ГЕНРИ. – Король?! Нынешний король Клавдий! Его брат!!
БЕНВОЛИО. – И эту роль, мой мальчик, играешь ты».
ГЕНРИ. – Не хо-о-о-чу! Не хо-о-о-чу!»
Суфлер пытается предотвратить беду. Он просит Офелию показать страницы, исписанные почерком принца, Полонию. «Мы с вами должны его спасти. Прочтите, и вы сами убедитесь… Я ничего не прошу взамен. Я переписал текст. Только передайте оригинал вашему отцу. Полоний должен остановить опасное представление, которое угрожает жизни принца». Офелия обещает сохранить страницы на память о принце.
Наступает вечер премьеры. Актеры играют спектакль точно по написанному, однако в тот самый момент, когда король, разгневанный увиденным, встает и шумно уходит из зала, Полоний громогласно объявляет актерам: «Господа, именем короля, вы арестованы. Вы обвиняетесь в антигосударственном заговоре. Немедленно освободите зал, за дверью вас возьмет швейцарская стража… Кто вам разрешил показывать эту пьесу? Это провокация! Король вне себя!»
Артистов уводят. Об итогах спектакля (здесь это и впрямь мышеловка, только не для короля, а для актеров) размышляют Горацио, советник принца, и Полоний, советник короля.
«ПОЛОНИЙ. – Ты читал Эразма Роттердамского, дружище? “Королевские уши не выносят истины”.
ГОРАЦИО. – А вы читали древних греков, сударь? “Взгляд храбреца сильнее меча труса”».
Друг принца спрашивает королевского советника: «Что будет с актерами?». Тот с предельной откровенностью отвечает: «Недавно королевский хирург мне показал свежий отрезанный орган человеческого тела, который называется аппендикс. Люди искусства как аппендиксы, дружище. В спокойном состоянии они безвредны, когда ж начинают говорить – их нужно удалять».
Но еще прежде, чем «удалят» актеров, «удалили» Полония, сослали в Англию Гамлета.
Сцена допросов, которые проводит Палач, это уже «вставка» болгарского автора. Опытный дознаватель, который виртуозно умеет «ломать и «сокрушать» любого подопечного, проводит операцию «удаления» почти без помех. Актеры, которых обвиняют в шпионаже, дают показания.
«ПАЛАЧ. – Как началась твоя шпионская деятельность?
ГЕНРИ. – К нам пришел человек, агент норвежца Фортинбраса, и сказал: измените свой маршрут и пройдите мимо королевской резиденции, замка Эльсинор. Норвежец сказал, что нас встретит первый королевский советник Полоний и впустит шестерых актеров в замок.
ПАЛАЧ. – Кто были эти шестеро?
ГЕНРИ. – Господин директор, его жена Элизабет, госпожа Амалия, Бенволио, господин суфлер и я.
ПАЛАЧ. – И все знали задание?
ГЕНРИ. – Мы пятеро – да, господин суфлер ничего не знал.
ПАЛАЧ. – Какова была ваша задача?
ГЕНРИ. – Сыграть пьесу и во время представления осуществить ее содержание.
ПАЛАЧ. – Как называлась пьеса?
ГЕНРИ. – “Убийство Гонзаго”.
ПАЛАЧ. – Сюжет?
ГЕНРИ. – Убийство короля.
ПАЛАЧ. – Как вы предполагали осуществить ее содержание?
ГЕНРИ. – Создать суматоху и убить короля.
ПАЛАЧ. – Кто должен был убить короля?
ГЕНРИ. – Господин директор, Чарльз.
ЧАРЛЬЗ. – Что за фарс! Что ты несешь, Генри? Это же фарс!
ПАЛАЧ. – Дальше.
ГЕНРИ. – Мы сыграли спектакль, создали суматоху, но не успели убить короля, потому что нас арестовали. Признаю себя виновным, осуждаю свою деятельность и осуждаю сурового, но справедливого приговора. Прошу только о снисхождении – не отнимать у меня жизнь.
ЧАРЛЬЗ. – Вы во все это верите, господин Палач?
ПАЛАЧ. – Моя задача не верить, а добиваться правды.
ЧАРЛЬЗ. – Какой правды?
ПАЛАЧ. – Той, что полезна для государства».
После камеры пыток, где избивают, ломают ребра, заставляют сутками стоять навытяжку, надевают колодки, откуда доносятся жуткие крики и вопли, актеры, один за другим, сознаются в шпионаже под диктовку Суфлера. На вопрос об имени и профессии, следует отвечать: «Мое имя – грязная свинья, профессия – рыться в помоях». Согласно принципу Палача, допрашиваемого следует сначала лишить его имени и достоинства, и только потом заставить сознаться в том, в чем ему, Палачу, нужно.
Доходит очередь и до Суфлера. Он свидетельствует: «Я участник антигосударственного заговора против нашего короля Клавдия. Вовлечен был в него господином директором Чарльзом, который мне дал текст с антигосударственным содержанием. Не знаю, кто этот текст написал, но почерк был принца Гамлета.
ПАЛАЧ. – Лжешь! Откуда ты знаешь почерк принца Гамлета?
СУФЛЕР. – Госпожа Офелия подтвердит. У нее оригинал.
ПАЛАЧ. – Кто ей дал?
СУФЛЕР. – Я.
ПАЛАЧ. – С какой целью?
СУФЛЕР. – Передать ее отцу, первому королевскому советнику Полонию, чтобы приостановить спектакль.
ПАЛАЧ. – Покойный первый королевский советник оказался норвежским шпионом, следовательно, ты тоже».
Очень скоро Палач объявит актерам:
«Ваш Суфлер замолчал навсегда. Он получил по заслугам. У меня принцип – кто прощает виновных, тот осуждает невинных».
Начинается поединок между Палачом и Горацио. Палач обвиняет Горацио в организации антигосударственного заговора против короля Клавдия. Используя сумасшествие принца Гамлета, он заставил принца написать пьесу с обидным для короля содержанием, заплатил пять тысяч дукатов бродячим актерам, чтобы они сыграли эту пьесу в королевской резиденции с целью создать суматоху и убить короля. Страница, написанные рукой принца, – тому доказательство.
Однако Горацио, в свою очередь, объявляет, что пришел от имени его величества, короля Дании, в качестве члена королевской свиты, и напоминает Палачу, что от него требуется только одно: разоблачить покойного первого королевского советника Полония, как шпиона враждебного Дании государства, получить соответствующие письменные показания от арестованных артистов – его соучастников – и немедленно их представить королевскому совету. Палачу категорически запрещено упоминать под любым предлогом имя принца Гамлета, иначе это будет иметь непоправимые последствия для датского государства. По этой причине принц был отправлен с дипломатической миссией в Англию. Горацио требует немедленно передать ему эти страницы и продолжить расследование.
Под пытками сознаются все без исключения. У Офелии, потерявшей рассудок, Палач отбирает страницы, написанные рукою принца. Директор труппы тоже сознается в шпионаже, хотя пытается всю вину взять на себя и выгородить остальных. Мужчины сломлены; женщины, отданные на поругание оголодавшей по женскому телу швейцарской страже, обесчещены и растерзаны. Палач объявляет приговоры: кому смертная казнь через обезглавливание, кому удары палками у позорного столба, лишение гражданских прав и запрет на профессию до конца жизни.
Так стихотворная вставка принца Гамлета, имеющая в трагедии Шекспира цель «заарканить совесть короля», становится в позднейшей пьесе болгарского автора самостоятельным сюжетным элементом, который раздвигает рамки действия в сторону, условно говоря, Оруэлла. Никто не может вынести пыток, никто не может удержаться от предательства. Даже друг Горацио, тот, кто у Шекспира есть олицетворение честности, стойкости и верности («из всех людей ты самый настоящий»), здесь главный интриган, к тому же развязен, пошл, банально флиртует с замужней актрисой на глазах ее супруга, директора театра, и произносит приговор такой, оказывается, небесспорной добродетели, как дружба:
«ГОРАЦИО. – Запомни, что я тебе скажу, Чарльз. У каждого человека на этом свете есть только один друг.
ЧАРЛЬЗ. – Кто же?
ГОРАЦИО. – Он сам. Моего единственного друга зовут Горацио. Понял?
ЧАРЛЬЗ. – Понял».
В трагедии Шекспира судьбы бродячих актеров остаются в тени, нет ни единого намека на то, что же случилось с ними после того, как спектакль был прерван. В пьесе современного автора именно они, да еще Палач, вершитель судеб своей страны, оказываются в центре действия.
Но в «Убийстве Гонзаго», пьесе, символизирующей нравы ХХ века, но созданной по мотивам трагедии из конца XVI – начала XVII века, все же не должно быть смертей больше, чем в первоисточнике, и драматург в основном соблюдает верность исходному материалу. В жертву принесен только безымянный Суфлер, угодивший в собственную мышеловку: негоже человеку из толпы пытаться изменить ход истории и мировую драматургию – «Убийство Гонзаго» должно быть отыграно по нотам и до конца, пусть даже по тексту, который переписал Суфлер с оригинальной рукописи принца, а оригинал спрятал. Король так или иначе должен увидеть копию своего злодейства – остальное за него сделает Палач.
Как же, однако, добиться хоть какого-то сносного финала? Нельзя ведь закончить спектакль повальными казнями. Драматург выходит из положения за счет «друга» Горацио, истинного лицедея, единственного, кто как будто остался в выигрыше от случившегося. Слова шекспировского Гамлета аукаются здесь злой карикатурой. Здесь «настоящий Горацио» надменно объявляет Палачу, готовому немедленно привести свои приговоры в исполнение: «Отстаете от жизни, господин Палач. В королевском замке час тому назад разыгралась настоящая античная трагедия. Мертвые: вернувшийся из Англии принц Гамлет проколот отравленной шпагой Лаэрта, сына покойного Полония; сам Лаэрт заколот принцем Гамлетом; королева выпила отравленный бокал с вином, приготовленный королем Клавдием; и сам король Клавдий, которого проткнул шпагой принц Гамлет. Четыре трупа и один новый король – король Фортинбрас!.. Указ короля Фортинбраса, написанный мной лично и скрепленный королевской печатью: “Актеры бродячей театральной труппы: директор Чарльз, Элизабет, Бенволио, Амалия, Генри, активные участники заговора против бывшего короля Клавдия, объявляются героями Дании. Выражаю им высочайшую королевскую благодарность и назначаю их актерами нового постоянного королевского театра во главе с директором Чарльзом”».
«А я, – спрашивает Палач, – я, господин королевский советник?
ГОРАЦИО. – Учитывая ваш опыт, вы назначаетесь королевским Палачом, господин королевский Палач… Перед смертью принц Гамлет мне сказал: “Горацио, расскажи правдиво мою историю!” Пришло время, я расскажу ее правдиво, а принц Гамлет будет погребен с почестями. Господин Палач, передайте господам артистам конфискованные десять тысяч дукатов. Они будут нужны для нового королевского театра.