Образ русской провинции (а не только отдельно взятого города) показан в картине как воплощение идиотизма и мерзости жизни: свиньи полощутся в городских лужах, свиные рыла восседают в кабинетах, дурь навечно поселилась в головах, так что зрелище правильнее было бы назвать «Дело о мертвых душах и живых мертвецах». «Благородное собрание» говорит о себе само: «Содомская палата». Гоголевские глупые рожи и дух «гоголианства» усилиями режиссера превращены в скопище уродов и человеческих пороков, в крысиные морды и мерзкие хари; сатира и гротеск – в фарс, стеб и бредни сумасшедших, бытовая комедийная чертовщина – в страшное дьявольское наваждение, и дьяволом выступает как раз оборотень Чичиков, скупающий мертвых душ, негодяйски меняющий облик, мимикрирующий под дознавателя Шиллера. И это уже, конечно, не мир Гоголя, это мир Лунгина.
Разумеется, «Дело о “Мертвых душах”», с его микстом из всего Гоголя, не могло обойтись без сцены губернаторского бала – и, как почти во всех случаях, эта сцена (из 6-й и 7-й серий) наполнена специфическим смыслом. На бале-маскараде «в честь поминовения почившего прокурора» (так значится в пригласительном билете) должна якобы состояться помолвка губернаторской дочери с Шиллером; ожидаются также «негры из Тамбова», танцы под оркестр и множество иных развлечений. Но на самом деле губернатор и его свита готовят западню для слишком ретивого дознавателя – арест, тюрьму и в конечном счете физическое устранение («шпок» – как об этом выражаются спецы из ближнего губернаторского круга). То есть помолвка на бале – это крючок, на который рассчитано поймать и уничтожить «жениха». Но и «жених» не так-то прост: на свою якобы помолвку он за шиворот приволакивает почтмейстера Шпекина (Роман Мадянов), обнаружив, что тот регулярно вскрывает депеши, адресованные в Петербург и подменяет их другими, лестными для местного начальства. А это уже вскрытие государственной переписки, должностное преступление.
Бал, таким образом, становится территорией криминальных разборок, а оркестр, которому велено «жарить так, как будто страшный суд идет», должен заглушать звуки потасовки. Ко всему помещик Собакевич (Александр Семчев), знающий цену властям города («губернатор – разбойник, его люди – казнокрады, и все они хуже Каина») намерен продать Шиллеру за большие деньги секрет мертвых душ, который, оказывается, не содержит никакой мистики и чертовщины, а есть чисто коммерческая тайна.
Обещанные «негры из Тамбова» не бале-маскараде у губернатора так и не появились.
Одиннадцать экранизаций «Войны и мира» вместе с тридцатью двумя экранизациями «Анны Карениной» дали кинематографу в общей сложности пятьдесят четыре бальных эпизода – ведь Наташа Ростова танцевала не на одном, а на двух балах. Однако ее первый бал помнят все; о нем пишут девочки в школьных сочинениях, культурные символы и исторический контекст этого бала анализируют культурологи и историки литературы, музыкальные реалии исследуют музыковеды и музыкальные критики, спецификой танцев озабочены хореографы и балетмейстеры. Второй бал Наташи, когда год спустя она, все еще помолвленная невеста Андрея Болконского, поддается роковому соблазну и страстно отвечает на столь же страстное, но лукавое увлечение тайно женатого князя Анатоля Курагина, – этот бал обычно бывает смазан, затушеван и отодвинут на периферию киноповествования.
Три первые экранизации «Войны и мира» в российском немом короткометражном кинематографе (две чардынинских и одна протазановская) вошли в историю кинематографа благодаря актерским работам звезд немого кино – в картине 1913 года в роли Андрея Болконского снялся Иван Мозжухин, в картине 1915 года – блистали Вера Каралли и Витольд Полонский, еще одну Наташу Ростову воплотила Ольга Преображенская.
И только спустя сорок лет за толстовскую эпопею взялся Голливуд, предложив режиссеру Кингу Видору снять цветной полнометражный (208 мин.) фильм по роману Толстого, а супругам Одри Хепберн и Мелу Ферреру сыграть Наташу Ростову и Андрея Болконского[679]. Выбор актрисы на роль Наташи попал в десятку – женщина экзотической красоты, тонкого обаяния и неотразимой притягательности, Одри Хепберн «вытащила» из прелестной толстовской героини не только очевидное – яркую живость характера, романтичность, отвагу и высокое нравственное чувство. Актриса обнаружила в Наташе Ростовой безоглядную женскую страстность, готовность рискнуть и своей девичьей честью, и своим будущим, и репутацией семьи – ради мгновенного любовного увлечения.
Наташа уже почти год помолвлена с Андреем Болконским; он – после того памятного, первого в ее жизни прекрасного бала, стал ездить в дом, говорить волнующие слова. Она видит, что нравится ему и что он милый, умный, серьезный, значительный, при этом чувствует себя при нем стесненно и зажато; временами ей даже страшно: чужой человек вдруг стал ей кем-то совсем близким. Ей кажется, что, конечно же, она его любит; она честно ждет, когда пройдет этот проклятый, невыносимый год ожидания свадьбы. Ведь за этот год она может состариться, и ей будет уже не восемнадцать, а все девятнадцать, и это ужасно. К тому же жених (и это очень хорошо понимает мать Наташи, графиня Ростова (Лиа Зайдль) никак не соответствует взрывному темпераменту дочери: вместе они – лед и пламень. Мел Феррер как раз и играет такого несколько «деревянного» Андрея Болконского: Наташа огнем своих огромных черных глаз зажгла в нем что-то новое, неизведанное, этого нового хватило, чтобы признаться в любви и сделать предложение, но не хватило, чтобы невеста думала о нем днем и ночью. Тем более «деревянный» Андрей не смог стать преградой для увлечения таким пылким повесой, каким был Анатоль Курагин (Витторио Гассман).
Первый бал Наташи (как он показан в картине Кинга Видора) – это бал ее девичьего тщеславия: она была замечена, она не пропустила ни одного танца, ее приглашали лучшие кавалеры, бал имел «правильное» продолжение, то есть сватовство главного танцевального партнера. Второй бал – в доме графини Элен Безуховой (Анита Экберг), приватный, почти что интимный – это нечто совершенно другое. Наташа, во-первых, не понимает, что против нее действует своднический заговор сестры и брата Курагиных, во-вторых, она не в состоянии увидеть, что Анатоль к ней не просто внимателен, не просто не сводит глаз, а буквально преследует ее, идет за ней из комнаты в комнату, из залы в залу, что выходит далеко за рамки светского поведения. Поразительно, что этого не видят ни отец Наташи, граф Ростов (Бэрри Джонс), ни ее кузина Соня (Мэй Бритт).
Неотразимый 33-летний красавец Витторио Гассман, которого в те времена называли «немецким князем итальянского кино», выступает здесь в роли беспощадного охотника, который знает, что желанная добыча уже у него в руках, и который уверен, что сметет все преграды на своем пути. Тот факт (о котором брат и сестра Курагины отлично знают), что Ростова – помолвленная невеста и что ее жених – князь Болконский, герой Аустерлица, только усиливает азарт и преградой для Анатоля не является: будь это преграда, девушка вела бы себя иначе и близко никого бы не подпустила к себе. Курагин же, опытнейший ловелас, ясно видит, что темная, могучая страсть уже начинает овладевать маленькой графиней и что ему остается сделать последний шаг.
Второй бал Наташи Ростовой в доме графини Безуховой, где ее, невесту князя Андрея, жарко обнимает и страстно целует распутный обольститель Курагин, – этот бал разбудил ее чувственность и показал, что «деревянные» поцелуи Болконского и огневые ласки Курагина – суть разные вещи, ничего общего между собой не имеющие, и что между нею и князем Курагиным нет никаких нравственных преград.
Потому-то, отвечая на упреки высоконравственной и добродетельной кузины: «Ты видела его всего три раза… отчего он не ездит в дом», Наташа – Одри Хепберн истерически кричит, захлебываясь слезами: «Мы любим друг друга… Я жить без него не могу… Никого не люблю, кроме него… Он властелин, а я раба».
Никакого другого мужчину молодая графиня Ростова, узнавшая, как это – «быть рабой», не смогла бы назвать своим «властелином»: ни князя Андрея, даже если бы он залечил свои раны и они бы поженились, ни тем более Пьера Безухова (в картине Кинга Видора его сыграл Генри Фонда), который в конце концов станет ее мужем. Но автор романа и автор экранизации (каждый в своей манере) дали любимой героине познать это «рабское» состояние, пусть только в его начальной стадии. Кстати, в американской картине именно Пьер, которому Соня рассказала о готовящемся увозе Наташи, не допускает похитителей приблизиться к дому и к запертой на ключ девушке и перехватывает карету; именно Пьер спасает ситуацию и открывает Наташе правду о Курагине, который, как известно только узкому кругу родственников и ближайших друзей, регулярно выплачивает своей тайной польской жене компенсацию за молчание.
И стоит задуматься о трех репликах в адрес пристыженной Наташи – в американской картине они воспроизведены точно по тексту.
Первая – от Андрея Болконского, когда он, оскорбленный изменой и отказом Наташи, холодно, зло и неприязненно говорил Пьеру: «Я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу». Потом резко закричал: «Да, опять просить ее руки, быть великодушным и тому подобное?.. Да, это очень благородно, но я не способен идти sur les brisées de monsieur (по следам этого господина)»[680].
Вторая – от толстого и неуклюжего Пьера, который приехал к Наташе с упреками в душе и «старался презирать ее»; но вдруг у него вырвалось: «Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей»[681].
И, наконец, третья реплика, когда к тяжело раненному Андрею, жившему после измены невесты со злобой в душе и с намерением отомстить князю Курагину, едва только он найдет его, приходит Наташа и со слезами просит прощения. «Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза»