– Вполне, вполне, – кивнув, подтвердил Шелк, – но где именно? У вас имеется что-то наподобие инфирмерии, или…
– Нет, он просто комнаты их обходит. Девицам положено раздеться и ждать его у себя. Кого осмотрит, могут идти гулять, если желание есть.
– Понятно.
Подняв взгляд к потолку, Шелк задумчиво почесал щеку.
– Если срочно нужен, ищи его наверху. Обычно он сверху обход начинает.
– Прекрасно, прекрасно, – в нетерпении буркнул Кровь, – Журавль снова взялся за дело… а отчего бы нет? Тебе, патера, тоже неплохо бы своим делом заняться. По-моему, теперь обряд экзорцизма заведению требуется пуще прежнего, так что давай, приступай.
– Я своим делом и занимаюсь, – возразил Шелк. – То, с чем я пришел, касается его непосредственно, и, полагаю, помочь твоей беде вовсе не трудно. Помнишь, ты говорил об избавлении от тела этой несчастной девушки, Дриадели? Предлагаю похоронить ее.
Кровь недоуменно пожал плечами.
– Об этом не беспокойся, придумаем что-нибудь. Никто ее не найдет… да никто и не хватится.
– Речь о том, что ее следует похоронить, как хоронят всех умерших, – терпеливо объяснил Шелк. – Начиная, разумеется, с поминального жертвоприношения в моем мантейоне. Завтра сциллица, и я мог бы объединить панихиду с обычным еженедельным жертвоприношением. По соседству с нами живет один человек, владелец приличной повозки. Прибегать к его услугам нам уже приходилось. Если никто из этих девушек не пожелает омыть и обрядить усопшую подругу, могу обеспечить и ту, кто возьмет это на себя.
Кровь, понимающе осклабившись, от души хлопнул Шелка по плечу.
– А если кто из лягв, лохмать их, нос туда сунет – так мы ж ничего не нарушаем! У нас все честь по чести: авгур, похороны, а он, понимаешь, явился в душу к скорбящим лезть! Ну, патера!.. Ну, голова!.. Когда сможешь за ней человека с повозкой прислать?
– Очевидно, как только вернусь к себе в мантейон – то есть сразу после того, как очищу сей дом от демонов.
Кровь покачал головой:
– Нет, не годится: отсюда ее нужно убрать, и как можно скорее. А та сибилла, с которой я говорил вчера, не сможет с ним договориться?
– Сможет, – кивнул Шелк.
– Отлично! – Кровь повернулся к миловидному юноше, сидевшему рядом. – Мускус, давай-ка живой ногой в мантейон на Солнечной. Спросишь там майтеру Мрамор…
– Майтера Мрамор, скорее всего, в киновии, – перебил его Шелк. – Парадный вход – с Серебристой, а можно пройти через сад и постучать в заднюю дверь.
– Передай ей насчет завтрашних похорон, и пусть проводит тебя к тому человеку с повозкой. Как его звать, патера?
– Голец.
– Наймешь Гольца с повозкой, а если он занят, подыщи еще кого-нибудь. Что стряслось с Дриаделью, тебе неизвестно. Доктор смотрел ее, она мертва, а патера берется позаботиться о погребении – вот все, что ты знаешь. Да, и с той женщиной про омовение тела договорись тоже. Из этих шлюх такие вещи вряд ли кому по зубам.
– Ее зовут Молинией, – подсказал Шелк.
– Стало быть, нанимай и ее. И вместе с ней возвращайся в повозке: покажешь этому олуху, Гольцу, куда ехать. Если женщине для работы что-нибудь требуется, позаботься, чтоб прихватила. Давай, ноги в руки!..
Мускус, склонив голову, поспешил к двери.
– Ну а пока суд да дело, ты, патера, вернись к экзорцизму. Начать успел уже?
– Нет. Только пришел, как переполох начался. Для начала мне нужно как можно больше узнать обо всем, что здесь происходило. Обо всех проявлениях… м-да.
Сделав паузу, Шелк вновь потер щеку.
– Да, пришел я совсем недавно, это чистая правда, однако одну ошибку совершить по приходе успел. Сказал Орхидее, что не интересуюсь проделками досаждающих заведению демонов – или демона, ибо, судя по ее словам, он вроде бы всего один – ни в коей мере, а почему? Лишь потому, что так нас учили говорить в схоле, но в данном случае сие, по-моему, неверно. Мне нужно поговорить с Орхидеей снова.
– Это и я тебе могу рассказать, – проворчал плешивый здоровяк. – Обычно он зеркала бьет.
– Вот как? – Насторожившись, Шелк подался вперед. – В жизни не догадался бы. Что он вытворяет еще?
– Бывает, наряды девочкам рвет. Бывает…
Неуверенно замолчав, здоровяк оглянулся на Кровь.
– Бывает, они, – продолжил тот, – то есть девицы, с гостями не так обходительны, как хотелось бы. Пару раз чушь начинали нести, а гостям, ясное дело, такое не понравилось. Может, все из-за нервов, но досталось девчонкам крепко.
– А нам такие происшествия ни к чему, – поддержал его здоровяк. – Конечно, я обоим этим олухам трепку хорошую задал, но заведению это совсем не на пользу.
– И кто же, по-твоему, во всем виноват?
– Демоны. Так все говорят, – отвечал здоровяк и вновь оглянулся на Кровь. – Верно ж, хефе?
– Спроси Орхидею, – пожав плечами, посоветовал Кровь Шелку. – Она точно знает, что да как. Мне все известно только с ее слов, а если после экзорцизма тут всем станет легче…
Шелк поднялся.
– Тогда побеседую с Орхидеей, если удастся. Понимаю, каково ей, но, возможно, сумею хоть немного ее утешить… это ведь тоже, как-никак, мое дело. А после мне хотелось бы поговорить с Синелью. Синель… та самая – рослая, с огненно-красными волосами, верно?
– Верно, – кивнул Кровь. – Правда, она уж, наверное, ушла, но к ужину вернется. А комнаты Орхидеи наверху, как раз над большой передней.
В комнаты Орхидеи Шелка, отворив дверь на стук, впустила Синель. Сама Орхидея все в том же ярко-розовом пеньюаре сидела в просторной селларии, на широком диване, обитом зеленым бархатом. Жесткое, мясистое, ее лицо вновь сделалось сдержанным, невозмутимым, как в тесном кабинетике этажом ниже, во время первого разговора.
– Присаживайся, патера, – пригласила Синель, махнув рукой в сторону кресла, а сама, устроившись рядом с Орхидеей, обняла ее пухлые плечи. – Он говорит, Кровь послал его поговорить с нами, но, если хочешь, я велю ему прийти позже.
– Со мной все в порядке, – отрезала Орхидея.
В это Шелк, глядя на нее, мог поверить вполне: пожалуй, Синель нуждалась в утешении куда больше. Мало этого, голос Орхидеи звучал гораздо жестче, суровее прежнего.
– Что тебе нужно, патера? Рассказы о ее переселении в Майнфрейм и так далее давай отложим до лучших времен. Если тебе еще нужно осмотреть заведение, Синель все покажет.
На стене слева от дивана поблескивало стекло. Встревоженный, Шелк замер, не сводя с него глаз, однако парящего в воздухе лица в стекле пока что не появилось.
– Мне хотелось бы поговорить с тобой пару минут с глазу на глаз, вот и все. А тебе, Синель, я собирался сказать, что за время нашего разговора тебе представится возможность одеться – ведь многие из вас до сих пор не одеты, но ты, вижу, уже успела привести себя в порядок.
– Ступай за дверь, Синель, – велела Орхидея. – Заботу обо мне я оценила и не забуду.
Рослая девушка, поднявшись с дивана, оправила юбку.
– Перед тем как все это случилось, я собиралась отправиться за новым платьем.
– С тобой мне тоже нужно будет поговорить, – сообщил ей Шелк, – и займет это всего пару минут. Можешь, если угодно, подождать меня. В противном случае я буду весьма признателен, если вечером ты заглянешь ко мне в мантейон.
– Я подожду у себя.
– Да, так будет лучше, – кивнув, согласился Шелк. – Прошу простить меня за то, что не встаю: накануне ночью я повредил лодыжку.
Провожая Синель взглядом, он не сказал больше ни слова. Наконец дверь за ней затворилась.
– Симпатичная, а? – заметила Орхидея. – Правда, если б не вымахала такой рослой, могла б зашибать куда больше… но, может, тебе такие и нравятся? Или все дело в бедрах?
– Мои вкусы сейчас неважны.
– Прекрасные бедра, и талия для этакого роста очень даже ничего, а грудки-то, грудки! Самые большие в нашем заведении. Может, таки передумаешь?
Шелк отрицательно покачал головой:
– Странно, что ты не упомянула доброту ее нрава. Должно быть, в ней немало хорошего, иначе она не пришла бы к тебе с утешениями.
Орхидея поднялась на ноги.
– Не желаешь ли выпить, патера? Вот здесь, в этом шкафчике, есть и вино, и все, что угодно.
– Благодарю, но нет.
– А я себе налью малость.
Отворив шкафчик, Орхидея наполнила небольшой кубок соломенно-желтым бренди.
– По-моему, она изрядно расстроена, – рискнул предположить Шелк. – Должно быть, они с Дриаделью крепко дружили.
– На самом деле, патера, Синель, вот тебе слово-лилия, – все равно что мешок для ржави, причем бездонный, а такие вечно в расстройстве, пока не нюхнут.
Шелк щелкнул пальцами:
– Вот! Вот от кого я слышал ее имя!
Вернувшись на место, Орхидея повертела кубок в руке, понюхала бренди и водрузила посудину на подлокотник дивана. Кубок угрожающе покачнулся, но не упал.
– То есть тебе о ней кто-то рассказывал?
– Один знакомый случайно упомянул в разговоре, не более… впрочем, не важно, – махнув рукой, сказал он. – Ты налитое пить собираешься?
Едва закрыв рот, он осознал, что тот же вопрос накануне был задан ему самому.
Орхидея покачала головой:
– Я не пью, пока последний гость не уйдет восвояси. Таковы мои правила, и я собираюсь держаться их даже сегодня. Просто приятно, когда оно под рукой. Так ты, патера, о Синели пришел говорить?
– Нет. Скажи, Орхидея, подслушать нас здесь не могут? Не за себя, за тебя беспокоюсь.
Хозяйка заведения вновь отрицательно покачала головой.
– Слыхал я, будто в подобных домах нередко встречаются подслушивающие устройства.
– Только не в нашем. А были бы, уж здесь-то они мне ни к чему.
Шелк указал на стекло.
– К примеру, его смотрителю незачем показываться на глаза, чтоб подслушать, о чем говорят в комнате, если я правильно понял одного из них. Смотритель этого стекла подчиняется тебе одной?
Орхидея, взяв в руки кубок, вновь покрутила его, да так, что соломенно-желтый напиток, образуя воронку, поднялся к самым краям посудины.