Артистами, и маститыми, и начинающими, владеют призраки прошлого и демоны настоящего, они одержимы алчностью, ненавистью и завистью – к тем, кто моложе, или к тем, кто богаче, или к тем, кто талантливее. Натуры азартные, жаждущие славы и богатства, они пускаются во все тяжкие. Достаточно упомянуть, что покровитель и спонсор оперной дивы, миллионер и, по-видимому, ее бывший любовник (Игорь Миркурбанов), – владелец подпольного казино, которое и есть той самой территорией любви и смерти («Ваша тетя потрясающая женщина, но может убить, легко», – объясняет он племяннице Софьи Лизе (Мария Курденевич). В пространстве игорных заведений надеется амбициозный певец Андрей (Иван Янковский) стать настоящим Германном, то есть не просто вжиться в эту роль, но самому стать одержимым игроком. «Что наша жизнь? Игра!.. – поет он с полным знанием дела. – Ловите миг удачи, / Пусть неудачник плачет / Кляня, кляня свою судьбу».
Для Андрея игра на сцене, игра в подпольных казино и игра со смертью в жизни – все слилось воедино. Он и сам перестал понимать, кто он, артист в роли Германна или реальный Германн, игрок, у которого три или больше злодейств на душе; перестал разбирать, где опера, где карточный фараон, а где его действительная жизнь. Он знает только одно: надо идти к своей цели, ступая по головам и по судьбам, сметая все на своем пути, никого и ничего не жалея, ни с кем и ни с чем не считаясь. Но точно так же с ним поступает и оперная дива, которая легко смутила и привычно соблазнила его, ворвалась в его жизнь и сломала ее – ради один раз сыгранной им роли на одном лишь спектакле; она из таких режиссеров, кто любым запрещенным способом сумеет заставить актера извлечь нужный для спектакля звук. «Она, – трактует свою героиню П. Лунгин, – игрок, для нее игра – гораздо круче любого другого занятия. И как страстный игрок она хочет выиграть. Еще она – режиссер и мечтает создать спектакль не только на сцене, но и в жизни»[666].
Вместо шумного бала в дворцовых залах – закрытый игорный дом и бандитский притон. Вместо мазурки – колесо рулетки и фараон. Вместо котильона и вальса – разбивание силой голоса электрической лампочки под потолком в окружении мафиозных физиономий, которые за такое удовольствие хорошо платят. Вместо мирового турне с постановкой «Пиковой дамы» – русская рулетка в подпольном заведении китайцев, уголовных авторитетов.
Молодой певец так и не понял, что петь Германна в опере и быть им наяву невозможно: божественный дар не простит измены искусству и будет потерян навсегда. Или «настоящий» Германн убьет оперного Германна. В одном из своих интервью Ю. П. Любимов рассказал прекрасную историю, как Лоуренс Оливье снимался в одном фильме с Дастином Хоффманом. «Были тяжелые съемки, Хоффман еле живой, а Лоуренс сидит спокойный, курит сигару, пьет виски со льдом. Хоффман спрашивает: “Дорогой лорд, скажите, как вы так можете? У меня совершенно нет сил, а вы свежи, каким вы секретом владеете?” – “Дорогой мой, а вы не пробовали – играть?”. Это и о русской актерской душе, о наших артистах, которые один раз сыграют, а наутро он приходит, хрипит: “Ты что, пива выпил?” – “Нет, темперамент захлестнул!” А за границей тебя просто выгонят, и будешь безработным. Тот же Лоуренс Оливье играл восемь Отелло в неделю!»[667]
Так и «настоящий» Германн: сыграл премьерный спектакль и в финальной сцене, где вместо выигрышного туза у него в руке оказывается роковая, то есть проигрышная, дама пик («Ваша дама убита!» – злорадно говорит ему банкомет), он полоснул себя по горлу острым краем разбитого стеклянного бокала – убить себя не сумел, но связки свои перерезал и голоса себя лишил навсегда.
Это и есть русская «Пиковая дама» («Дама Пик») XXI века.
Две экранизации лермонтовского «Маскарада», снятые с дистанцией в сорок четыре года (1941 и 1985), по-разному интерпретировали драму центрального героя, Евгения Арбенина. В картине Сергея Герасимова, посвященной столетию гибели М. Ю. Лермонтова, с Николаем Мордвиновым в роли Арбенина[668], акцент сделан на человеческой неблагодарности, мужской страсти и женском легкомыслии, ревности и – самое главное – мести. Молодой повеса князь Звездич (Михаил Садовский), спасенный Арбениным от ужасного проигрыша, начинает волочиться за женой своего спасителя и не чувствует в том никакого неудобства. Нина Арбенина (Тамара Макарова), скрывшая от мужа, что провела полночи на бале-маскараде, том самом, куда поехал и он, попадает в неприятную историю, случайно обронив один из своих парных браслетов. Случайно же браслет находит ее подруга, баронесса Штраль (Софья Магарилл), и дарит его, как свой, князю Звездичу, в которого тайно влюблена. Князь показывает Арбенину браслет, похваляясь своей победой, и, увидев вскоре на руке Нины такой же, подозревает, что подарок получен именно от нее. Интрига закручена. Арбенин, полагая, что коварно обманут и женой, и ее любовником, начинает мстить всем и каждому. Месть по роковой ошибке – главная тема экранизации.
Иначе увидел эту историю Михаил Козаков, поставивший «Сцены из драмы “Маскарад” М. Ю. Лермонтова» и сыгравший роль Евгения Арбенина[669]. Конечно, все происходит по сценарию: бал, танцующие маски, браслет, интрига, ревность, месть. Но внимание Козакова приковано к Арбенину – профессиональному карточному игроку и шулеру, и в еще большей степени – к самой игре, к тому самому злосчастному фараону, жертвой которого стал пушкинский Германн, а часто становился и сам поэт.
Драма Лермонтова открывается ремаркой: «За столом мечут банк и понтируют». Банкомет и понтеры, зеленое сукно стола, нераспечатанные карточные колоды, мелки и цифры, колдовское очарование игры, сплетение случайностей, хоровод возможностей и везение, которое предстает как мистическая работа неких высших сил. Гофман, Бальзак, Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Лев Толстой, Некрасов пытались проникнуть в царство случая, в заповедный мир единственного шанса, который перевернет жизнь игрока. Фараон – самая простая из азартных карточных игр, то есть игра фатальная, для которой не нужны мастерство, расчет, хладнокровие, а нужны везение, удача, счастье. Как и рулетка – колесо фортуны. С конца XVII века в фараон играла высшая европейская знать, спуская в одночасье огромные состояния. Игроки ставили на кон не только деньги, драгоценности и имущество, движимое и недвижимое; писатели-игроки ставили рукописи своих сочинений, музыканты – рояли и скрипки. Старик из рассказа Лермонтова «Штосс» поставил на кон свою единственную красавицу-дочь.
Фараон запрещали, потом разрешали, потом снова запрещали. Времена менялись, а игра оставалась, и в XIX веке правила ее были донельзя просты: один из игроков (банкомет) держит и мечет банк. Другие игроки (понтеры, или понтировщики) делают ставку («куш»). Понтеры выбирают по одной карте из своих колод и делают на нее ставку; банкомет начинает прометывать свою колоду направо и налево. Если карта понтера ляжет налево от банкомета, то выиграл понтер, если направо – то банкомет. Мысль о возможности найти твердые математические формулы для выигрыша, освободить игру от власти случая, владела игроками все то время, что существовала игра.
Арбенин когда-то был завсегдатаем и ветераном игорных заведений, но ныне легкомысленно полагает, что можно выйти из игры, забыть прошлое и зажить вне игры. «Сцены» воспроизводят те фрагменты драмы, которые относятся к игорной истории Арбенина (он называет себя «инвалидом» фараона):
Я здесь давно знаком; и часто здесь, бывало,
Смотрел с волнением немым,
Как колесо вертелось счастья.
Один был вознесен, другой раздавлен им,
Я не завидовал, но и не знал участья:
Видал я много юношей, надежд
И чувства полных, счастливых невежд
В науке жизни… пламенных душою,
Которых прежде цель была одна любовь…
Они погибли быстро предо мною,
И вот мне суждено увидеть это вновь[670].
Но оказывается, что совсем выйти из игры карточному шулеру невозможно: зловещее прошлое напомнит о себе, или напомнят о себе жертвы шулерской игры.
В «Сценах» Михаила Козакова выбраны как раз те эпизоды, которые настойчиво напоминают Арбенину о его прошлом. «Смотри во все глаза», – слышит он от одного из наблюдающих за игрой: стало быть, шулерская братия не перевелась. «Играешь?» – спрашивает Арбенина старый приятель, Афанасий Казарин, тоже опытный картежник (Армен Джигарханян). «Нет. Утих», – отвечает Арбенин. Если в картине Герасимова игроки за карточным столом показаны все сплошь как клоуны и шуты, то здесь, у Козакова, это люди серьезные, проницательные, не знающие жалости. Такие, как и сам Арбенин.
Но чтобы здесь выигрывать решиться,
Вам надо кинуть всё: родных, друзей и честь,
Вам надо испытать, ощупать беспристрастно
Свои способности и душу: по частям
Их разобрать; привыкнуть ясно
Читать на лицах чуть знакомых вам
Все побужденья мысли; – годы
Употребить на упражненье рук,
Все презирать: закон людей, закон природы.
День думать, ночь играть, от мук не знать свободы,
И чтоб никто не понял ваших мук.
Не трепетать, когда близ вас искусством равный,
Удачи каждый миг постыдный ждать конец
И не краснеть, когда вам скажут явно:
«Подлец!»[671]
«Годы употребить на упражненье рук…» – в этой строке суть шулерского навыка Арбенина, секрет его нынешнего богатства. Так что когда он садится за стол с зеленым сукном, обещав отыграться в пользу князя Звездича (Игорь Костолевский), один из игроков говорит другому:
Берегись – имей теперь глаза!..