Отбираемые образцы комплектуются в фондах, приобретая статус «общекультурного», в котором стерты сколько-нибудь заметные марки социальности. Поэтому библиотекарь в определенных ситуациях, поддерживаемый, скажем, более широкой идеологией «культуры как образования», может не только осознавать и представлять себя агентом селекции и коммуникации образцов, но и претендовать на полномочия их производителя. Последнее влечет за собой вопросы о руководстве чтением, о рекомендательной библиографии, о работе с читателем и указывает на складывание профессионального этоса и идеологии библиотекаря («библиотековедения») как результат длительных процессов социокультурной дифференциации, сопровождающихся ростом относительной автономности репродуктивных систем (в том числе школы, критики, цензуры, библиотеки). Границами этой автономности применительно к библиотекам будут, с одной стороны, так или иначе сохраняемые компоненты ролевого определения библиотекаря. Это означает понимание его роли как того, кто выдает книги (а это, кстати, делает постоянно проблематичной возможность реализовать столь же постоянно возникающую у библиотекарей идею «библиотечного ядра»). С другой стороны, границей притязаний библиотеки на автономность является специфическое умножение авторитетных инстанций, вырабатывающих смысловые ценностные образцы.
Применительно к избранному здесь критерию доступности, который можно операционально определить как отсутствие ограничений при записи в библиотеку, полярными типами будут универсальная (национальная или научная) и массовая библиотеки. Исследователю предстоит дать социологическую интерпретацию характеристикам «универсальности» и «массовости». Для данных целей можно, не претендуя на исчерпывающие изложения исторического материала, типологически выделить ценностные основания универсальности библиотеки (имея в виду как набор комплектуемых значений, так и проективных, предполагаемых, имплицитных адресатов). Такими могут быть идеи «общества» как «нации», «науки», «культуры», «церкви» (конфессиональной общности). Тем самым в деятельности библиотек выделяется функциональное начало, т. е. библиотека – не просто собрание книг, но социализирующая структура, предназначенная для устойчивого воспроизводства данной социальной целостности[338], понимаемой как потенциальное многообразие культурных определений ситуаций действия. Так, исторически одной из первых форм библиотек является крупное монастырское и церковное собрание. Другим типом репрезентации культурной общности социетального уровня может служить Парижская национальная библиотека, фонд которой, образованный, как и в национальных библиотеках Испании, Швеции, Бельгии, Дании, Колумбии и др., из королевского собрания, представляет собой совокупность культурных образцов, воплощающих идею общества как нации. Чистым, «идеальным» типом научной библиотеки выступает университетская библиотека, отражающая в своем фонде принципы организации науки так, как они представлены в структуре факультетов университета. Поздно получившая статус национальной, Библиотека Конгресса США выражает идею «гражданского общества», социальный характер которого непосредственно проявляется в указании на приписанность библиотеки к законодательному органу страны (представительству федерации штатов, а не отдельного штата). Социальное своеобразие библиотеки этого типа демонстрируется свободным и нецентрализованным характером комплектования и неограниченным доступом к ее фондам. Можно указать и на специфический тип библиотеки, репрезентирующей в качестве универсальной культуры идею уходящей мировой империи[339]. Характерно, что подобные образования кристаллизуются на правах отделов музеев, руководствуясь идеей удержания, сохранения книжных сокровищ (такова библиотека Британского музея, но есть и другие примеры).
Своеобразная ситуация с библиотеками складывается в условиях модернизации с характерными для этого процесса напряжениями в сфере культурного самоопределения. Подобные явления имеют место во многих регионах, характеризующихся многоукладностью социальной структуры, наличием – наряду с традиционными регулятивными системами и образом жизни – областей преимущественного, ускоренного, интенсивного развития. Символическими репрезентантами этих областей выступают группы, претендующие на руководство «политикой национального развития» (а далее и иными сферами) и стремящиеся ликвидировать разрыв между наиболее развитыми, «современными» и «отсталыми» сферами социальной жизни. Конститутивная черта их идеологии – интерпретация инструментальных аспектов социальной системы в категориях культуры, придание прагматическим, утилитарным компонентам действия и соответственно институтам, задачам и пр. символической значимости и самоценности. В первую очередь это касается управления, образования, науки (и т. п. институтов «формирования нового человека»). Подобные явления, демонстрирующие сращение идеологий развития с проблемами национальной идентичности, культуры, задачами науки и образования, отмечаются исследователями в странах третьего мира. Несколько ранее они были характерны для начальных этапов индустриализации Центральной и Восточной Европы. Так, например, национальные библиотеки Хорватии, Норвегии, Финляндии и других стран или регионов сложились на базе университетских и носят соответствующее обозначение в своей титулатуре. В этой связи примечательно, что первая публичная библиотека в России возникла на основе книжного собрания Петербургской академии наук. В дальнейшем эта форма поддерживалась и внедрялась «для учреждения и поощрения духа общественности» Министерством внутренних дел[340].
Сходные с вышеперечисленными черты можно усмотреть и в судьбе Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина – национальной библиотеки страны. Пользование ее фондами с определенного времени предоставлено главным образом квалифицированным специалистам с высшим образованием, интеллигенции в широком смысле слова. Причем уровень требуемой квалификации постоянно повышается, т. е. библиотека все более приближается по типу к научной. Характерно, что значительная и растущая по своему удельному весу часть фондов отводится гуманитарной литературе, а те или иные разделы технической литературы либо передаются в другие библиотеки, либо комплектуются преимущественно ими (например, диссертации). В рамках системы дифференцированного комплектования преобладающую часть новейшей, наиболее ценной зарубежной литературы по общественным наукам получает ИНИОН АН СССР, а книги по литературоведению, языкознанию и другим дисциплинам гуманитарного профиля (и художественную литературу на иностранных языках) собирает преимущественно ВГБИЛ. Тем самым фонд ГБЛ во все большей мере репрезентирует ценности и значения «национальной культуры СССР». С другой стороны, жестко профилированное тематическое обслуживание читателей-специалистов сближает ГБЛ с ведомственными библиотеками, тогда как отсечение малоспрашиваемой литературы (прежде всего изданий прошлых лет), переводимой преимущественно на режим хранения иностранной периодики и книжных, в том числе продолжающихся, изданий до 1957 г., делает ее аналогом массовой библиотеки, ядро которой составляет исключительно «актуальная», только что изданная литература. Более того, на режим хранения с предложением читателям исключительно микрофильмов предполагается перевести преобладающую часть фонда. Это ограничение дееспособности читателей жесткими рамками профильного комплектования также воспроизводит функции массовых библиотек.
Таким образом, структура комплектования и формы доступа к фондам крупнейших библиотек страны позволяют говорить об определенной тенденции в принципах регулирования коммуникативных процессов – наличии квалификационного порога во взаимодействии читателей с ценностными образцами иных культурных регионов (со специфическими пространственно-временными характеристиками соответствующих фондов литературы). Наибольшая же доступность обеспечивается инструментальным системам знания, представленным в научно-технической литературе (последнее легко проследить по формам работы ГПНТБ).
Неоднозначность понятия «общедоступность», трактовка которого в конечном счете определяет все остальные интенциональные характеристики фонда «общественной» библиотеки (а стало быть, и характер образующегося на его основе социального взаимодействия), связана с тем, что предикат «общее» может быть раскрыт в прямо противоположном смысле, обусловленном групповой идеологией комплектаторов фонда. «Общее» может соотноситься как с «общественностью»[341], так и с «обществом», что ведет далее к различным представлениям о природе человека, различным образам культуры. В первом случае мы имеем дело со следами просветительства в идеологии групп, задающих в качестве конститутивной характеристики человека его способность к подлинному общению с себе подобными. Качество «подлинности» социологически может быть интерпретировано как нормативный характер общества (структуры социального взаимодействия), что, соответственно, выражается в предположении о способностях к усвоению этих норм и заданном уровне владения ими. Разное отношение к этим нормам закрепляет неравноправный статус участников проектируемой коммуникации. Этим определяются представления авторитетной группы о развитости и неразвитости человеческой природы, выражающейся в «уровнях» и структуре «потребностей», которые и есть мера социальности, социальной дееспособности или автономии индивида. Таким образом, представления группы комплектаторов об общественности как группе, уподобленной им (но не сливающейся с ними) по ряду характеристик, важнейших для процесса воспитания, содержат идею фактически реализуемой возможности, равно открытой любому члену «коллектива», от имени которого и действует комплектатор. Другими словами, идея качества человеческой личности коррелирует здесь с составом и объемом воспитующих ее образцов.