Однако первоначальные инновационные образцы и значения в любом случае неизбежно искажаются и деформируются ради поддержания известной и необходимой целостности и связности всей интерпретационной системы хранения и передачи литературной культуры.
В отличие от функции воспроизводства культуры и ее стандартов, принципиальная роль эпигонов, этих жуков-могильщиков инновации, заключается в разрыве смысловых, тематических и конструктивных элементов образца, изменении функции приема или конструкции. Этот разрыв обеспечивает дальнейшее их существование на правах свободных культурных радикалов, т. е. делает возможным любое использование отдельных тематических или конструктивных элементов в самых различных целях и отношениях (например, для технической комбинаторики в заказной литературе, для дидактики, иллюстрации, социальной критики, развлекательности и т. п.). «Эпигон» поэтому, в данном контексте, – не столько оценочное понятие, сколько функциональное, терминологическое.
Его работой обеспечивается в основном то, что семантические структуры, некогда бывшие инновационными, теснейшим образом слитые с авторской ситуацией, явившиеся на свет личностным, неповторимым ответом судьбе, критическим моментом осознания себя в мире, игрой или чем-то еще, превращаются в объективные, т. е. ни от кого не зависящие, чистые, можно сказать, «геометрические» культурные формы, допускающие именно поэтому разнообразное использование и адаптацию. Подобные символические элементы или образования могут становиться предпосылкой, грамматикой или материалом любого культурного высказывания. Рутинизация происходит как устранение семантического ореола или памяти конструкции, следов ситуации ее возникновения (ср. с тыняновским пониманием семантики стихотворного размера как «памяти ритма», закрепления эмоционального тона размера по аналогии с оригиналом произведения). Тем самым продукт деятельности эпигона (т. е. разрыва между авторством и конструкцией) выступает как консервация конструктивного или тематического материала в культуре, обогащение культурной повседневности.
Наконец, последняя фаза динамики, с которой связана деятельность потребителей культуры, – состояние литературы как цивилизации. Это нормальный уровень повседневной или литературной информированности и компетентности, способности различать литературное и нелитературное, определенная степень знакомства с тем или иным состоянием литературной культуры (школьным, вузовским, интеллигентским и т. п.), короче, некая осведомленность в «литературе». Радикалы литературной культуры – сюжеты, речевые осколки, штампы и т. п. обращаются как тематические или конструктивные стереотипы. Их анонимность, шаблонность, устойчивость становятся условиями не только массового потребления, но и изменения среды или средства транслирования: эти литературные блоки или клише уходят или переходят на другой канал воспроизводства – в печать, кино, СМК и т. д.
Общеизвестность и понятность такого материала – необходимое условие массового воспроизводства повседневности, например бытового массового чтения, когда читатель не помнит ни автора, ни названия книги, т. е. читает как бы одну бесконечную книгу со стереотипным формульным построением, такими же типами героев, общеобязательными нормами действия и мотивации. На этой стадии прежние тематические и конструктивные элементы, как кусочки смальты, становятся образно-символическим материалом социальных конструкций реальности, нормативно-риторическими формами организации и восприятия социальной и исторической действительности. Прежний литературный характер значений на этой стадии может быть раскрыт лишь в ходе специального анализа, расколдовывающего средствами социолингвистики, социологии языка или идеологии кажущностную «естественность» реальности. То, что для неспециализированного сознания представляется чертами исторической эпохи, ее событиями, раскрывается здесь как слежавшиеся, спрессованные литературные штампы и конструкции.
Отталкивание инноваторов от них дает начало новому циклу динамики.
БИБЛИОТЕКА КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ
Л. Гудков, Б. Дубин
Вопрос о перспективах библиотечного строительства приобрел в последние годы особую остроту[337]. Это связано с серьезными переменами, происшедшими в сфере книжного обращения. Кризис в библиотечном деле ощущают читатели и собиратели книг, он обсуждается в широкой и специальной прессе, виден из результатов эмпирических исследований. Новую ситуацию можно охарактеризовать как сравнительно резкий рост массового по своим масштабам интереса к книге, выразившийся как в чтении, так и в их приобретении. В сфере книготорговли этот феномен получил наименование «книжного бума». В области чтения он проявился в довольно неожиданном для библиотечных работников, исследователей и других заинтересованных лиц возникновении устойчивого набора литературы широкого и долговременного успеха и читательского спроса. При сохранении объема и структуры книгоиздания, сложившихся форм распространения книг и т. д. следствием указанного процесса стало явление «книжного дефицита», повлекшее за собой новые перемены. Среди последних отметим образование «параллельных» принятым прежде каналов обращения книги – различных форм книгообмена и внеторговой книгопродажи, «макулатурной серии», изъятой из свободной продажи, и «библиотечной серии», издающейся с 1972 г. и не поступающей в книжные магазины.
Перенос значений культуры на совокупность всех письменных текстов, а вместе с тем и на сам институт по производству, хранению и распространению их («литературу» в целом) придал книге статус средства трансляции основополагающих культурных значений. Только там, где предварительно обнаруживаются подобные процессы, и возникает массовое тиражирование образца. Последнее предполагает уже культурно структурированный образ мира и в этом смысле выдвигает специфические требования к подчеркнутой, добавочной отмеченности тиражируемых образцов – знакам центральности коммуницируемых значений (принадлежность к серии, «библиотеке», собранию сочинений и т. п.). Таким образом, важна не только принципиальная коммуницируемость, тиражируемость образца, составляющая техническое выражение его общедоступности (пластинка, имитирующая присутствие на концерте, альбом – посещение картинной галереи), но и специальная маркировка, отмечающая место образца в контексте доступной культуры (высокостатусных групп, обладателей права на «культуру»), в иерархии культурных значений, в оценочном моделировании культурного универсума.
Сегодня меняет свою функциональную значимость и такая давняя форма организации воспроизводства социокультурной структуры, как библиотека. В наибольшей мере нас здесь будет интересовать библиотека массовая в сравнении с другими типами. Призванная обслуживать определенные слои населения, массовая библиотека выступает как механизм социализации неписьменных, негородских групп населения, приобщение которых к культуре (ценностным и смысловым ресурсам привилегированных слоев) более или менее строго регулируется налаженными социальными каналами инфильтрации в город – структурами образования, службы и т. д. Ситуация, однако, коренным образом меняется, когда приток массовых потенциальных читателей уже не может быть урегулирован только социальными средствами – в условиях массовой миграции в город. Особенно это характерно для последующих поколений мигрантов, социализирующихся уже в городской среде и ищущих средств символического самоопределения, а не только способов инструментальной адаптации к новым условиям.
Современное существование массовой библиотеки характеризуется заметным напряжением в системе комплектования (значительная доля невыполняемых заказов на выходящую литературу); в обслуживании читателей (высокий процент невостребуемых книг, с одной стороны, и широкий спрос на сравнительно небольшой круг авторов и произведений, с другой; очередь на многие книги и журналы; произвольное изъятие наиболее спрашиваемых изданий из активного пользования); в системе взаимодействия абонентов с библиотекой (снижение ее авторитетности из‐за систематических отказов читателям, рост числа и объема домашних книжных собраний). Появились новые формы образования и пополнения домашних библиотек (коллективная подписка на периодику, продажа книг через организации «с нагрузкой» или «в нагрузку», розыгрыш в лотерею и др.). Уже сейчас можно говорить о столкновении системы издания и распространения книг, библиотечного комплектования и обслуживания (а точнее – ценностных оснований деятельности соответствующих институтов) с иным функциональным значением книги и литературы, с новыми требованиями, предъявляемыми сегодня к библиотеке.
В данной статье анализ сложившихся видов библиотек определен следующим способом рассмотрения. Аналитической осью упорядочения рассматриваемого материала выдвигается принцип доступности библиотеки для того или иного читателя. Под доступностью подразумеваются интенциональные характеристики комплектуемых фондов – ценностные, семантические и социальные определения «имплицитного читателя». Они задают проективную структуру социального взаимодействия комплектаторов библиотеки и ее абонентов. Содержательный анализ этих определений даст в итоге конфигурации ценностей (ценностных образцов), аккумулируемых в фондах библиотек различного типа.
Тем самым возникает необходимость рассматривать подобные смысловые образования и их трансформации как зависимые от социального самоопределения групп, комплектующих фонд библиотеки. Речь должна идти о профессиональных работниках библиотеки, принимающих на себя функции идеологического представительства авторитетных для них инстанций в расчете на предполагаемого читателя. Последнему, невзирая на «натуральный» объем и разнообразие читательского контингента, ценности данных образцов нормативно вменяются на правах образцовости или обязательности.