Принцип достоверности применен режиссером ко всем реалиям фильма. Здесь много верных исторических деталей – газеты, юбилейная монета, книги, блокноты в кадре; все это не бутафория, а настоящие предметы того времени. Даже приемник, собранный Нержиным, – настоящий. Режиссер придерживался точки зрения, что нельзя врать даже в мелочах. В этом момент истины фильма, его кредо.
Один из самых впечатляющих эпизодов экранизации – маленькая роль зэка Бобынина в блистательном исполнении Андрея Смирнова. В фильме сцена точно следует тексту романа. Мрачный арестант и гениальный инженер Александр Бобынин проходит в лубянский кабинет министра госбезопасности Абакумова, не задерживаясь, и садится, не здороваясь. Он прекрасно знает, что хозяин кабинета – всесильный шеф МГБ, но ведет себя подчеркнуто независимо, нарочито грубо. В его следственном деле – фронт, плен, работа в КБ немецкого авиазавода, где он так же не поприветствовал Геринга, а затем – Салехард, бригада усиленного режима каторжного лагеря. Зэку с 25-летним сроком бояться нечего, у него отнято все: жена, дети, родители, свобода.
Критика единогласно отмечала основное качество игры артиста: достоверность. «Андрей Смирнов предельно достоверно сыграл это бесстрашие отчаяния, ненависть к своим мучителям и, шире, ко всему бесчеловечному режиму. Его герой, лишенный всего, уже не подвластен палачам в погонах – и потому свободен. И полон достоинства»[532]. Секрет убедительности образа, созданного Андреем Смирновым, – в точности исторической памяти артиста. Он не раз говорил о влиянии отца, писателя С. С. Смирнова, автора книги «Брестская крепость». Память о писателе, о его книге постепенно стерлась из отечественных СМИ; выросло целое поколение, которое не знает, не имеет понятия, что был такой человек, была такая книга, такая крепость и такой трагический эпизод начала Второй мировой войны.
Между тем в 50-е годы С. С. Смирнов нашел живых героев Брестской крепости, рассказал об их судьбах, вернул доброе имя тысячам фронтовиков, попавших в плен и обвиненных в измене. Однако книга (за которую автор получил Ленинскую премию) не избежала репрессий: по указанию Суслова набор был рассыпан, и два десятилетия «Брестская крепость» не издавалась. Андрей Смирнов, снявший «Белорусский вокзал», одну из лучших лент на военную тему, тоже испытал цензурные гонения. «С большим трудом и потерями “пробил” “Белорусский вокзал”. Пока снимал, картину четыре раза останавливали. Пришлось внести значительные изменения в изумительный сценарий»[533].
Таким образом, судьба заключенного Александра Бобынина – это не полет фантазии и не виртуальный эксперимент; образ сложился из драматических историй защитников Брестской крепости, послевоенных судеб фронтовиков в «Белорусском вокзале», собственного опыта борьбы актера и режиссера с цензурными и идеологическими рогатками. Успех актерской работы обеспечила подлинность жизненного материала и достоверность пережитого.
О достоверности критика писала, имея в виду и общую оценку фильма. «Точный вкус, чистота и единство стиля, крепкая режиссерская рука. О том, насколько она необходима даже одаренным актерам, нам поведал Безруков в провальной роли Есенина. А здесь почти физически ощущаешь, как режиссер выжимает все, на что способны актеры. Так сыграв в таком фильме, они не зря прожили свою профессиональную жизнь. Подкупает давно забытая бережность не только к тексту автора, но и к отечественной истории. После тани-дуниной-московско-саговой пошлятины как глоток чистой воды после тухлой сивухи. Ведь то была трагедия, перед которой меркнет и Шекспир. Будто само время с какой-то космической силой скрутилось в воронку, утянув за собой миллионы судеб»[534].
Нелишне будет сказать в этой связи, что фильм-экранизация «В круге первом» (телекомпания «Вера» и ГТК «Телеканал Россия») получил приз телевизионной прессы «Телевизионное событие года» ТЕФИ–2006 «За обращение к трагической теме отечественной истории и за экранное воплощение прозы Александра Солженицына». А сам А. И. Солженицын – ТЭФИ за лучший сценарий. Как бы не относиться к этому факту (нуждается ли писатель в такого рода наградах, были ли у него равные соперники и т. п.), все же это добрый знак: поклон телевидения в сторону большой литературы. Несомненно одно: складывается ситуация, при которой общероссийское телевидение, которое редко кто хвалит, считает своим долгом улучшить свою интеллектуальную репутацию за счет классической литературы – потому что за счет лицензионных ток-шоу, игр на деньги и т. п. – оно эту репутацию безнадежно теряет.
Любопытно, что недолго продержавшееся молодежное ток-шоу на канале «Культура» «Большие» в одной из своих программ пробовало обсудить актуальнейшую тему: «Как научиться не переписывать историю». Эта задача стоит ныне перед всей культурой, литературой, историческим кинематографом, где отечественная история то и дело подвергается пластической или радикальной хирургии. Стандарты тенденциозного или политкорректного истолкования истории, грубые анахронизмы, произвольное обращение с документом и подтасовка фактов, сплющивание или растягивание исторического времени, смещение центра событий в сторону исторической периферии, выпячивание случайного в обход закономерного, манипулирование историческими персонажами, использование реальных исторических лиц в вымышленных, искажающих историческую реальность обстоятельствах, – все эти черты художественной культуры, плывущей по течению, вслед за худшими образцами «Голливуд продакшн», нашли отражение в отечественных сериалах и экранизациях последних лет.
История страны и мира, а также судьбы известных, крупных, прославленных личностей дают беспредельный простор для манипулирования, псевдоисторического вздора, надуманных или просто выдуманных коллизий, различных передергиваний и подмен. На этом поле царит постмодернистская конструкция: историческая правда никому не важна, главное, чтоб было интересно.
Одиозные «Бедная Настя» и «Фавориты любви» (сшитые американскими сценаристами) брались переиначить русскую историю конца XVIII и начала XIX века, выставив эпоху Павла I, Александра I, Наполеона как арену для водевильных и амурных приключений императрицы Елизаветы Алексеевны (супруги Александра I) и князя Адама Чарторыйского. Сценарий в этих сериалах написан людьми, не владеющими ни пером, ни профессией, ни элементарными знаниями. Такое освоение русской истории не оправдано даже с позиций Александра Дюма и его мушкетерских приключений: в конце концов Дюма, при всем своем вольном обращении с историей Франции, создал яркие характеры, запоминающиеся образы, выпукло представил двор и придворных, обрисовал политические интриги, расставил ясные акценты, родив эффект «истории по Дюма», обладающей цельной картинкой и интеллектуальным ракурсом. Примитивным, провальным стал сериал «Есенин»: снимавшийся по малограмотной, любительской книге Безрукова-отца, потому что играть поэта дали звезде «Бригады» Сане Белому, Безрукову-сыну. Есенин в этом сериале только что не киллер, как Саня Белый, все остальные бесчинства он совершает, меняя костюмы и антураж. Литературные первоисточники в данных случаях (как и во многих других) были крайне ничтожны, и ничто, включая крупные бюджеты и звездный состав артистов, не могло спасти эти кинопроекты от провала.
Иное дело экранизация солженицынского «Круга». Первоклассный литературный источник с его огромным интеллектуальным, политическим, художественным потенциалом дал импульс общественному интересу и широкому обсуждению. Эффект экранизации заключался не столько в высоких рейтингах, не столько в том, что после фильма зритель побежал в книжные магазины и стал читать роман в метро, не столько в огромном количестве рецензий, обзоров и откликов, сколько в общественном резонансе «Круга». История создания романа, атомный проект на Западе и в СССР, история «шарашек» и связанных с ними научных изысканий, реальные прототипы героев романа и их судьбы, исторические личности в романе и их достоверность, образ Сталина в романе и процессы десталинизации в СССР, тенденции возрождения сталинизма в постсоветском обществе, сталинские «пятна» в современной России, качество демократии и ее генетическая связь с тоталитарным прошлым страны, мир криминала и население сегодняшних тюрем – вот неполный перечень тем, которые обсуждались в печати и на телевидении в связи с показом фильма. Зачастую фильм служил лишь отправной точкой для подобных обсуждений.
«Сейчас нашим режиссерам нужно снимать уже не “В круге первом”, а “В круге втором”. Потому что мы всё ближе к центру ада. Новая тоталитарная система демократии – чем она отличается от сталинского строя?! Для меня – ничем. Бордели, игорные дома, а рядом нищие роются на помойках… Речи патриарха прерываются рекламой средств от перхоти. Ребенок, выйдя из метро, видит на книжном развале рядом с томиком Лермонтова порнографический журнал. Это не свобода»[535].
По многим приметам, правда героев «Круга» в восприятии современного зрителя воспринималась не как аксиома, а как теорема, которая нуждалась в доказательствах. Поток разоблачений, громкие публикации из секретных архивов в 1990-е годы, при всей значимости исторического ликбеза, через который прошло общество, кажутся иногда дымовой завесой для общественного и государственного распада и тотального разграбления страны.
Фильм о событиях трех дней 1949 года в марфинской шарашке поразительно завязан на сегодняшнюю реальность и живо перекликается с современностью. «Фильм очень современный, настолько, что мне даже страшно», – призналась Инна Чурикова[536]. Об этом же говорили и писавшие о фильме критики. И. Петровская: «Пока наши парламентарии на сессии ПАСЕ отказываются осудить преступления тоталитарных режимов, а иные участники теледискуссий (типа “цель оправдывает средства”), Панфилов с Солженицыным в убедительной художественной форме демонстрируют эти преступные “средства” во всей их красе, заставляя зрителей думать, сравнивать, примеривать мысли и поступки героев фильма на себя»