– А в эти места мы, патера, обычно бегали жеруху рвать, – сообщила Синель. – Вон туда, дальше по берегу. Из дому выходили до ростени – и вперед. Даже не знаю, сколько раз мне озером при первых лучах солнца довелось любоваться. Если его не видно, так и знай: идти еще далеко… С собой мы набирали бумаги – любой бумаги, какую найдем, смачивали ее как следует, заворачивали нарванную жеруху и скорей в город – продать, пока не завяла. Успеет пожухнуть, только ее целый день и ешь. До сих пор жеруху в рот взять не могу… но покупаю часто. У девчушек на рынке. У таких же девчушек, какой сама была.
– Доброе дело, – заметил Шелк, хотя все его мысли уже были заняты планами на ближайшее будущее.
– Только ее теперь не слишком-то много: большая часть лучших ручьев с жерухой пересохла. Ладно, я ее все равно не ем. Бывает, козам скармливаю, понимаешь? А бывает, просто выбрасываю. И все гадаю, сколькие из тех дам, что покупали ее у меня, проделывали то же самое.
– А я с ней сандвичи делаю, – включилась в беседу женщина, сидевшая рядом с Шелком. – Жеруха, овечий сыр, ржаной хлеб. Только, конечно же, сначала мою ее как следует.
Шелк с улыбкой кивнул.
– На обед в жару идут замечательно.
– У тебя здесь, в Лимне, друзья? – спросила Синель из-за плеча Шелка.
– Родня, – ответила женщина. – Мать мужа сюда переехала. Думает, чистый озерный воздух ей на пользу пойдет. Ну а если родня нам еще и друзья, это ж чудесно, правда?
– И еще как, еще как! А мы друга в Лимне едем искать. Доктор Журавль, не слыхала ли о таком? Ростом мал, довольно смугл, лет пятидесяти, бородка седая клинышком…
– Нет, я с таким не знакома, – поджав губы, ответила женщина, – но если он доктор и живет в Лимне, свекровь его знает наверняка. Спрошу ее.
– Он только что купил здесь домик. Решил оставить практику и уйти на покой, понимаешь? Мой муж помогает ему с переездом, а патера пообещал благословить его новый дом… только я никак не припомню, где это.
– Можно справиться в Хузгадо, на Прибрежной улице, – посоветовал сидящий слева от Синели. – Ему ведь требовалось переписать купчую с продавца на себя.
– А разве здесь тоже есть Хузгадо? – удивилась Синель. – Я думала, Хузгадо только в городе.
– Есть, небольшой, – заверил ее сосед. – Там разбирают кое-какие местные дела да держат под замком горстку мелких преступников. Кто с долгими сроками, тех отправляют в Вирон: своей Аламбреры у нас нет. А еще там занимаются налоговыми списками и купчими.
К этому времени голомерос с пассажирами уже неспешно катил узкой, кривой, вымощенной булыжником улочкой, окаймленной по обе стороны покосившимися бревенчатыми домами с высокими островерхими крышами, то в два, то в три этажа, в большинстве своем не крашенными, да так давно, что дерево посерело от времени. Шелк с Синелью, а также человек, посоветовавший обратиться в Хузгадо, и женщина, готовящая сандвичи с жерухой, сидели на длинной скамье лицом к суше, однако Шелк, оглядываясь за спину, время от времени мог разглядеть меж домов отблески грязной прибрежной воды и одномачтовые рыбацкие лодки с высокой кормой.
– Я не бывал здесь с тех пор, как сам мелюзгой числился, – сообщил он Синели. – Ну и странно же теперь вспоминать, как рыбачил в этих местах пятнадцать лет тому назад… А крылокамень здесь, я смотрю, не в ходу? И даже глинобитного кирпича нигде не видать.
– Рубить деревья по берегам и гнать плотами в Лимну гораздо проще, – объяснил сидящий слева от Синели.
– Понятно. Об этом я как-то не подумал… хотя, разумеется, должен был.
– Большинству подобные мысли не пришли бы в голову вообще.
С этими словами сосед Синели открыл порткарт и извлек изнутри картонный прямоугольник визитной карточки.
– Позволь вручить, патера. Зовут меня Лисом. Я – правовед, адвокат, держу приемную здесь, на Прибрежной. Известен тебе порядок на случай, если попадешь под арест?
Шелк в изумлении вытаращил глаза:
– Под арест?! Оборони нас Мольпа! Надеюсь, до этого не дойдет.
– Я тоже, – заговорил Лис, понизив голос настолько, что Шелк едва смог расслышать его сквозь уличный гомон и скрип осей фургона. – Думаю, все мы надеемся на то же самое. Однако порядок тебе известен?
Шелк отрицательно покачал головой:
– Сумеешь назвать имя и адрес хоть какого-нибудь адвоката, им придется послать за ним – таков закон. Однако, если имени с адресом не назовешь, защитника не получишь, пока родные не узнают, что произошло, и не подыщут кого-нибудь.
– Да-да, понимаю.
– И, главное…
Перегнувшись через ноги Синели, Лис стукнул по колену Шелка пальцем, дабы подчеркнуть важность мысли.
– И, главное, адвокат, держащий приемную в Вироне, здесь, в Лимне, не подойдет. Нужен кто-то из местных. А, как мне известно, они, зная, что некто может вскоре приехать сюда, дожидаются его специально, именно по сей причине, дабы произвести арест здесь. Так что спрячь карточку в карман, патера. На всякий случай. И, если что, покажи им. Лис, Прибрежная улица, прямо под боком, в Лимне, под вывеской с рыжим лисом.
Стоило ему завершить фразу, фургон со скрипом замедлил ход и остановился.
– Все на выход! – заблажил кучер. – Повозки обратно в Вирон – в четыре, в шесть и в восемь. Отправляются прямо отсюда же, да глядите, чтоб не опаздывать!
С этим он двинулся было в конюшню, однако Шелк на пороге ухватил его за рукав.
– Кучер, не будешь ли ты так любезен рассказать кое-что о Лимне? Я совершенно с ней не знаком.
Кучер в задумчивости ущипнул себя за нос.
– В смысле, как город устроен? Да проще простого, патера. Тут тебе не городище вроде Вирона. Главное дело, крепко запомни, где мы сейчас: отсюда тебе назад ехать. Здесь у нас улица Водяная, понимаешь? Можно сказать, самый центр города. Тут, собственно, стоящих внимания улиц всего-то три: Пристанская, Водяная и Прибрежная. Весь городок выстроен вокруг бухты. Загнут вот этак, вроде конской подковы, только не так круто. Понимаешь, о чем толкую? Внутри подковы – Пристанская, а на Пристанской – рынок. Снаружи – Прибрежная. Захочешь на лодке в озеро выйти, ступай, опять же, на Пристанскую: я тебе пару надежных людей могу подсказать. Захочешь поесть, загляни в «Зубатку» или в «На всех парусах». «Ржавый фонарь» тоже очень неплох, если мошна толста. Ночевать здесь останешься?
Шелк покачал головой:
– Нам бы хотелось, если получится, вернуться в Вирон до темноты.
– Значит, тебе к шестичасовому фургону нужно успеть, – посоветовал кучер и двинулся дальше.
– А отчего же ты не спросил, где тут живут советники? – напомнила Синель, как только кучер скрылся в конюшне.
– Если об этом неизвестно ни мне, ни тебе, ни Чистику, стало быть, людей с улицы спрашивать бесполезно, – пояснил Шелк. – Следовательно, Журавлю пришлось доискиваться до этого самому, и нам сегодня очень неплохо бы выяснить, кого он пытался расспрашивать. И, кстати, вряд ли Журавль ехал сюда в одном из общих фургонов, как мы. В сциллицу он для разъездов паланкин нанял.
Синель понимающе кивнула:
– Может, нам разделиться лучше, патера? Ты – по верхам, я – понизу.
– Не совсем понимаю, о чем ты.
– Ты пройдись по приличным заведениям, поговори с людьми почтенными, а я поспрашиваю в местных кабаках. Когда там… э-э… Чистик? Когда он собирался здесь с нами встретиться?
– В четыре часа пополудни, – напомнил Шелк.
– Значит, и мы с тобой встретимся здесь в четыре. Перекусим… вместе с Чистиком, да? И расскажем друг другу, кто что сумел разузнать.
– А ловко ты повела разговор с той женщиной в фургоне! – вспомнил Шелк. – Надеюсь, я справлюсь хоть вполовину так же успешно.
– Но ведь нам это не принесло никакого проку? Держись истины, патера… Шелк? Шелк. Или как можно ближе к истине. По-моему… м-м… обратное дается тебе куда хуже. Что ты собираешься говорить людям?
Шелк потер щеку:
– Я думал над этим в пути. Сдается мне, тут следует исходить из конкретных обстоятельств. К примеру, можно сказать, что нужный человек был свидетелем изгнания демона. Что обряд исполнял я и теперь, поскольку более не бывал в пострадавшем от демона доме, хотел бы узнать у него, не возвращался ли демон, не докучал ли хозяевам вновь.
– Чистая правда… все до последнего слова, – кивнув, подтвердила Синель. – Да, вижу, за тебя волноваться не нужно. Шелк?
Стояла она совсем близко, а в эту минуту, притиснутая к Шелку толпой прохожих, поневоле придвинулась еще ближе, коснулась сосками выдающихся грудей его рубашки.
– Ты ведь не любишь меня, патера. И не полюбил бы, даже если б не знал, что я принадлежу… Чистику? Чистику. А вот Ги любишь, верно? Признайся…
– Я… не должен, – вмиг опечалившись, отвечал Шелк. – Нам ведь запрещено… да и что в моем положении, в положении авгура, можно предложить кому-либо из женщин? Ни денег, ни собственного дома… Просто она, словно… понимаешь, есть ряд вещей, которые мне не выбросить из головы, как ни старайся. Одна из них – Гиацинт.
– Что ж, я ведь – тоже она.
Казалось, быстрое прикосновение губ Синели к губам обожгло, как огнем, а к тому времени, как Шелк опомнился, она уже затерялась среди носильщиков и лоточников, среди спешащих по делам приезжих и неторопливо, враскачку идущих своим путем рыбаков.
– Пр-рощай! До скор-рого, девочка! – каркнул Орев, махнув ей вслед здоровым крылом. – Удачи! Смотр-ри в оба!
Шелк перевел дух и огляделся. Здесь, у ближайшего к Вирону края, озеро Лимна взрастило собственный городок, вроде бы принадлежащий большому городу, но в то же время странным образом от него отделенный.
Вернее сказать (указательный и средний пальцы, будто по собственной воле, принялись не спеша вычерчивать круги на щеке), это озеро Лимна, отступая, утащило с собою частичку Вирона. Когда-то вдоль берега озера – подобно Пристанской улице, как ее здесь называют, – тянулась Орилья, а в свое время такой же мощеной прелюдией к пристаням, чередой подступавших к самой воде зданий со стороны суши, судя по названию, была Прибрежная. Затем, по мере того как озеро усыхало, на свет появилась Водяная – та самая улица, посреди коей стоял Шелк, но после, очевидно, два-три десятка ле