Заброшенный мантейон исполнился зловещего, тягостного безмолвия.
– А девушка, завизжавшая в этом доме, как раз когда я остановил рядом пневмоглиссер? Не слишком ли для случайного совпадения? Нет, демоница явилась сюда вместе со мной, и эта демоница – ты, Мукор. Не понимаю, как тебе удается проделывать подобные штуки, но знаю: проделываешь их ты.
Стеклянные лампады для переноски пришлось обернуть тряпьем. Разворачивая первую, Шелк мельком, на долю секунды, увидел перед собою лицо Мукор, жуткий оскал мертвой головы, но может, сие ему лишь померещилось. Взяв в обе руки по лампаде, он прохромал к сцене, чтобы взглянуть поближе на громадный размалеванный холст – вероятно, его Синель и имела в виду под занавесом – позади.
Изображение на холсте издевательски, грубо пародировало знаменитый образ Паса на троне, созданный некогда кистью великой Смолевки. Согласно сему изображению, вдобавок к двум головам Пас обладал двумя напряженными удами, каковые и нянчил в ладонях. Преклоняющиеся перед ним люди самозабвенно предавались всем до единого извращениям, о каких Шелк только слышал, и еще полудюжине совершенно для него новых. На оригинальном образе оба служащих Пасу талоса, могучие махины необычайно прекрасного масляно-желтого цвета, завершали творение круговорота, сажая за Пасовым троном священное древо, именуемое золотым дождем. Здесь талосы щеголяли боевыми таранами весьма непристойного вида, священное древо, отягощенное гроздьями золотистых цветов, заменял титанический фаллос, а поверх всей этой сцены похотливо скалились, пускали слюну громадные туманные лики Паса Бесплотного.
Бережно водрузив лампады на край сцены, Шелк вынул из-под рубашки азот Гиацинт. Больше всего ему хотелось бы располосовать ненавистное изображение на узкие ленточки, но таким образом он наверняка окончательно уничтожит все, что осталось от занавешенного холстиной Окна…
Нажав на демона, Шелк хирургически точным ударом рассек холст поверху, справа налево. Омерзительная картина с глухим грохотом рухнула вниз, окутав сцену клубами взвившейся в воздух пыли.
Как только Шелк установил перед темным, безжизненным ликом Окна триптих, в зал вошел Кровь. Теперь подле сего заброшенного Окна снова пылали молитвенные лампады. Яркие язычки пламени вздымались над синим стеклом, прямые, словно клинки мечей, а четыре кадильницы по углам сцены испускали тонкие струйки бледного благовонного дыма.
– Ты зачем это сделал? – загремел Кровь.
Шелк безмятежно поднял на него взгляд.
– Что именно?
– Декорацию испортил зачем? – пояснил Кровь, одолевая трехступенчатую боковую лесенку, ведущую из зала на сцену. – Такая знаешь во сколько обходится?
– Не знаю, – отвечал Шелк. – Не знаю и знать не хочу. Ты собираешься нажить на моем мантейоне тринадцать тысяч карточек. Если угодно, удели из них малую толику на восстановление испорченного… но я бы не советовал.
Кровь в гневе поддел носком ботинка груду холста.
– Из прежних никто ничего подобного не вытворял!
– Однако и их обряды не возымели эффекта, а мой подействует… во что я имею все основания верить.
Сдвинув триптих чуть в сторону и убедившись, что стоит он точно посередине лампад, Шелк повернулся к Крови.
– Вам докучают демоны, точнее, по крайней мере одна демоница. Не стану пока вдаваться в объяснения, кто она такова, но знаешь ли ты, каким образом место либо человек – любой человек – подпадает под власть демонов?
– Пфе! Я в них не верю, патера! Не верю, как и в богов твоих!
– Серьезно? – Наклонившись, Шелк поднял одолженную Кровью трость. – Да, вчера утром ты говорил что-то подобное, однако перед твоей виллой имеется превосходное изваяние Сциллы, я видел.
– Оно уже стояло там, когда я приобрел усадьбу. Но если б и нет, я бы поставил во дворе что-нибудь этакое, признаю, признаю. В конце концов, я – верный сын Вирона, патера, и не стесняюсь этого – наоборот, пускай все видят!..
Нагнувшись, Кровь оглядел триптих.
– А где же Пас?
Шелк указал на среднюю доску складня.
– Вот этот смерч? Я всю жизнь думал, что Пас – такой старикан с двумя головами.
– По сути дела, любое изображение божества есть ложь, – пояснил Шелк. – Возможно, ложь допустимая, возможно, даже благоговейная, но тем не менее ложь. Фикция. Всевеликий Пас может явить себя хоть в облике твоего старца, хоть в виде буйного смерча, древнейшего из его образов, и ни одно изображение не окажется ближе к истине, правдивей любого другого… разве что более уместным.
Кровь выпрямился во весь рост:
– Так. Ты вроде о демонах рассказать собирался?
– Да, но не стану – по крайней мере, сейчас. Во-первых, это потребует времени, а во-вторых, ты мне в любом случае не поверишь. Однако ты уберег меня от весьма, весьма нежеланной прогулки. Созови сюда, в этот театр, всех живых людей в доме. Понадобятся все до единого. И ты сам, и Мускус, если он уже успел вернуться, и Журавль, и Орхидея, и Синель, и тот, лысый, и все ваши девушки, и прочие, кто здесь только найдется. К тому времени, как ты соберешь их, я как раз успею закончить приготовления.
Кровь утер носовым платком взмокший от пота лоб.
– Еще чего! С каких это пор я у тебя, патера, на побегушках?
– Тогда я, пожалуй, расскажу тебе кое-что о демонах, – решил Шелк, выпустив на волю фантазию, вмиг воспарившую ввысь. – Демоны здесь, рядом, и одна из девушек по их милости уже погибла. Однажды отведав крови, демоны обретают к ней вкус. Еще к сему можно добавить, что их поступками вполне, вполне могут руководить простые созвучия, игра слов, которую мы с тобой сочли бы лишь забавным каламбуром. Не удивлюсь, если им придет в голову, что, раз уж обычная кровь столь вкусна, кровь Крови должна оказаться много вкуснее. Полагаю, тебе отнюдь не лишне об этом помнить.
Снедаемые любопытством, девицы – по двое, по трое, под предводительством Мускуса с мускулистым лысым здоровяком (как выяснилось, его звали Окунем) – собрались в зал более-менее охотно. Вскоре к ним присоединились Голец с Молинией из мантейона Шелка, изрядно напуганные, а посему крайне обрадовавшиеся, увидев его. Затем места в последнем ряду заняли Журавль и мрачная, очевидно, вволю выплакавшаяся Орхидея. Дождавшись явления Крови и Окуня с Мускусом, Шелк звучно откашлялся.
– Позвольте мне для начала обрисовать…
Его слова утонули в трескотне девиц.
– А ну цыц! – поднявшись на ноги, рявкнула Орхидея. – Заткнуться всем, щели срамные!
– Позвольте мне для начала обрисовать, – повторил Шелк, – что здесь произошло и чего нам необходимо добиться. От начала времен наш круговорот пребывает под защитой и покровительством Всевеликого Паса, Отца Богов: без этого он попросту не мог бы существовать.
Сделав паузу, Шелк обвел пристальным взглядом лица двадцати с лишним девушек. Надо же… Ни дать ни взять – палестра, класс майтеры Мяты!
– Круговорот наш сотворен рабами Всевеликого Паса согласно его замыслу и его указаниям. Таким образом проложены были русла всех наших рек и выкопано глубокое озеро Лимна. Таким образом посажены были древнейшие из деревьев и выстроены мантейоны, благодаря каковым всем нам известно о нем. В одном из тех мантейонов вы сейчас и находитесь. Когда же круговорот был сотворен, Пас благословил его.
Вновь сделав паузу, Шелк мысленно сосчитал до трех (сколь часто он пользовался этой уловкой на амбионе!) и еще раз оглядел лица слушателей в поисках хоть какого-нибудь, хоть малейшего сходства с безумной девчонкой.
– Пусть даже вы склонны не согласиться со сказанным мною, сейчас все это, ради успеха обряда, необходимо принять за истину. Есть ли среди вас те, кто не может согласиться с моими словами хотя бы на время? Если да, будьте добры, встаньте.
С этими словами Шелк строго взглянул на Кровь, но Кровь даже не подумал вставать.
– Что ж, хорошо, – продолжал Шелк. – Теперь поймите, пожалуйста, вот что. Благословение и покровительство Паса распространяется не просто на весь круговорот как единое целое. Снизошло оно и на каждую из отдельных его частей, и большинству оных сопутствует поныне. Однако время от времени Пас – отнюдь не без веских причин! – лишает покровительства ту или иную часть сотворенного по его воле круговорота. Часть эта может оказаться чем угодно – деревом, полем, зверем, человеком и даже целым городом. В нашем случае это, вне всяких сомнений, здание – то самое, в котором мы ныне собрались, с некоторых пор ставшее частью вашего дома, отчего он весь целиком и лишился Пасова покровительства.
Пока все это укладывалось в головах слушателей, Шелк снова оглядел их лица – одно за другим, одно за другим. Все девушки относительно юны, две-три разительно, необычайно красивы, многие, если не большинство, более чем симпатичны, но на Мукор ни в коей степени не похожа ни одна…
– Что сие значит, спросите вы? Означает ли это, что дерево тут же зачахнет, а город погибнет в огне? Нет, вовсе нет. Допустим, у одной из вас имеется кошка на редкость вздорного нрава – вечно кусается, царапается, и, наконец, хозяйка, в гневе вышвырнув ее на улицу, захлопывает за нею дверь. Разумеется, эта кошка, некогда принадлежавшая ей, не погибнет сию же минуту, но если на нее нападет стая псов, защитить ее будет некому, а любой прохожий сможет безнаказанно пришибить ее камнем либо забрать себе. Точно так же выходит и с теми из нас, кто лишается благословения Паса. Сколь мне известно, некоторым среди вас довелось претерпеть одержимость, и спустя пару минут я попрошу одну из них описать пережитое.
Невысокая смуглая девушка у края первого ряда осклабилась, и хотя лицо ее от этого почти нисколько не изменилось, Шелку показалось, будто под девичьей кожей явственно виден череп. Слегка опомнившись, он осознал, что резной набалдашник одолженной Кровью трости с головой львицы в его руках скользок от пота, а испарина, крупными каплями выступившая на лбу, вот-вот потечет в глаза, и поспешил утереть лоб рукавом риз.
– Вот этот предмет за моей спиной был некогда Священным Окном… и вряд ли кто-либо из присутствующих настолько невежественен, что не знает об этом. Когда-то через Окно сие говорил с людским родом сам Владыка Пас, не говоря уж о прочих богах: как всем вам известно, они также говорят с нами при помощи Окон, сооруженных Всевеликим Пасом в равной мере д