В случае, когда в функциональном устройстве «общественной» библиотеки «общедоступное» репрезентирует «общество», проективная структура социального взаимодействия, складывающегося на основе библиотеки, понимается как образованная действиями относительно автономных, дееспособных индивидов. Содержательно структура комплектуемого фонда определяется при этом профилем соответствующих интересов членов «общества». Равнозначность этих интересов символически выражается платой (вступительным взносом, ежегодной платой за услугу и т. п.). Генетически подобная плата восходит не к компенсации издержек, а к коллективной подписке как конечной форме меценатства. Типологически равнозначность интересов тех, кто образует «общество», может иметь как партикулярный, так и универсальный характер. Это значит, что общедоступные библиотеки могут возникать или на основе специфического сообщества (ассоциации, клуба, союза, собрания – яхт-клуба, например), или же в качестве объективированного выражения того или иного общества.
Таким образом, характеристики фондов общедоступных библиотек и формы их работы можно связывать с содержательной интерпретацией компонентов указанных категорий «общества» или «общественности».
При эмпирическом анализе исследователь должен учитывать временные аспекты производства и функционирования литературных текстов и внутритекстовые конструкции времени: а) время создания произведения; б) время издания текста (первой его фиксации в печати и последующих изданий со всеми сопровождающими их изменениями, заметными лишь при сопоставлении изданий, и соответствующими различиями в комментариях, вводных статьях, иллюстрациях и т. д.) и в) внутритекстовые значения временных (и пространственных) координат действия.
Имея в виду все это, можно сказать, что критерием комплектования фондов массовых библиотек, репрезентирующих идею «общественности», избирается «актуальность», что прежде всего подтверждается последними годами издания и практикой систематического исключения устаревающей (в данном случае – по формальным характеристикам) литературы. Книжные фонды массовых библиотек, и особенно некоторые их разделы, идеологически значимые, функционально близки таким печатным средствам массовой коммуникации, как газеты и журналы, имеющие сопоставимо короткий цикл обращения. В этом усматривается функциональная связь столь высоко ценимой злободневности с конкретным набором образцов, предъявляемых в качестве «вечных» (классика, «золотая полка»). «Вневременность», которая объявляется характеристикой самих ценностей литературы (= образцов), выступает средством обеспечения культурного авторитета группы как в настоящем, так и в будущем. При этом конкурирующие (хотя бы в потенции) определения культуры и реальности не учитываются. Понятно, что происходящая смена – частичная или постепенная – групповых определений реальности, те или иные следы исторического процесса во всей его сложности и многообразии не отмечаются в составе фондов массовых библиотек (стираются следы их существования в предшествующие эпохи); в равной степени они оказываются снятыми и в соответствующих формах книгоизданий – массовых собраниях сочинений, изданиях классики для детей, «народной библиотеке» и т. п.
Принципиально различна в двух типологически выделенных видах общедоступной библиотеки роль каталога. Для наших целей каталог можно представить как модель универсума культуры, адаптированной группой комплектаторов для задач социализации других, которые на профессиональном жаргоне именуются «массовыми читателями». Тогда единственной формой подобной репрезентации культуры в структуре фонда становится, естественно, систематический каталог[342]. Но, предполагая достаточно высокий уровень рационализации собственных читательских потребностей, систематический каталог ставит подобной рационализации содержательные пределы. Владеть ее навыками могут лишь сами библиотекари, с которыми читателю как бы предлагается идентифицироваться. Последнее фактически означает его социализированность, а отсюда – избыточность библиотечной работы по руководству чтением. Фиктивность обращенности каталога к читателю означает здесь нормативность воспитательной работы библиотекаря, его претензию на более высокий социальный статус, обеспечивающий несимметричный характер культурной коммуникации между библиотекарем и читателем, абонентом. Замкнутость систематической классификации не учитывает гетерогенности и многозначности символического состава культуры и стоящего за ней многообразия социальных групп и позиций, выдвигающих различные смысловые перспективы. Соответственно, не берутся в расчет и позиции, с которых могла бы производиться рационализация читательских потребностей, равно как и смысловые основания деятельности библиотекаря (все это, кстати сказать, ставит под вопрос возможность описания и собственной истории библиотечного дела, и формирования его теории). Проявляющаяся в действительности значимость неучтенных сегментов культуры приводит к тому, что читатель вынужден обращаться к каталогам иного типа. Он либо выходит из сферы действия массовой библиотеки, ориентируясь на предметный каталог, либо же обращается к библиотечному каталогу исключительно для справки, например проверяя наличие того или иного издания по алфавитному каталогу. Однако фактически для читателя оба этих типа отсутствуют в массовых библиотеках. В результате систематический каталог сохраняет свою значимость лишь для библиотекарей в качестве технологического средства расстановки и контроля фондов[343].
Операциональным показателем «силы» культурной нормы является расхождение между способом расстановки изданий в фонде и типом их систематизации в каталоге. Оно может быть интерпретировано как перепад культурных уровней между руководителями чтения и социализируемой массой читателей. В этом смысле пределом социализированности (признания полной дееспособности и автономности) читательского контингента будет открытие прямого доступа к фондам, расставленным в систематическом порядке[344]. В отличие от других, не «логических», а «формальных» принципов расстановки – алфавитной, форматной, инвентарной и т. п., – открытый доступ к систематически организованному фонду делает излишней фигуру библиотекаря как технического посредника, а в известной мере и как руководителя чтения: императивы социализации уже воплощены в порядке расстановки книг. В таком случае библиотекарь скорее персонифицирует деятельность и инстанции руководства чтением. Динамика же социализации – и в целом, и образующая «историческую» координату библиотечного дела – выражается в данном случае в централизованных мероприятиях по приближению той или иной литературы к читателю.
Функциональным пределом «самодостаточной» деятельности массовой библиотеки и вместе с тем каналом ее связи с другими библиотеками (соответственно – с иными типами образцов и принципами их комплектования) выступает межбиблиотечный абонемент. Подключение массовой библиотеки к межбиблиотечному абонементу, т. е. к иным типам культурных значений, не связанных впрямую с функциями социализации, могло бы изменить ее функциональный профиль, ставя ее тем самым в ряд библиотек, репрезентирующих идею «общества». Однако существование чисто организационных, как бы технических ограничений (редкость и ценность изданий, принадлежность книги к художественной литературе, наличие скрытого порога квалификации, определяющего доступ к тому или иному изданию или виду литературы) удерживает массовую библиотеку в заданных пределах как агента социализации со всеми импликациями, касающимися контингента читателей.
Последним в ряду рассматриваемых типов общедоступной библиотеки является книжное собрание, представляющее специфическое общество (сообщество), базирующееся на интересах его равноправных членов. Роль библиотекаря определяется здесь технической квалификацией информационного работника: его задача – не формировать запросы или регулировать «правильное» поведение читателей, а обеспечивать им гарантированное предоставление требуемых услуг. Комплектование профилируется при этом ценностями, конституирующими данное сообщество, точнее – характером интересов его участников. Комплектуемое собрание, как правило, не имеет временны́х границ, кроме случаев, когда временны́е отметки конститутивны для самих ценностей, формирующих данное сообщество («любители современной поэзии» или «американской фантастики»). Такими сообществами могут быть клубы по интересам, тематически профилированные платные абонементы, объединения специалистов.
Формой представления и конкуренции подобных ценностей в общем смысле выступает книжный рынок. Рынок понимается здесь как способ символического обмена культурных значений, освобожденных от предписанной связи с социальной группой, выдвигающей их в истории или в актуальной ситуации. Тем самым объем и содержание представляемых на рынок (на обмен) образцов принципиально не ограничиваются. То же относится и к перспективам возможных интерпретаций образца. Спрос и предложение тех или иных значений диктуются лишь наличной структурой интересов участников этого взаимодействия, принципиально принимаемых во внимание. Сами эти интересы можно далее типологически связывать со структурными позициями определенных групп, действующих в описываемой ситуации. Явная равнозначность ценностей не означает здесь безразличия действующего индивида относительно тех или иных ценностей и их объективаций. Напротив, она коренится в фундаментальной предпосылке – представлении о социальной и культурной дееспособности ответственного индивида, способного сознательно относиться к миру и производить осмысленный выбор. Коррелятивным этому представлению будут и тип социальной организации («общество»), и специфический вид его культурных объективаций в форме «библиотеки сообщества».
Показательна в этой связи современная ситуация покупки книг и формирования домашних книжных собраний. Контроль над рыночной ситуацией ведет к трансформации рынка в систему специфического распределения, каналы которого заданы позициями комплектующих данное собрание или функционируют «в расчете» на них. Тогда операциональным выражением символической ценности образца (книги) выступает социальная дистанция между статусом индивида и социальной позицией гарантированного доступа к книге (иначе – разница между ее номинальной ценой и ценой черного рынка (или «договорной»). Поскольку любая форма контроля над книжным рынком – касается ли это тиража, структуры наименований, цены, территориальных различий – фактически его ограничивает, здесь следует ожидать возникновения дефицита как показателя деформации наличной структуры интересов.