Вам знакомы герои не только тех произведений, которые есть в хрестоматии, – для увлечённого читателя и зрителя круг этих героев необозримо велик. И всё же в бесконечной череде героев привлекает не их разнообразие, а то, что любимые герои этих книг отличаются качествами, которые и взрослые и дети любили и ценили во все века. Это смелость, отвага, честность, решительность, сила, благородство, находчивость… Перечень положительных качеств вы и сами можете продолжить. Они более всего свойственны героям книг о необычных событиях – о путешествиях и приключениях. Однако эти качества, как убеждают нас авторы, не всегда приносят человеку удачу или богатство. Они могут даже погубить человека. А удачу и богатство могут принести не только трудолюбие и настойчивость, но даже подлость и хитрость.
Вам, юным читателям, предстоит и в жизни постоянно принимать мелкие и крупные решения, использовать какие-то свои качества и их совершенствовать. Уроки героев прочитанных книг – это примеры, которые могут что-то подсказать читателю.
Поведение героя во многом определяется обстоятельствами и тем, какие люди его окружают. Если Илья Муромец побеждает, то победу ему приносят не только его личные качества, но и та нравственная поддержка, которую он имеет от своего окружения, и ощущение своего нравственного превосходства.
Герой всегда среди других героев: его окружают друзья и враги – в любом уголке нашей планеты и в пространствах космоса. И как бы ни хотел каждый из нас быть независимым, мы тесно и неразрывно связаны с нашим окружением. Каждый писатель умеет показать, как возникают и рушатся эти связи, как сталкиваются интересы разных людей, как влияют на их отношения характеры и обстоятельства.
В жизни мы сами выбираем себе друзей, ссоримся и миримся с ними, а в каждом из поступков проявляем свой характер и свои взгляды. Писатель отбирает в массе самых различных событий только те, которые более всего помогают понять его героев. Мы уже наблюдали за тем, как тесно связаны герой и сюжет, но в каждом сюжете герой связан и с другими героями.
1. Есть ли среди героев, с которыми вы встретились, читая книги, такие, которых можно назвать эгоистами? А как вы понимаете это слово?
2. Как оценивали поступки Гека Финна близко знавшие его люди?
3. Как вы оцениваете команду «Таинственного острова»? Можно ли назвать их только «друзьями по несчастью» или они были настоящими друзьями?
1. Какие художественные приёмы помогают понять отношение автора к своим героям? Выберите для доказательства любое произведение.
2. Какие художественные приёмы помогают осознать, какие отношения связывают Тома и Гека?
1. Покажите связь героя с сюжетом. Как эта связь помогает понять, что герой обязательно связан с другими героями?
2. Чему учит сказка-притча «Маленький принц»? Попробуйте ответить на этот вопрос, используя слова данного произведения.
Литература XX века
А. Т. Аверченко. Максим Горький. А. С. Грин. К. Г. Паустовский. Фазиль Искандер.
Читателям XXI века
Попробуйте спросить у своих родителей, когда они читали больше книг – сейчас или в школьные годы. Вам, наверное, ясен их ответ. Главный читатель художественной литературы прежде всего тот, кто учится: в школе, вузе – в любом учебном заведении. Конечно, многие остаются страстными читателями всю жизнь. И хотя молодое поколение все активней переходит из разряда читателей в разряд слушателей и зрителей, всё же XX век можно было бы назвать веком победы юного читателя.
Потребность обращения к книге – несомненный признак культуры человека. Общение с ровесниками и друзьями по поводу прочитанных книг – одно из самых благородных занятий людей всех возрастов.
Спросите себя как читателя: что я успел прочесть? Что собираюсь читать в XXI веке? Что для меня чтение – обязанность или потребность общения с самыми умными друзьями, которых мне дарит жизнь, – писателями и их героями?
Нередко, увлекшись чтением, мы жалеем, что произведение подходит к концу. И это искреннее чувство любого читателя понял немецкий писатель Михаэль Эндэ. Когда герой его «Бесконечной книги» – мальчик Бастиан «глядел на заглавие книги, его бросало то в жар, то в холод. Вот оно, о чём он всегда мечтал: книга, которая никогда не кончается!». Наверное, и вам знакомо это чувство, когда вы читаете интересную книгу: так хочется узнать, чем всё кончится, и так же сильно, а может быть, ещё сильнее, хочется, чтобы книга никогда не кончалась!
Аркадий Тимофеевич Аверченко(1881–1925)
«Счастьем для таланта Аверченко, – писал А. И. Куприн, – было то, что он… побродил и потолкался по свету. В его памяти запечатлелось ставшее своим множество лиц, говоров, метких слов и оборотов, включая сюда и неуклюже-восхитительные капризы детской речи. И всем этим богатством он пользовался без труда, со свободой дыхания».
Писательская звезда А. Т. Аверченко взошла стремительно. В 1905 году он был безвестным служащим в Харькове, а через три года – редактором и ведущим автором самого популярного юмористического журнала в России «Сатирикон». Один за другим выходят сборники его рассказов. В театрах ставят его юмористические пьесы и скетчи[29].
Особенно добрые чувства вызывали у писателя дети. У него есть цикл рассказов «О маленьких – для больших».
Рассказ Аверченко «Смерть африканского охотника», который мы предлагаем вам прочитать, назван необычно. Его главы говорят о первом и втором разочаровании, которые предшествуют этой мнимой смерти, а на самом деле юный читатель только потерял часть своих иллюзий, своих заблуждений, так и оставшись тем же читателем-фантазёром – «африканским охотником».
Нередко критики видели в творчестве Аверченко традиции Марка Твена и Чехова. Отмечая его бодрый, заразительный и искренний смех, некоторые современники считали его единственным русским юмористом.
Смерть африканского охотника
Мои родители жили в Севастополе, чего я никак не мог понять в то время: как можно было жить в Севастополе, когда существуют Филиппинские острова, южный берег Африки, пограничные города Мексики, громадные прерии Северной Америки, мыс Доброй Надежды, реки Оранжевая, Амазонка, Миссисипи и Замбези?..
Меня, десятилетнего пионера[30] в душе, местожительство отца не удовлетворяло.
А занятие? Отец торговал чаем, мукой, свечами, овсом и сахаром.
Конечно, я ничего не имел против торговли… но вопрос: чем торговать? Я допускал торговлю кошенилью[31], слоновой костью, выменянной у туземцев на безделушки, золотым песком, хинной коркой, драгоценным розовым деревом, сахарным тростником… Я признавал даже такое опасное занятие, как торговля чёрным деревом (негроторговцы так называют негров).
Но мыло! Но свечи! Но пиленый сахар!
Проза жизни тяготила меня. Я уходил на несколько вёрст от города и, пролёживая целыми днями на пустынном берегу моря, у подножия одинокой скалы, мечтал…
Пиратское судно решило пристать к этому месту, чтобы закопать награбленное сокровище: скованный железом сундук, полный старинных испанских дублонов, гиней, золотых бразильских и мексиканских монет и разной золотой, осыпанной драгоценными камнями утвари…
Грубые голоса, загорелые лица, хриплый смех и ром, ром без конца…
Я, спрятавшись в одному мне известном углублении на верхушке скалы, молча слежу за всем происходящим: мускулистые руки энергично роют песок, опускают в яму тяжёлый сундук, засыпают его и, сделав на скале таинственную отметку, уезжают на новые грабежи и приключения. Одну минуту я колеблюсь: не примазаться ли к ним? Хорошо поездить вместе, погреться под жарким экваториальным солнцем, пограбить мимо идущих «купцов», сцепиться на абордаж с английским бригом, дорого продавая свою жизнь, потому что встреча с англичанами – верный галстук на шею.
С другой стороны, можно к пиратам и не примазываться. Другая комбинация не менее заманчива: вырыть сундук с дублонами, притащить к отцу, а потом купить на «вырученные деньги» фургон, в которых ездят южноафриканские боэры, оружия, припасов, нанять нескольких охотников для компании да и двинуться на африканские алмазные поля.
Положим, отец и мать забракуют Африку! Но Боже ты мой! Остаётся прекрасная Северная Америка с бизонами, бесконечными прериями, мексиканскими вакеро и раскрашенными индейцами. Ради такой благодати стоило бы рискнуть скальпами – ха-ха!
Солнце накаливает морской песок у моих ног, тени постепенно удлиняются, а я, вытянувшись в холодке под облюбованной мною скалой, книга за книгой поглощаю двух своих любимцев: Луи Буссенара и капитана Майн Рида.
«…Расположившись под тенью гигантского баобаба, путешественники с удовольствием вдыхали вкусный аромат жарившейся над костром передней ноги слона. Негр Геркулес сорвал несколько плодов хлебного дерева и присоединил их к вкусному жаркому. Основательно позавтракав и запив жаркое несколькими глотками кристальной воды из ручья, разбавленной ромом, наши путешественники и т. д.».
Я глотаю слюну и шепчу, обуреваемый завистью:
– Умеют же жить люди! Ну-с… позавтракаем и мы.
Из тайного хранилища в расселине скалы я вынимаю пару холодных котлет, тарань, кусок пирога с мясом, бутылку бузы и – начинаю насыщаться, изредка поглядывая на чистый морской горизонт: не приближается ли пиратское судно?
А тени всё длиннее и длиннее…
Пора и в свой блокгауз на Ремесленной улице.
Я думаю, – скала эта на пустынном берегу стоит и до сих пор, и расселина сохранилась, и на дне её, вероятно, ещё лежит сломанный ножик и баночка с порохом – там всё по-прежнему, а мне уже тридцать два года, и всё чаще кто-нибудь из добрых друзей восклицает с радостным смехом:
– Гляди-ка! А ведь у тебя тоже появился седой волос.
Не знаю, кто из нас был большим ребёнком, – я или мой отец. Во всяком случае, я, как истый краснокожий, не был бы способен на такое бурное проявление восторга, как отец в тот момент, когда он сообщил мне, что к нам едет настоящий зверинец, который пробудет всю Святую неделю и, может быть (в этом месте отец подмигнул с видом дипломата, разоблачающего важную государственную тайну), останется и до мая.
Внутри у меня всё замерло от восторга, но наружно я не подал виду.
Подумаешь, зверинец! Какие там звери? Небось, и агути нет, и гну, и анаконды – матери вод, не говоря уж о жирафах, пеккари и муравьедах.
– Понимаешь – львы есть! Тигры! Крокодил! Удав! Укротители и хозяин у меня кое-что в лавке покупают, так говорили. Вот это, брат, штука! Индеец там есть – стрелок, и негр.
– А что негр делает? – спросил я с побледневшим от восторга лицом.
– Да уж что-нибудь делает, – неопределённо промямлил отец. – Даром держать не будут.
– Какого племени?
– Да племени, брат, хорошего, сразу видно. Весь чёрный, как ни поверни. На первый день Пасхи пойдём – увидишь.
Кто поймёт моё чувство, с которым я нырнул под красную кумачовую с жёлтыми украшениями отделку балагана? Кто оценит симфонию звуков хриплого аристона, хлопанья бича и потрясающего рёва льва? Где слова для передачи сложного дивного сочетания трёх запахов: львиной клетки, конского навоза и пороха?..
Эх, очерствели мы!..
Однако когда я опомнился, многое в зверинце перестало мне нравиться.
Во-первых – негр.
Негр должен быть голым, кроме бёдер, покрытых яркой бумажной материей. А тут я увидел профанацию: негра в красном фраке, с нелепым зелёным цилиндром на голове. Во-вторых, негр должен быть грозен. А этот показывал какие-то фокусы, бегал по рядам публики, вынимая из всех карманов замасленные карты, и вообще относился ко всем очень заискивающе.
В-третьих – тяжёлое впечатление произвел на меня Ва-пити, – индеец, стрелок из лука. Правда, он был в индейском национальном костюме, украшен какой-то шкурой и утыкан перьями, как петух, но… где же скальпы? Где ожерелье из зубов серого медведя-гризли?
Нет, всё это не то.
И потом: человек стреляет из лука – во что? – в чёрный кружок, нарисованный на деревянной доске.
И это в то время, когда в двух шагах от него сидят его злейшие враги, бледнолицые!
«Стыдись, Ва-пити, краснокожая собака! – хотел сказать я ему. – Твое сердце трусливо, и ты уже забыл, как бледнолицые отняли у тебя пастбище, сожгли вигвам и угнали твоего мустанга. Другой порядочный индеец не стал бы раздумывать, а влепил бы сразу парочку стрел в физиономию вон тому акцизному чиновнику, сытый вид которого доказывает, что гибель вигвама и угон мустанга не обошлись без его содействия».
Увы! Ва-пити забыл заветы своих предков. Ни одного скальпа не содрал он сегодня, а просто раскланялся на аплодисменты и ушёл. Прощай, трусливая собака!
Чем дальше, тем больше падало моё настроение: худосочная девица надевала себе на шею удава, будто это был вязаный шерстяной платок.
Живой удав – и он стерпел это, не обвил негодницу своими смертоносными кольцами? Не сжал её так, чтобы кровь из неё брызнула во все стороны?! Червяк ты несчастный, а не удав!
Лев! Царь зверей, величественный, грозный, одним прыжком выносящийся из густых зарослей и, как гром небесный, обрушивающийся на спину антилопы… Лев, гроза чернокожих, бич стад и зазевавшихся охотников, прыгал через обруч! Становился всеми четырьмя лапами на раскрашенный шар! Гиена становилась передними ногами ему на круп!..
Да будь я на месте этого льва, я так тяпнул бы этого укротителя за ногу, что он другой раз и к клетке близко бы не подошёл.
И гиена тоже обнаглела, как самая последняя дрянь…
Прошу не осуждать меня за кровожадность… Я рассуждал, так сказать, академически.
Всякий должен делать своё дело: индеец – снимать скальп, негр – есть попавших к нему в лапы путешественников, а лев – терзать без разбору того, другого и третьего, потому что читатель должен понять: пить-есть всякому надо.
Теперь я и сам недоумеваю: что я надеялся увидеть, явившись в зверинец? Пару львов, вырвавшихся из клетки и доедающих в углу галёрки не успевшего удрать матроса? Индейца, старательно снимающего скальпы со всего первого ряда обезумевших от ужаса зрителей? Негра, разложившего костёр из выломанных досок слоновой загородки и поджаривающего на этом костре мучного торговца Слуцкина?
Вероятно, это зрелище было бы единственное, которое меня бы удовлетворило…
А когда мы выходили из балагана, отец сообщил мне ликующим тоном:
– Представь себе, я пригласил сегодня вечером к нам в гости хозяина, индейца и негра. Повеселимся.
Это была та же отцовская черта, которая приводила его к покупке на базаре каракатиц, которых мы потом вдвоём с отцом и съедали. Я – из любви к приключениям, он – из желания доказать всем домашним, что покупка его не носит определённого характера бессмысленности.
– Да-с. Пригласил. Интересные люди.
С таким видом, вероятно, Ротшильд теперь приглашает к себе Шаляпина.
Дух меценатства свил себе в отце прочное гнездо.
Удар за ударом!
Индеец Ва-пити и негр Башелико явились к нам в серых пиджаках, которые сидели на них, как перчатка на карандаше. Они по примеру хозяина зверинца христосовались с отцом и мамой.
Негр – каннибал – христосовался!
Краснокожая собака – Ва-пити, которого засмеяли бы индейские скво (бабы), – христосовался!
Боже, Боже! Они ели кулич. После жареного миссионера – кулич! А грозный индеец Ва-пити мирно съел три крашеных яйца, измазав себе всю кирпичную физиономию синим и зелёным цветом. Это – вместо раскраски в цвета войны…
Кончилось тем, что отец, хватив киевской наливки свыше меры, затянул «Виют витры, виют буйны», а индеец ему подтягивал!!
А негр танцевал с тёткой польку-мазурку… Правда, при этом ел её, но только глазами…
И в это время играл не тамтам, а торбан под умелой рукой отца.
А грозный немец, хозяин зверинца, просто спал, забыв своих львов и слонов.
Утром, когда ещё все спали, я встал и, надев фуражку, тихо побрёл по берегу бухты.
Долго брёл, грустно брёл.
Вот и моя скала, вот и расселина – моё пище– и книгохранилище.
Я вынул Буссенара, Майн Рида и уселся у подножия скалы. Перелистал книги… в последний раз.
И со страниц на меня глядели индейцы, поющие: «Виют витры, виют буйны», глядели негры, танцующие польку-мазурку под звуки хохлацкого торбана, львы прыгали через обруч, и слоны стреляли хоботом из пистолета…
Я вздохнул.
Прощай, моё детство, моё сладкое, изумительно интересное детство…
Я вырыл в песке под скалой яму, положил в неё все томики француза Буссенара и англичанина капитана Майн Рида, засыпал эту могилу, встал и выпрямился, обведя горизонт совсем другим взглядом… Пиратов не было и не могло быть; не должно быть.
Мальчик умер.
Вместо него – родился юноша.
В слонов лучше всего стрелять разрывными пулями.
……………………………….
1. Почему героя удручало то, что он живёт не в Мексике или на Амазонке, а в Севастополе? Как вы это объясните?
2. Почему герой, имени которого мы не знаем, называет себя «десятилетний пионер»?
3. Объясните, как вы поняли фразу: «Проза жизни тяготила меня».
4. Чем герой пытался спастись от «прозы жизни»?
5. Каким было его «первое разочарование»?
6. Чем было вызвано «второе разочарование»?
7. Когда наступила «смерть африканского охотника» и наступила ли?
1. Сравните причины первого и второго разочарования героя рассказа.
2. Как «смерть африканского охотника» связана с разочарованием в том, что его окружает?
1. Объясните название рассказа. Почему наступила «смерть африканского охотника»?
2. Что означает последняя фраза рассказа: «В слонов лучше всего стрелять разрывными пулями»? Выберите верный ответ или добавьте свой:
а) герой так и остался «африканским охотником»;
б) после колебания герой вернулся к своему любимому занятию – фантазиям по поводу прочитанных книг – опять стал «африканским охотником»;
в) герой с грустью вспомнил о лучших минутах своих «охотничьих» увлечений;
г) его так и не покинуло увлечение заботами «африканского охотника».
3. В какой словарик могут быть внесены слова: тамтам, хохлацкий торбан, хриплый аристон?
4. Как вы думаете, почему в рассказе нет имени героя, а его название обманывает нас?