб надеть их. – Мы с доктором Журавлем схвачены, обезоружены, а значит, караульный под окнами более ни к чему. Зови его сюда.
Капитан кивнул штурмовику. Тот подошел к окну, подал знак товарищу, а капитан опустился в кресло.
Шелк шлепнул повязкой Журавля о стойку балдахина.
– Ты величаешь меня кальдом… отчего?
– Как всем известно, мой кальд, нами положено править кальду. В Хартии, составленной Нашей Божественной Покровительницей и самим Владыкой Пасом, говорится об этом прямо… однако у нас нет кальда вот уже двадцать лет.
– Но ведь дела идут своим чередом, не так ли? – возразил Журавль. – В городе тишь да гладь?
Капитан решительно покачал головой.
– Вовсе нет, доктор, – ответил он и, бросив взгляд на штурмовика, пожал плечами. – Прошлой ночью в городе снова начались беспорядки. Сожжено множество домов и лавок. Палатин едва отстояли силами целой бригады. Невероятно! И с каждым годом положение хоть немного, да ухудшается. В этом году все изрядно испортила жара, да еще взлет цен на рынке… – Хмыкнув, офицер снова пожал плечами. – Поинтересовались бы эти, из Аюнтамьенто, моим мнением, я бы посоветовал закупить провизии попроще – кукурузы, бобов, словом, пищи бедных – и торговать ею по бросовым ценам. Но нет, меня никто ни о чем не спросил, а раз так, я напишу свое мнение их кровью.
– Кальд, с нами богиня говорила, – внезапно подал голос штурмовик.
Капитан расправил тонкие усики.
– Точно так, мой кальд. Вчера, в твоем мантейоне, где снова заговорили боги, мы удостоились великой чести.
Шелк обмотал повязкой сломанную лодыжку.
– И кто-то из вас ее понял?
– Мы все ее поняли, мой кальд! Разумеется, не так, как я понимаю тебя, и, несомненно, не так, как понял бы ее ты сам, но она внятно объяснила, что отданный нам приказ – кощунство, а тебя надлежит почитать святым. Милостью божией, пока она говорила, в мантейон вернулся твой аколуф – он-то и пересказал нам волю богини ее собственными словами. Суть, вкратце, была такова: бессмертные боги недовольны нашим злосчастным городом, ты избран ими нам в кальды, а всех, кто этому воспротивится, следует истребить без пощады. Мои же люди…
Тут в двери комнаты, как по заказу, постучались, и штурмовик, отодвинув щеколду, впустил товарища внутрь.
– Мои же люди, – продолжал капитан, – готовы были покончить со мной, мой кальд, начни я настаивать на исполнении полученного приказа. Однако я не имел намерения его исполнять, можешь не сомневаться.
Шелк выслушал все это, не проронив ни слова, а едва капитан умолк, натянул новую красную рубашку.
Вошедший штурмовик вопросительно взглянул на капитана. В ответ тот согласно кивнул, и штурмовик заговорил:
– Каждому видно: что-то у нас не так. Пас нам дождей не шлет, жара стоит жуткая. Неурожаи один за другим. У моего отца пруд был хороший, большой, так досуха пришлось выкачать, чтоб поливать кукурузу. Все лето сухим простоял, а урожай… десять квинталов – уже за счастье.
Капитан склонил голову в его сторону, словно бы жалуясь: видишь-де, с какими трудностями приходится иметь дело?
– Идут разговоры о рытье каналов от озера, мой кальд, но это работа не на один год. А небеса между тем против нас ополчились, и все мантейоны в городе безмолвствуют, если не считать твоего. Тут даже без богини давным-давно ясно: боги на нас прогневались, а отчего – многим из нас опять-таки яснее ясного. Известно тебе, мой кальд, что люди по всему городу «Шелка в кальды!» на стенах пишут?
Шелк кивнул.
– Вечером накануне мы с моими людьми тоже взялись за мел. Только писали уже: «Шелк – наш кальд».
Журавль сухо, невесело хмыкнул:
– Так ведь суть-то одна, не так ли, капитан? И то и другое значит: схватят Шелка, тут ему и конец.
– Что ж, доктор, возблагодарим судьбу: ведь этого не случилось.
– Я и благодарю, будь уверен, – проворчал Журавль, откинув в сторону насквозь пропотевшую простыню. – Только благодарности не приведут нашего кальда в Хузгадо. Не знаешь ли ты местечка, где мы могли бы укрыться, пока суд да дело?
– Лично я прятаться не собираюсь, – возразил ему Шелк. – Я возвращаюсь к себе в мантейон.
Журавль поднял брови, а капитан замер, глядя на Шелка во все глаза.
– Во-первых, потому, что хочу посоветоваться с богами. А во-вторых, поскольку должен объявить всем, что Аюнтамьенто надлежит свергнуть по возможности мирным путем.
Капитан поднялся на ноги.
– Но с тем, что его необходимо свергнуть, ты согласен, мой кальд? Хоть мирным путем, если получится, хоть силой, если решить дело миром окажется невозможно?
Шелк призадумался.
– Вспомни Илара, – проворчал Журавль.
– Хорошо, – нарушил молчание Шелк. – Советников, ныне составляющих Аюнтамьенто, следует заменить новыми, но по возможности без кровопролития. Вы трое изъявили готовность биться на моей стороне. Готовы ли вы также сопровождать меня в мантейон? Если кому-нибудь вздумается взять меня под арест, вы скажете, что я уже под арестом, как и собирались поступить здесь, в гостинице. Можете сказать, будто конвоируете меня в мантейон, за личными вещами. Надеюсь, подобную любезность в отношении авгура никто не сочтет неуместной?
– Крайне опасная затея, мой кальд, – помрачнев, откликнулся капитан.
– Опасности не избежать, капитан, что б мы сейчас ни предприняли. А что скажешь ты, доктор?
– Ну вот… а чего ради я бороду сбрил, если ты собираешься возвращаться в квартал, где тебя каждая собака знает?
– Начнешь с сегодняшнего же дня отращивать новую.
– Тогда как я могу отказаться? – усмехнулся Журавль. – Нет, кальд, тебе от меня не отделаться – ножом с подошв не соскрести!
– На нечто подобное я и надеялся. А ты, капитан, если не ошибаюсь, искал меня всю ночь напролет?
– С тех самых пор, как богиня одарила нас благосклонностью, мой кальд. Сначала в городе, затем здесь, поскольку твой аколуф сказал, что ты собирался сюда.
– Тогда всем вам необходимо поесть на дорогу, да и нам с доктором Журавлем завтрак вовсе не помешает. Не мог бы ты послать одного из штурмовиков вниз, разбудить хозяина? Пусть передаст ему: мы за все заплатим сполна, но нам нужно поесть и отбыть как можно скорее.
Капитан бросил взгляд на одного из штурмовиков, и тот со всех ног поспешил в коридор.
– Пневмоглиссера у вас, случаем, нет? – поинтересовался Журавль.
На лице капитана отразилось уныние.
– Нет, только лошади. Пневмоглиссерами распоряжаться – тут нужен чин не ниже полковничьего… хотя для тебя, мой кальд, наверное, частный реквизировать можно. Надо попробовать.
– Оставь, оставь, что за вздор, – урезонил его Шелк. – Пневмоглиссер под арестанта! Нет уж, пойду впереди твоей лошади, со связанными руками – так ведь у вас заведено?
Капитан неохотно кивнул.
– Однако…
– Да он же хром, – выпалил Журавль, – вы что, не заметили? Не дойти ему до Вирона с переломом лодыжки!
– Неподалеку есть пост стражи, мой кальд. Возможно, там мне удастся раздобыть еще одну лошадь.