Литература. 7 класс. Учебник-хрестоматия. В двух частях. Часть 2(Автор-составитель Т. Ф. Курдюмова)
Литература XIX века
Басня. Баллада. Роман. Поэма. Сатира.
Из истории жанра сатиры
Стихотворная сатира возникла из названия развлекательного сборника «Сатуры» (смесь, всякая всячина), в котором были помещены басни и разного рода стихотворения, а также впервые появились шутливые нападки на конкретных лиц. Это произошло еще до нашей эры в Древнем Риме. Создал этот сборник поэт Энний.
В последующие века сатира становится чрезвычайно популярной. Слово «сатира» стало использоваться для обозначения произведения искусства, в котором осмеиваются порочные явления действительности, содержится резкое обличение. В сатирических произведениях часто используется такой художественный прием, как гротеск – сочетание фантастики с реальными, но сильно преувеличенными бытовыми жизненными явлениями. Сатира так и осталась «всякой всячиной»: она воплощается в самых различных жанрах, и та энергия смеха, которая ей присуща, делает ее грозным оружием.
Вспомним строки Пушкина:
О муза пламенной сатиры!
Приди на мой призывный клич!
Не нужно мне гремящей лиры,
Вручи мне Ювеналов бич!..
Среди сатириков именно Ювенал (ок. 60 – ок. 127 гг. н. э.) «вспыхнул, – как пишет современный автор, – во времена упадка Рима как грозная комета». Его 16 сатир остались в веках и вызвали отклик в последующей литературе.
Общепризнанный законодатель литературных правил Буало (1636–1711) в своем теоретическом трактате в стихах «Поэтическое искусство» пишет, что жанр сатиры нужнее обществу, чем ода.
Так мы утверждаемся в мысли, что в литературе существует жанр сатиры.
Однако в России XVIII века сатирическая стихия охватила множество жанров – это и собственно стихотворные сатиры, и басни, и эпиграммы, и прозаические произведения, и пародии.
Те, на кого была направлена критика, содержащаяся в сатирическом произведении, обычно реагировали очень активно, а иногда и забавно. Так, В. К. Тредиаковский заканчивает свой стихотворный ответ критику словами:
Когда, по-твоему, сова и скот уж я,
То сам ты нетопырь и подлинно свинья!
Но часто сатира вызывала очень жесткую и даже жестокую реакцию. Так, Екатерина II полемизировала с обличителями власти на страницах журналов и в собственных комедиях. Но она же отвечала на строки обличения репрессиями: Н. И. Новиков и А. Н. Радищев были арестованы и сурово наказаны.
Как же оценивали сатиру и ее возможные виды современники Пушкина?
В. А. Жуковский в статье «О сатире и сатирах Кантемира» утверждал: «Насмешка сильнее всех философских убеждений опровергает упорный предрассудок и действует на порок: осмеянное становится в глазах наших низким».
Через несколько лет в «Словаре древней и новой поэзии» указывалось, что «форма сатиры сама по себе не заслуживает большого внимания, – иногда бывает она эпическою, иногда драматическою, иногда имеет название речи, эпистолы и пр.».
Пора расцвета сатиры как жанра – начало XIX века. Затем «сатира ушла в прозу» и получила свое высшее выражение в произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина. Однако она живет и по сей день не столько как жанр, который мало употребляется, сколько как самостоятельное направление в литературе. Есть литературоведы, которые утверждают, что сатира, подобно эпосу, лирике и драме, является равноправным родом литературы.
1. Как вы определите жанр таких стихотворений Пушкина:
История стихотворца
Внимает он привычным ухом
Свист;
Марает он единым духом
Лист;
Потом всему терзает свету
Слух;
Потом печатает – и в Лету
Бух!
Совет
Поверь: когда слепней и комаров
Вокруг тебя летает рой журнальный,
Не рассуждай, не трать учтивых слов,
Не возражай на писк и шум нахальный:
Ни логикой, ни вкусом, милый друг,
Никак нельзя смирить их род упрямый.
Сердиться грех – но замахнись и вдруг
Прихлопни их проворной эпиграммой.
2. Прочитайте стихотворение Н. А. Некрасова «Современная ода». К какому жанру вы его отнесете?
3. Прочитайте фрагмент стихотворения Н. А. Некрасова. Как вы определите его жанр?
Портреты
Подчас взойдет случайно в моду
Поэт, актер иль музыкант,
Который сам не думал сроду,
Что дал Господь ему талант.
Но вот о нем все закричали
И докричались до того,
Что бюст счастливца изваяли,
Великим назвали его…
А он?.. Он с бюстом чудно сходен:
Он так же точно, как и бюст,
Формально никуда не годен,
Ни в чем не грешен, тих и пуст!
С кого не пишем мы портретов?..
Богач, без мозга, без души,
Нам задал несколько обедов —
Скорей портрет с него пиши!
Тотчас чудес о нем наскажут,
Опишут жизнь его в два дни
И исторически докажут,
Что он Горацию сродни.
Полна хвалами биографья,
Где строчка каждая ложна
И где жена его Агафья
Агатой важно названа…
4. Можно ли назвать сатирой «Плач о неполучении жалованья» П. С. Политковского? Патрикий Симонович Политковский не был литератором. Это чиновник департамента податей и сборов, друг поэта М. В. Милонова, который сейчас мало известен.
Плач о неполучении жалованья(Написано экспромтом в конце 1811 года)
Бесплодно дни мои считаю,
Надежды в будущем не зрю:
Два месяца не получаю,
Увы! Вотще служу царю!
Начальство в жребий мой не входит,
Само бо ест и пиет всласть,
А брата нашего доводит
Терпети горе и напасть.
Придется умереть от стужи,
Коль с гладу умереть не мог:
Вся плоть моя почти наружи,
И пальцы лезут из сапог.
А ты, любезная отчизна,
Котору буду век любить,
На все в тебе дороговизна,
За гривну нечего купить.
Блажен, кто мелочным товаром
Торгует в лавочке простой
Или владеющий амбаром
И кучей в нем кулей с мукой!
День со дня цену прибавляют,
Они блаженствуют одни,
Купцы карманы набивают
В военные и мирны дни.
Итак, не лучше ль мне приняться
За их невинно ремесло,
Чем жалованья дожидаться
И плакать в первое число.
5. Прочитайте начало и конец «Сатиры первой» А. А. Шаховского, драматурга конца XVIII – начала XIX века. Какие признаки сатиры вы видите в этих строках?
Сатира первая
Мольер![1] Твой дар, ни с чьим на свете не сравненный,
В отчаянье меня приводит всякий раз,
Как, страстью сочинять, к несчастью, ослепленный,
Я за тобой хочу взобраться на Парнас.
Комедию пишу, тружусь, соображаю,
По правилам твоим мой план располагаю,
Характер, драмы ход, развязку, разговор —
Все, все обдумаю и сам собой доволен:
Мне кажется, мой слог приятен, чист и волен,
Смешного множество, прелестный шуток сбор,
И, словом, все в моей комедии мне мило.
Но на столе моем, как будто на беду,
Нечаянно твои творения найду,
Невольно разверну, прочту, вздохну уныло,
Новорожденное дитя мое беру,
Бешусь, кляну его и в лоскутки деру.
Так ты один, Мольер, без злобы и без шутства,
Смеяся над людьми, умел людей смешить!
……………………………….
Почто, Мольер, в наш век ты не родился?
Здесь твоему перу труда довольно есть.
Или когда б со мной умом ты поделился,
Я б пользу сделал всем, себе – бессмертну честь.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин(1826–1889)
Михаил Евграфович Салтыков родился в Тверской губернии в селе Спас-Угол. Его детство и отрочество прошли среди «повседневного ужаса» крепостного быта и сложных отношений в семье, которые никак не назовешь доброжелательными. Годы учения были удачнее: Салтыков окончил Царскосельский лицей, в котором ранее учился Пушкин, и был избран, согласно царившему там обычаю, «Пушкиным» тринадцатого выпуска, то есть самым литературно одаренным учеником.
Юноша не только писал стихи. М. Е. Салтыков отличался способностью к делам, которые принято называть административными. Он был талантливым организатором. Даже высылка в Вятку за смелые повести «Противоречия» и «Запутанное дело» на целые восемь лет не остановила ни литературной, ни административной деятельности. В Вятке он был чиновником по особым поручениям при губернаторе, а затем и советником губернского правления. Поездки по Вятскому краю обогатили писателя и наполнили его произведения суровыми фактами народной жизни.
Смерть Николая I прервала ссылку. Салтыков возвращается в столицу. В печати появляется новое имя: выходят «Губернские очерки» под псевдонимом Н. Щедрин. В эти же годы он женится на дочке вятского вице-губернатора. Считается, что среди жен русских писателей XIX века были две изумительные красавицы: Наталья Николаевна Гончарова (жена Пушкина) и Елизавета Аполлоновна Болтина (жена Салтыкова-Щедрина). Однако все то, что глубоко презирал писатель, нашло воплощение в его горячо любимой, но абсолютно чуждой по взглядам жене. «У жены моей идеалы не весьма требовательные. Часть дня (большую) в магазине просидеть, потом домой с гостями придти, и чтоб дома в одной комнате много-много изюма, в другой – много-много винных ягод, в третьей – много-много конфект. А в четвертой – чай и кофе. И она ходит по комнатам и всех потчует, а по временам заходит в будуар и переодевается». Таковы горькие, доброжелательные и насмешливые раздумья Щедрина о своей семейной судьбе в самом конце жизни.
Салтыков был вице-губернатором в Рязани, затем в Твери, возглавлял Казенные палаты в Пензе, Туле, Рязани. Везде он пытался поддержать честных чиновников и ограничить взяточников и казнокрадов. Эти действия постоянно вызывали град доносов, и уже в 1868 году писатель получает отставку с запретом заниматься государственной службой.
Отныне вся его жизнь связана с литературой. Через год в журнале «Отечественные записки» появляются первые сказки Салтыкова-Щедрина. После смерти Некрасова он становится редактором журнала вплоть до его закрытия. Создаются бессмертные произведения – «История одного города», «Господа Головлевы» и многие другие. Продолжается создание сказок.
Годы и болезнь брали свое. В 1889 году Салтыков-Щедрин скончался. По завещанию его похоронили рядом с могилой Тургенева на Волковом кладбище в Петербурге.
Сатирик по природе, Щедрин обладал даром комизма. Он владел страшным оружием – смехом; более того, всеми формами смеха. Эти формы многообразны – от мягких и светлых, которые вы встретите на страницах сказки о двух генералах и мужике, до мрачных и жестких. Таков, например, «Разговор Свиньи с Правдой»: само название дает понять, как резко ставит вопросы автор.
Салтыков-Щедрин обращался к фольклорным традициям для создания произведений, обличающих недостатки современной ему жизни. Фантастика и вымысел соседствуют с реальностью, создавая неповторимый мир щедринских «Сказок», одну из которых вы сейчас будете читать.
Творчество Щедрина характеризуется объединением, сцеплением малых произведений в сборник или цикл произведений. Именно стремление быть «летописцем минуты» вызывало такое накопление мелких деталей для создания более общей картины. «Эзопов язык» произведений, который сочетался с яркой эмоциональностью и выразительностью его сатиры, был рассчитан на понимание того, кого он называл «читателем-другом». Картина России в его произведениях получалась впечатляющая. «Невозможно, – утверждал М. Горький, – понять историю России во второй половине XIX века без помощи Щедрина…»
Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил
Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени – по щучьему велению, по моему хотению – очутились на необитаемом острове.
Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре, там родились, воспитались и состарились – следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».
Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
– Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, – сказал один генерал, – вижу будто живу я на необитаемом острове…
Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.
– Господи! да что ж это такое! где мы! – вскрикнули оба не своим голосом.
И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия[2]. Однако, как ни старались уверить себя, что все это не больше как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.
Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру. Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.
– Теперь бы кофейку испить хорошо! – молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука приключилась, и во второй раз заплакал.
– Что же мы будем, однако, делать? – продолжал он сквозь слезы, – ежели теперича доклад написать – какая польза из этого выйдет?
– Вот что, – отвечал другой генерал, – подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.
Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, – и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все стороны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.
– Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! – сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов[3] учителем каллиграфии[4] и, следовательно, был поумнее.
Сказано – сделано. Пошел один генерал направо и видит – растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть – ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке[5], так и кишит, и кишит.
«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» – подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.
Зашел генерал в лес – а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.
– Господи! еды-то! еды-то! – сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.
Делать нечего, пришлось возвращаться в условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.
– Ну что, ваше превосходительство, промыслил что-нибудь?
– Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей»[6], и больше ничего!
Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днем плоды, рябчики, тетерева, зайцы.
– Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? – сказал один генерал.
– Да, – отвечал другой генерал, – признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!
– Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить… Только как все это сделать?
– Как все это сделать? – словно эхо, повторил другой генерал.
Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.
– Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! – сказал один генерал.
– Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! – вздохнул другой генерал.
Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они медленно начали подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг, оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.
– С нами крестная сила! – сказали оба они разом, – ведь этак мы друг друга съедим!
– И как мы попали сюда! Кто тот злодей, который над нами такую шутку сыграл!
– Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! – проговорил один генерал.
– Начинайте! – отвечал другой генерал.
– Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?
– Странный вы человек, ваше превосходительство; но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?
– Но отчего же не допустить такую перестановку: сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?
– Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: «Вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать – и спать пора!»
Но упоминание об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.
– Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться, – начал опять один генерал.
– Как так?
– Да так-с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда, наконец, соки совсем не прекратятся…
– Тогда что ж?
– Тогда надобно пищу какую-нибудь принять…
– Тьфу!
Одним словом, о чем бы ни начинали генералы разговор, он постепенно сводился на воспоминания об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили: разговоры прекратить и, вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.
«Вчера, – читал взволнованным голосом один генерал, – у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и „шекснинска стерлядь золотая“[7], и питомец лесов кавказских – фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника…»
– Тьфу ты, Господи! да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? – воскликнул в отчаянии другой генерал и, взяв у товарища газету, прочел следующее:
«Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав, Б.), был в здешнем клубе фестиваль[8]. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая…»
– Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! – прервал первый генерал и, взяв, в свою очередь, газету, прочел:
«Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же от огорчения печень его увеличится…»
Генералы поникли головами. Все, на что бы они ни обратили взоры, – все свидетельствовало об еде. Собственные их мысли злоумышляли против них, ибо, как они ни старались отгонять представления о бифштексах, но представления эти пробивали себе путь насильственным образом.
И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…
– А что, ваше превосходительство, – сказал он радостно, – если бы нам найти мужика?
– То есть как же… мужика?
– Ну да, простого мужика… какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!
– Гм… мужика… но где же его взять, этого мужика, когда его нет?
– Как нет мужика – мужик везде есть, стоит только поискать его! Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы отлынивает!
Мысль эта до того ободрила генералов, что они вскочили как встрепанные и пустились отыскивать мужика.
Долго они бродили по острову без всякого успеха, но наконец острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навел их на след. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было.
– Спишь, лежебок! – накинулись они на него, – небось и ухом не ведешь, что тут два генерала вторые сутки с голода умирают! сейчас марш работать!
Встал мужичина: видит, что генералы строгие. Хотел было дать от них стречка, но они так и закоченели, вцепившись в него.
И зачал он перед ними действовать.
Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам по десятку самых спелых яблоков, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле – и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку – и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «Не дать ли и тунеядцу частичку?»
Смотрели генералы на эти мужицкие старания, и сердца у них весело играли. Они уже забыли, что вчера чуть не умерли с голоду, а думали: «Вот как оно хорошо быть генералами – нигде не пропадешь!»
– Довольны ли вы, господа генералы? – спрашивал между тем мужичина-лежебок.
– Довольны, любезный друг, видим твое усердие! – отвечали генералы.
– Не позволите ли теперь отдохнуть?
– Отдохни, дружок, только свей прежде веревочку.
Набрал сейчас мужичина конопли, размочил в воде, поколотил, помял – и к вечеру веревка была готова. Этою веревкою генералы привязали мужичину к дереву, чтоб не убег, а сами легли спать.
Прошел день, прошел другой; мужичина до того изловчился, что стал даже в пригоршне суп варить. Сделались наши генералы веселые, рыхлые, сытые, белые. Стали говорить, что вот здесь они на всем готовом живут, а в Петербурге между тем пенсии ихние всё накапливаются да накапливаются.
– А как вы думаете, ваше превосходительство, в самом ли деле было Вавилонское столпотворение[9] или это только так, одно иносказание? – говорит, бывало, один генерал другому, позавтракавши.
– Думаю, ваше превосходительство, что было в самом деле, потому что иначе как же объяснить, что на свете существуют разные языки?
– Стало быть, и потоп был?
– И потоп был, потому что в противном случае как же было бы объяснить существование допотопных зверей? Тем более что в «Московских ведомостях» повествуют…
– А не почитать ли нам «Московских ведомостей»?
Сыщут нумер, усядутся под тенью, прочтут от доски до доски, как ели в Москве, ели в Туле, ели в Пензе, ели в Рязани, – и ничего, не тошнит!
Долго ли, коротко ли, однако генералы соскучились. Чаще и чаще стали они припоминать об оставленных ими в Петербурге кухарках и втихомолку даже поплакивали.
– Что-то теперь делается в Подьяческой, ваше превосходительство? – спрашивал один генерал другого.
– И не говорите, ваше превосходительство! Все сердце изныло! – отвечал другой генерал.
– Хорошо-то оно хорошо здесь – слова нет! А все, знаете, как-то неловко барашку без ярочки! Да и мундира тоже жалко!
– Еще как жалко-то! особливо как четвертого класса[10], так на одно шитье посмотреть, голова закружится!
И начали они нудить мужика: представь да представь их в Подьяческую! И что ж! оказалось, что мужик знает даже Подьяческую, что он там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!
– А ведь мы с Подьяческой генералы! – обрадовались генералы.
– А я, коли видели: висит человек снаружи дома, в ящике на веревке, и стену краской мажет, или по крыше, словно муха, ходит – это он самый я и есть! – отвечал мужик.
И начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися! И выстроил он корабль не корабль, а такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой.
– Ты смотри, однако, каналья, не утопи нас! – сказали генералы, увидев покачивавшуюся на волнах ладью.
– Будьте покойны, господа генералы, не впервой! – отвечал мужик и стал готовиться к отъезду.
Набрал мужик пуху лебяжьего мягкого и устлал им дно лодочки. Устлавши, уложил на дно генералов и, перекрестившись, поплыл. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство – этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет да кормит генералов селедками.
Вот наконец и Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько денег тут загребли – того ни в сказке сказать, ни пером описать!
Однако и об мужике не забыли: выслали ему рюмку водки да пятак серебра – веселись, мужичина!
1. Почему сказка о двух генералах названа автором «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил»? Что в этом произведении от жанра сказки? Почему в сборнике сказок оказалась повесть?
2. Определите важнейшие элементы композиции сказки. Есть ли в ней экспозиция? Какой эпизод вы считаете завязкой? Какой – кульминацией? Какой – развязкой?
3. Есть ли в сказке эпилог или сюжет обрывается на развязке?
1. Какие слова в этом произведении пришли из языка народных сказок, а какие из словаря канцелярий, в которых служили генералы? Попробуйте создать «Краткий словарь генералов из сказки».
2. Можно ли создать словарик тех слов, которые произнес мужик?
3. Какие художественные приемы более всего важны в этой сказке?
4. В каких произведениях вы встречали гротеск как ведущий прием изображения героев?
1. Создайте устные портреты генералов из сказки. Почему так трудно уловить их различие? Как вы объясните такой прием изображения героев?
2. Подготовьте рассказ о мужике, которому удалось двух генералов прокормить.
3. Подготовьте исполнение в лицах одного из диалогов этой сказки, предварительно оговорив характер исполнения каждой роли.