» не может смириться с нищетой.
Подобных искажений, перекосов и киноляпов в картине столько, что всё не перечислить (ну, скажем, взятые у процентщицы вещи Родя зарывает в тающий снежный сугроб). Есть и более существенные изъяны: в картине вовсе не нашлось места для Свидригайлова – почему-то не понадобились ни он сам, участник важнейшего сюжета с Родей и Дуней, ни его деньги на сирот Мармеладовых, на перемену участи Сони, на ее дорожные расходы в Сибирь. Судя по такому режиссерскому решению, Соня мыслится как успешная в своей профессии дама, которая не нуждается в покровителе и его помощи.
Но самые интересные повороты экранизации-адаптации связаны с тем, как обставлены диалоги Родиона Романовича и полковника МВД П. П. Иванова. Один из них – весьма и весьма пикантный – происходит в одной из московских бань (Сандуны?); крупные чины МВД сидят в парилке, потом плещутся в бассейне, курят сигареты и запивают беседу шампанским (иные водкой); сюда же для профилактических внушений приглашены Раскольников с Разумихиным, и они тоже не чураются банных наслаждений и выпивки.
Вторая беседа происходит в милицейской конторе под портретом Ленина. Но самая впечатляющая – третья: та, где П. П. Иванов, придя на квартиру Раскольникова, объявляет ему, что доподлинно знает, кто убийца старухи-процентщицы и сестры ее Лизаветы: «Вы убийца! Вы и только вы».
Из душной комнаты Роди они выходят на улицы Москвы, идут по Большому каменному мосту, и Порфирий Петрович приводит подозреваемого к Кремлевской стене, где начинает склонять его к чистосердечному признанию.
«Не пренебрегайте жизнью. Каждый день – это сокровище. А Сибирь – это долгая смерть. Как можно не хотеть жить? Вы молоды, у вас все впереди. Если признаетесь, получите мало, обещаю. Признаетесь – освободитесь от своего личного ада. Боритесь за жизнь, юноша, не сдавайтесь».
Раскольников ему не верит: «Вы не знаете, что это я их убил. Вы не знаете, какой будет приговор». Но полковник настаивает: «Убили вы, я это знаю. Но вы не злодей. Вам есть, ради чего жить».
У мавзолея Ленина смена караула. Порфирий Петрович идет с Раскольниковым вдоль захоронений рядом с Кремлевской стеной и останавливается у одного из них.
«Вы знаете, кто здесь лежит? – полковник указывает на бюст Сталина. – Его деяния в миллион раз хуже ваших. Он так и никогда не раскаялся, не принял наказания, не обрел новую жизнь и искупление. А вам повезло. Посмотрите вокруг: Бог был изгнан отсюда более чем на 70 лет. Человек, здесь похороненный, ненавидел Бога. Он не давал своему народу прийти к Богу за милостью или прощением. Первый шаг на пути к прощению – отдать себя во власть правосудия. Вы не превыше закона. Вы не сверхчеловек. Вы не верите, но Бог вам поможет. Принятие наказания и делает из вас сверхчеловека. Уметь принять себя – это и есть быть сверхчеловеком… Подумайте, друг мой. Страдание очищает душу».
В монологе Порфирия Петровича, которого нет и не могло быть в романе, важно подчеркнуть два места.
Во-первых, есть злодеи, масштаб деяний которых поражает всякое воображение и не идет ни в какое сравнение с тем, что совершил Раскольников. Кроме того, такие злодеи – вечные персонажи мировой истории и не исчерпываются древностью. Парадоксально подтверждается правота рассуждений Родиона Романовича о том, что законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, – Ликург Спартанский, Солон Афинский, Наполеон Бонапарт «и так далее, все до единого были преступники» (6; 200) и не останавливались перед кровью, если только кровь могла им помочь. Таким образом, в список Раскольникова Порфирий Петрович, персонаж современной экранизации, уверенно добавляет нераскаявшегося злодея Сталина, который точно подходит под категорию «особенно страшных кровопроливцев» (Там же). И самое главное: памятник злодею установлен в некрополе для особо выдающихся государственных деятелей, и это значит, что злодей, если воспользоваться термином Раскольникова, – «господин будущего» (Там же). Преступления гигантских масштабов преступника прославляют, может, даже в веках, а преступления микроскопические, с жертвами малыми и ничтожными, его только позорят, и тут уже вступает в действие закон.
Второй пункт монолога полковника – вопрос о раскаянии. Отдать себя во власть правосудия, признать свою вину – это только первый шаг на пути к прощению. Арест, суд, тюрьма, каторжные работы – далеко не эквивалент раскаяния, которое требует огромной духовной работы, отказа от убеждений, приведших к преступлению, суда над собой, сожаления о содеянном и жалости к жертвам. Только в этом случае можно надеяться на обновление и воскрешение.
Как обстоит дело с таким раскаянием Раскольникова в картине Голана?
Можно сказать, что здесь – вариант сильно облегченный. Монолог полковника впечатлил собеседника далеко не сразу – сначала Родя дерзко ответил, что слушал речь «из одного любопытства». Сдавшись правосудию, выступал на суде, «все больше и больше себя обвиняя», так что суд решил, что преступление было совершено в приступе помешательства. Порфирий Петрович честно признался, что выполнил обещание, данное Родиону, и «вмешался в дело, чтобы удостовериться, что все пройдет гладко, и лично передал судье небольшой подарок» (в фильме есть красноречивая сцена: следователь и судья идут по аллее парка и первый передает второму плотный красный конверт с «подарком»). Суд оглашает вердикт – «семь лет на вольном поселении с трудовыми работами». «Приговор был намного мягче, чем можно было ожидать за такое преступление».
Соня, как и ожидалось, поехала за Раскольниковым, устроилась на работу в тюремном лазарете, ухаживала за ним и смиренно ждала, пока он смягчится к ней, поймет и оценит ее чувства. Ждать ей пришлось едва ли не весь срок, но под конец лед тронулся: «Однажды воскресным утром, проспав почти сутки, Раскольников проснулся. Он стоял у окна и чудесным образом увидел Соню, стоявшую у своего домика, которая как бы чего-то ждала. Он почувствовал себя странно оживленным. Неужели это начало его выздоровления? Что-то пронзило в этот момент его сердце, и он вздрогнул».
В Эпилоге фильма звучит закадровый голос: «Раскольникову было 29 лет, когда его выпустили из тюрьмы. Как видим, жизнь дает шанс даже самым отъявленным преступникам. В Библии сказано, что тот, кто расплатился за свои грехи, чище того, кто не грешил вовсе».
Однако отсидеть в трудовом лагере положенный срок в ожесточении и неприязни ко всему миру и только под конец понять, что на воле есть верная и любящая женщина, – это еще не значит расплатиться со смертным грехом, «вопиющим к небу об отмщении за него», как такой грех традиционно называется; ведь речь идет об умышленном человекоубийстве, да еще совершенном по умственной теории и того более – «по совести».
Скостить Раскольникову срок помогло ходатайство Порфирия Петровича и его взятка судье. Но никакая взятка и никакое ходатайство не смогут облегчить совесть и память преступника, даже и отбывшего наказание, если не случилось у него подлинного раскаяния.
Фильм легко освобождает Раскольникова от настоящей расплаты, остановившись на этапе первого шага. Ссылка на Библию в таком случае беспомощно повисает.
…Черно-белую бразильскую драму «Нина» (режиссер Эйтор Далия, 2004, 84 мин.)[496] не без основания считают вольной экранизацией «Преступления и наказания» в готическом стиле. Молодой художнице-граффитчице (Гута Штрессер), которая подрабатывает официанткой в закусочной одного из бедных кварталов Рио-де-Жанейро, по ночам снятся и мерещатся страшные сцены, уродливые лица, окровавленные ножи и топоры. Свои жуткие фантазии она превращает в мрачные комиксы, переносит их на бумагу и постепенно сама теряет ощущение реальности.
Нина не чурается вечеринок с наркотиками, крепкими напитками и случайными одноразовыми связями, которые не оставляют в ее сознании никакого впечатления. Мир вокруг нее чудовищен и несправедлив, от хронического безденежья она часто голодает. Отвратительная, безобразная старуха Элалия (Мириан Муниз), у которой девушка снимает комнату, издевается над Ниной и грозится выгнать ее на улицу за неуплату. Тяжелая мутная жизнь, мрачная комната, гнетущая атмосфера, беспросветное одиночество и отчаяние приводят девушку, которая к тому же безрассудно бросила работу, к мыслям об убийстве мерзкой старухи.
Кошмарные видения одолевают Нину столь сильно, что путаются с действительностью. Ей чудится, будто она и в самом деле надела на голову донны Элалии полиэтиленовый пакет и сцепила его руками у горла старухи, пока та не задохнулась. Но поскольку мертвое тело продолжает хрипеть и кашлять, Нине чудится, что она еще и приложилась к нему топором.
На каком-то этапе картина, как и ее героиня, настолько теряют связь с реальностью, что даже зрителя вводят в заблуждение: девушка бегает от преследователей – полиции, соседей, соглядатаев – полагая, что она убийца. Это впечатление держится до тех пор, пока вменяемый пожилой доктор, много лет лечивший Элалию, не сообщит полиции, что причина ее смерти – сердечная недостаточность, заболевание, которым его пациентка страдала давно. Тогда-то и становится ясно, что девушка давно, а теперь и окончательно повредилась рассудком.
Третьим сценаристом, помимо Маркаля Акино и Эйтора Далии, стоит Федор Достоевский: то есть отсылка к русскому писателю и его роману сделана нарочито и осознанно. В Прологе картины проникновенный закадровый женский голос произносит монолог; это как бы эпиграф к картине.
«У меня есть теория, что люди делятся на две категории – обычные и необычные. Обычные люди всегда правильные, они живут в смирении, и их это устраивает. Необычные всегда создают что-то новое и разрушают старые законы и догматы. Первые принимают жизнь, какая она есть, вторые – меняют этот мир. Иногда они идут на убийство».
Монолог невидимки из бразильской картины – краткий пересказ статьи Раскольникова, которую, как мы помним, он излагает перед приятелем и следователем. Но какое отношение «теория» из фильма имеет к его героине, которая кроме мрачных граффити и комиксов в альбоме ничего нового не создает, старых законов не разрушает, мир не меняет и на убийство не идет, ибо давно невменяема и убийство ей только чудится, совершенно неясно. Какие счеты можно предъявить наркоманке, живущей в страхе и одиночестве и к тому же погрузившейся в мрак клинического безумия? Нина не подвластна ни правосудию, ни моральному кодексу, ни религиозной догме. Она обитает внутри своего сумасшествия. Сколько бы аллюзий из романа Достоевского ни использовать (а здесь и девушка-сумасбродка, и ее подруги-проститутки, и мерзкая жадная старуха, и ножи с топорами, и лошадка, над которой с громким хохотом издеваются богатые господа, дергая ее за поводья, привязанные к шее, ногам, хвосту), к проблематике «Преступления и наказания» картина имеет очень слабое отношение.