– Да ты – калека! Хромой! – воскликнул Меченос и, приплясывая, атакуя, парируя, двинулся им навстречу.
– Я повредил лодыжку, – объяснил ему Шелк. – Думаю, спустя пару недель заживет.
Меченос сунул ему в руки рапиру.
– Но начать упражнения должен сию же минуту! Сегодня! Сейчас! Как держать ее, знаешь? Э-э, да ты – левша? Хорошо! Превосходно! Со временем я обучу тебя биться и правой. Да, в правой у тебя трость. Можешь ею парировать, но не колоть и не рубить. Позволь, я тоже возьму трость. Будем на равных. Согласен? Не возражаешь? Так, где у меня… а, вот!
Умопомрачительным прыжком отскочив к стене, старик сдернул с крючьев еще пару рапир и желтую, не толще прутика, трость из того же полированного бамбука, что и клинки рапир.
– Сударь, я не могу биться против тебя с поврежденной лодыжкой, – возразил Шелк. – Мало этого, Капитул относится к подобным занятиям крайне неодобрительно… да и вообще, я ведь тебе вовсе, вовсе не ровня, не говоря уж о том, что мне нечем заплатить тебе за науку.
– Ага! Но Чистик тебе друг? Чистик, а ты что скажешь? Ты же не просто так, на убой, его сюда вел?
Чистик отрицательно покачал головой.
– Он друг мне, а я друг ему, – ответил Шелк и в тот же миг осознал, что это ни больше ни меньше как чистая правда. – И именно поэтому не позволю ему платить за меня.
Меченос понизил голос до шепота:
– Стало быть, не желаешь драться, хроменький-убогий, ножка перевязана… а если на тебя нападут, а? Придется драться, придется. И Чистику тоже придется, раз он твой друг, не так ли? Придется драться, тебя защищать. Ты, стало быть, не желаешь, чтоб он платил за тебя. А как по-твоему, самому ему за тебя платить очень хочется?
С этими словами он бросил Чистику одну из рапир.
– Что, Чистик, в карманах-то пустовато? Добрый воряга, да только вечно на мели, так о тебе говорят? Разве тебе… разве вам обоим не хочется сберечь Чистику прорву денег? Да! О да! Знаю, хочется, и еще как!
Чистик отстегнул от пояса полусаблю и прислонил ее к стенке.
– Если побьем его, он с меня ничего не возьмет, – пояснил он.
– Именно! – воскликнул Меченос, отпрыгивая назад. – Прошу прощения, патера, позволь только брюки снять…
В тот же миг брюки старика соскользнули на пол, и Шелк увидел, что одна из его ног – тоненький, точно веретено, протез из черного полимера с хромированной сталью. Стоило старику прикоснуться к нему, протез тоже упал и откатился в сторону.
– Ну, как тебе мой секрет? – продолжал Меченос, качнувшись на единственной природной ноге, узловатой, в паутине синих прожилок. – Пять! Пять таких отыскать потребовалось! И я их!..
Рискованно балансируя рапирой и тросточкой, он прыгнул к Шелку с Чистиком.
– И я их нашел!
Рапира старика свистнула, рассекая воздух, и Шелк еле успел парировать размашистый рубящий удар в голову.
– Запчастей, говорите, навалом? Как же, поди раздобудь!
Еще один размашистый удар…
– Ну! Не робей!
Чистик рванулся вперед, однако старик неуловимым для глаза движением отвел удар. Треск бамбукового клинка, соприкоснувшегося с теменем Чистика, прозвучал куда громче, звонче вчерашнего выстрела в «Петухе», и Чистик растянулся на парусиновом половике во весь рост.
– Давай! Защищайся, патера!
Какое-то время, едва достаточное для самой краткой молитвы, но растянувшееся до доброй половины ночи, Шелк только этим и занимался, лихорадочно отражая удар за ударом – справа налево, наотмашь, в голову, в шею, в локти, в плечи, в живот… На раздумья град ударов не оставлял ни секунды: какие раздумья, тут бы успеть, успеть! Вскоре он, едва ли не против желания, начал улавливать некую закономерность, ритм, управлявший натиском Меченоса, и обнаружил, что, несмотря на лодыжку, движется заметно быстрее, поворотливее старого фехтовального мастера на одной ноге.
– Хорошо! Хорошо! Атакуй! Хорошо!
Уйдя в защиту, Меченос принялся отражать убийственные удары Шелка, нацеленные в голову и плечи.
– Колоть, колоть не забывай! Гляди!
Молниеносный выпад! Тонкая трость заменила старику недостающую ногу, а кончик его рапиры мелькнул между ног Шелка, затем под левой рукой. В отчаянии Шелк тоже нанес укол, однако острие, отведенное клинком Меченоса, ушло в сторону. Тогда Шелк направил новый, рубящий удар в голову, а едва старик подался назад, рванулся за ним.
– Где ты учился, отрок?
Чистик, осклабившись, потирая макушку, поднялся с пола. Чувствуя себя преданным, Шелк яростно колол, парировал, рубил, отражал ответные атаки старика, не оставлявшие времени ни на разговоры, ни на раздумья – ни на что, кроме боя. Трость с головой львицы он обронил, однако уже не нуждался в ней: боль в лодыжке словно бы сделалась чьей-то чужой, далекой-далекой, присущей не собственному – практически незнакомому телу.
– Хорошо! О, превосходно!
Звонкое «клак-клак-клак» бамбуковых рапир казалось боем барабана самой Сфинги, зовущего людей на войну, дробью кротал, задающих тон танца – танца, каждое па коего необходимо исполнить как можно быстрее.
– Берусь, Чистик! Берусь его поучить! Парень мне по сердцу!
Прыгая, едва не падая, в последний миг опираясь на тонкую тросточку, старик отражал все атаки Шелка легко, беззаботно, с огнем безумной радости в глазах.
В них-то, в эти глаза, Шелк, обезумевший в той же мере, только от злости, и направил очередной укол. Увы, бамбуковый клинок отлетел далеко в сторону, а хлесткий удар тоненькой трости по запястью начисто парализовал кисть. Рапира Шелка упала на парусиновый половик, острие клинка Меченоса уперлось в грудину.
– Ты мертв, патера!
Шелк в изумлении уставился на него, машинально потер запястье и, наконец, сплюнул старику под ноги.
– Ты сжульничал! Мне тростью бить запретил, а сам…
– Да! О да! – Старик подбросил тросточку в воздух и ловко отбил на лету. – Но разве я не сожалею? Разве сердце мое не рвется на части, переполненное стыдом? О, еще как, еще как! Я весь в слезах! Где ты предпочитаешь быть погребенным?
– В бою, патера, правил нет, – негромко сказал Чистик. – Никаких. Один жив, другой мертв, вот и все. Остальное не в счет.
Шелк набрал в грудь воздуха, но тут же опомнился, сглотнул и ответил:
– Понимаю. Поразмыслил бы над одним сегодняшним случаем всерьез – что следовало сделать сразу же, – понял бы много раньше. Разумеется, ты во всем прав, сударь. Вы оба абсолютно правы.
– Где ты учился? – осведомился Меченос. – У кого из мастеров?
– Ни у кого, – чистосердечно признался Шелк. – В детстве мы с товарищами порой рубились мечами из дранки, но настоящей рапиры я не держал в руках никогда.
Меченос, склонив голову на сторону, приподнял кустистую бровь:
– Вот даже так, а? Или, может, ты до сих пор злишься на мою уловку?
Допрыгав до трости Крови, он подхватил ее с пола (причем едва не упал) и бросил Шелку.
– Хочешь дать сдачи? Поквитаться со мной за желание сберечь твою жизнь? Лупи, не стесняйся!
– Разумеется, не хочу, Меченос. Напротив, благодарю тебя от всего сердца, – ответил Шелк, потирая покрытый коростой кровоподтек, оставленный на ребрах кинжалом Мускуса. – Твой урок мне весьма пригодится. Когда я могу прийти снова?
Старик погрузился в раздумья.
– Хорошее знакомство, патера. Стоящее, – заверил Шелка Чистик. – Он ведь любым оружием владеет мастерски, не только клинком. Мальчишка из харчевни за иголками для тебя к нему бегал, понимаешь?
– Утро, день, вечер? – спросил Меченос. – Вечера подойдут? Хорошо! Тогда, скажем, в иераксицу, а?
Шелк согласно кивнул.
– Хорошо, мастер Меченос. В иераксицу, после затени.
Чистик подал старику протез ноги и придержал его за локоть, пока он прилаживал к культе приемную гильзу.
– Видишь? – заметил Меченос, постучав по протезу рапирой. – Видишь, что я заслужил право так поступить? Что меня, было дело, тоже взяли обманом? Видишь, чем заплатил я за доверчивость, когда был так же молод, так же силен, как ты?
Покинув дом, Шелк с Чистиком вновь оказались на знойной, безмолвной улице.
– Сейчас, патера, подыщем тебе паланкин, – сказал Чистик. – Носильщикам заплачу – и пойду. Пора мне.
Шелк улыбнулся:
– Ну если уж я при такой-то лодыжке смог биться с этим чудесным старым безумцем, то домой и подавно дойду. Ступай, Чистик, и да сопутствует тебе благоволение Паса, а за меня не волнуйся. Благодарить тебя за все, сделанное для меня сегодня, даже не пробую: проговори я хоть до утра – и то не смогу… но расквитаюсь с тобой непременно. При первом же случае.
Чистик, осклабившись, хлопнул его по плечу:
– Не торопись, патера. Дело терпит.
– Так, вот эта улочка – Струнная, я ее знаю – должна вывести прямо на Солнечную, а там еще пара шагов на восток, и я у себя в мантейоне. Уверен, у тебя своих дел хватает, а посему – доброй ночи!
Пока Чистик не скрылся из виду, Шелк всеми силами старался идти ровно, но после позволил себе захромать, опираясь на трость Крови. За время поединка с мастером Меченосом он взмок от пота и радовался, что ночной ветер оказался не слишком пронизывающим.
Близится конец осени… Неужто город только вчера смочило дождем? Да, так и есть, вчера. Зима уже на носу, хотя подтверждает сие один лишь вчерашний ливень. По словам многих крестьян, собранный урожай столь скуден, что едва окупил труды: убийственный летний зной с каждым годом держится дольше и дольше, а в нынешнем году жара стояла просто ужасная… и ужасу этому, кстати заметить, не видно конца до сих пор.
А вот и Солнечная! Как ни была она широка, Шелк едва не проморгал нужный поворот. Завтра похороны – последний (возможно, он же и первый) мантейон Дриадели. Вспомнив, что рассказывал о ней Чистик, Шелк пожалел, что не был с нею знаком, хотя бы как Гиацинт. Удалось ли майтере обналичить чек Орхидеи? Надо бы выяснить. Возможно, она оставила записку… ну а насчет подметания мантейона ей напоминать ни к чему. Интересно, найдется ли еще на рынке рута по разумной цене? Нет, не так: найдется ли у торговцев рута вообще, за любые деньги? Скорее всего, да.