– А зря. Вор, неспособный хладнокровно украсть, имея к тому все возможности!.. Но что делать? Гиацинт ведь поверила мне, а по-моему, обман доверия девушки, не имеющей рядом ни единого друга, не угоден ни одному из богов.
– Если уж одолжила, я б тоже продавать не стал, – заверил его Чистик. – Начать хоть с того, что она там, у Крови в доме живет, а дружбу с кем-нибудь изнутри рвать подчистую не стоит. Есть мысли, отчего этот доктор мог ради нее пойти на этакий риск?
– Возможно, влюблен в нее.
– Ага-ага, может, и так, но я лично ставлю что хочешь: на крючке он у нее, вот только на каком? Потрудись разузнать, не пожалеешь, а как разузнаешь, я тоже послушал бы с интересом. И на азот этот ее поглядеть тоже хотел бы. Покажешь, если завтра вечером к тебе заверну?
Шелк протянул Чистику через стол вынутый из-под рубашки азот.
– Если угодно, смотри хоть сейчас. Прихватил с собой к Орхидее на всякий случай: мало ли, вдруг пригодится.
Чистик, негромко присвистнув, поднял азот, залюбовался игрой света на блестящей рукояти.
– Две восемьсот верных. Может, даже все три. А тот, кто сделал ей такой подарок, надо думать, заплатил за него тысяч пять, если не шесть.
– Кажется, я догадываюсь, кто это может быть, – кивнул Шелк, – хотя понятия не имею, откуда у него взялось столько денег.
Чистик вопросительно поднял брови, однако Шелк отрицательно покачал головой:
– После скажу: не хотелось бы ошибиться.
С этими словами он протянул вперед руку, и Чистик, еще раз, напоследок, крякнув от восхищения, вложил азот в его ладонь.
– И еще одно. Насчет иглострела Гиацинт. Кровь разрядил его, прежде чем вернуть мне. Не знаешь ли ты, где можно купить новые иглы… не предъявляя патента?
– Еще бы не знать, патера! Дело плевое. Он у тебя тоже с собой?
Шелк, вынув из кармана украшенный гравировкой, позолоченный иглострел Гиацинт, передал его Чистику.
– Ага, знаю такие. Самый маленький из тех, что у нас делаются.
Вернув оружие Шелку, Чистик поднялся на ноги.
– Побудешь здесь минутку без меня, хорошо? Надо… ну, сам понимаешь.
– Разумеется, – подтвердил Шелк и вплотную занялся мясом на ребрышках.
Ребрышек подали три, а он, как ни проголодался, до сих пор покончил только с первым и теперь принялся за второе, отнюдь не пренебрегая ни нежными маульташенами, ни щедро сдобренным маслом тыквенным пюре с базиликом, ни сибулетом в уксусе (очевидно, прилагавшимися в этой харчевне к мясу без дополнительной платы).
Одними тревогами да заботами мантейон не спасти. Тут нужен разумный, надежный план, причем вовсе не обязательно план ограблений. Можно ведь, например, заручиться сочувствием какого-нибудь магната, или…
В момент возвращения Чистика Шелк увлеченно обгладывал третье, последнее ребрышко, хотя совершенно не помнил, когда успел расправиться со вторым.
XIII«Шелка в кальды!»
Вздохнув с облегчением, доктор Журавль затворил и запер дверь инфирмерии на засов. Минувший день выдался крайне хлопотным, и он от всей души радовался возвращению к себе, а еще сильнее – тому, что Крови (также изрядно вымотавшемуся за день) сегодня вечером совсем не до развлечений. При некотором везении ему, Журавлю, в кои-то веки удастся выспаться как следует, без помех… только бы за ночь никого не задрали кошки, а соколы воздержались пробовать остроту когтей на Мускусе и его помощнике, а главное, чтоб ни одна из этих дурех, именуемых в Вироне женщинами, не приняла ранее незамеченной бородавки либо родимого пятнышка за первоначальный симптом неизлечимой болезни!
Шаркая подошвами, Журавль проковылял в спальню, не имевшую выхода в коридор, затворил дверь инфирмерии и тоже запер ее на засов. Потребуется, пускай по стеклу вызывают! Разувшись, он швырнул чулки на вершину кучи грязной одежды в углу. Опять… опять забыл снести все это к прачкам, в другое крыло…
Кстати, не отправил ли он туда и черный чулок, срезанный с ноги того малого, Шелка? Нет. Нет, выбросил.
Босой, Журавль прошлепал к окну и устремил взгляд в сгущавшийся сумрак за прутьями решетки. Погода все лето стояла – прекраснее не придумаешь, радовала сердце сухим, жарким зноем родных земель. Однако вскоре настанет осень, солнце потускнеет, а ветры принесут с собой издали холодные проливные дожди… Согласно календарю, осень уже началась. Дождь, холод, снег, кашель, сопливые носы – все это доктор Журавль ненавидел люто. Еще немного, и столбик термометра целый месяц, если не больше, будет скакать, колебаться от десяти до минус десяти, будто прикованный к точке замерзания цепью… нет, человеческие существа сотворены вовсе, вовсе не для такого климата!
Опустив жалюзи, он, точно следуя взглядом за мыслью, сверился с календарем. Завтра сциллица, рынок – по крайней мере, официально – будет закрыт и практически пуст. Самое время для отправки очередного донесения. В иераксицу торговка отправится восвояси, а крохотных резных образков Сфинги в запасе еще пять штук…
Напомнив себе, что сам он тоже своего рода штурмовик, человек военный, Журавль гордо расправил плечи, вынул из ящика пенал, скляницу черной туши и с полдюжины листов необычайно тонкой бумаги. Писать, как обычно, следовало, не раскрывая собственной личности, на случай, если донесение перехватят.
Не раскрывая собственной личности, но сообщая о значительных успехах, дабы его не отозвали – благо сегодня сложностей с сим не предвидится.
Нет, разумеется, нежелания возвращаться на родину – особенно если удастся вернуться домой до начала дождей – он не испытывал ни малейшего, хотя не раз слышал, будто когда-то в родных краях царила такая же сырость, как здесь… ну, если, конечно, говорить об обычной местной погоде.
Выбрав воронье перо, Журавль аккуратно до скрупулезности заострил его кончик.
«Набирает силу движение за реставрацию Хартии. Сосредоточено оно вокруг некоего Шелка, юного авгура, простолюдина без роду без племени. Ходят слухи, будто он стал объектом чудес, приписываемых Пасу либо Сцилле. Пока что все это не выходит за пределы низов общества. Призыв “Шелка в кальды!” появляется на стенах где угодно, только не на Палатине (последнее представляло собою догадку, однако в верности оной Журавль не сомневался ничуть). В данный момент я, сведя с ним знакомство, постепенно вхожу к нему в доверие. Кроме этого, моими заботами в его распоряжении имеется азот, о чем, буде с ним потребуется покончить, можно донести местным властям».
Хмыкнув, Журавль улыбнулся собственным мыслям. Чистое везение, не более, но как там, на родине, глаза вытаращат!
«Численность городской стражи неуклонно растет. Все подразделения укомплектованы полностью и даже сверх штата. Поговаривают о создании резервной бригады под командованием ветеранов».
Замерев, он почти полминуты вглядывался в написанное (лучше уж сообщить недостаточно, чем слишком много), прежде чем снова, в двадцатый раз, окунуть в скляницу воронье перо.
«Бутон на воле. Дрессировщик утверждает: это необходимо. В ближайшие несколько дней постарается приманить назад. За отлетом, по донесениям сторонних лиц, наблюдали Лемур и Лори…»
Уже не впервые воспользовавшиеся поводом выбраться из подземелий на свет. Вне всяких сомнений, полузатопленными подземными сооружениями Аюнтамьенто пользуется весьма и весьма широко, хотя их штаб-квартира находится вовсе не там.
Либо там, однако ее до сих пор никому не удалось отыскать, хотя поиски стоили жизни множеству человек. Помимо виронской армии, спящей до времени под землей, в туннелях имелись и бодрствующие солдаты, не говоря уж о полудюжине талосов.
При мысли о награде рани Журавль покачал головой, улыбнулся, повернулся к стеклу и громко хлопнул в ладоши:
– Смотритель!
За стеклом появился парящий в воздухе лик.
– Пароль: «кирказон». Чем сегодня порадуешь?
В стекле возникла щекастая, складчатая физиономия Крови.
– Советнику Лемуру следует это выслушать.
Лицо Крови исчезло, уступив место обманчиво-дружелюбной мине на лице Потто.
– Излагай, я ему передам.
– Я предпочел бы…
При виде упрямства Крови Журавль снисходительно заулыбался.
– Сие несущественно. В чем дело?
Журавль подобрался, придвинулся к стеклу ближе.
Как только лицо Крови померкло, а вновь появившийся в стекле смотритель известил доктора, что интересных разговоров у него в запасе более нет, Журавль вновь окунул перо в скляницу.
«Уточнение. Птица вернулась назад по собственной воле. Состояние ее, по сведениям из вторых рук, удовлетворительно».
Спрятав дочиста вытертое перо в пенал, он подул на бумагу, а затем свернул листок пополам – и раз, и другой, и третий, пока письмо не сделалось разве что чуточку больше ногтя большого пальца. Стоило вложить бумажный квадратик в левую, безоружную руку Сфинги, ладонь богини сжалась в кулак, как и правая, сжимавшая рукоять меча.
Вновь улыбнувшись, Журавль спрятал в ящик пенал и оставшуюся бумагу. Не стоит ли перед сном подольше понежиться в ванне? Светочи в ванной комнате хороши (он сам их и устанавливал), и если почитать там около часа, туго свернутый листок бумаги как раз успеет приобрести благородный коричневый оттенок резного дерева, после чего можно со спокойным сердцем ложиться спать. Видя своими глазами, что все в порядке, ничто не упущено, Журавль неизменно испытывал особое удовольствие – удовольствие человека весьма осторожного, дотошного не только по долгу службы, но и по складу характера.
– Спасибо, – заговорил Чистик, усаживаясь на место. – Так-то оно куда лучше. Послушай, патера, ты обращаться с этой штукой умеешь?
– С иглострелом? – пожав плечами, уточнил Шелк. – Стрелять – стрелял, о чем уже рассказывал… но не более.
Чистик плеснул себе еще вина.
– Нет, я про азот. Хотя чего спрашивать, естественно, не умеешь – откуда бы… однако давай сначала про иглострел объясню, – решил он и извлек из кармана собственный иглострел, вдвое больше, массивнее золоченого, украшенного гравировкой оружия в кармане Шелка. – Гляди: у меня он на предохранителе. Тут такой рычажок с обеих сторон…