[310].)
Не в монастырях и не в церквях обретается Бог, а где-то в других местах, – таков вывод отца Сергия, прибившегося к концу жизни к богатому сибирскому мужику, чтобы работать у него в огороде, учить детей и ходить за больными. Здесь вывод Толстого и вывод фильма 1978–1979 гг. полностью совпали.
Итак, между первой публикацией повести Толстого и ее первой экранизаций прошло семь лет. Между первой и второй экранизацией прошло шестьдесят лет. После второй экранизации минуло уже тридцать пять лет, но третьей экранизации не последовало и не слышно, чтобы она кем-то планировалась. Творчество Толстого после «Исследования догматического богословия» (1884), в частности повесть «Отец Сергий», в центре которой – государь император, русские православные монастыри, монах и монашество, вызывают, по-видимому, смущение у художников сцены[311] и экрана как в России, так и за ее рубежами: для сравнения стоит сказать, что «Анна Каренина», созданная двадцатилетием ранее, была экранизирована более тридцати раз, «Война и мир», роман-эпопея, написанная еще раньше «Анны Карениной», экранизировалась около пятнадцати раз, роман «Воскресение», написанный в последнее десятилетие XIX века, – около двадцати двух раз.
В современной церковной печати принято писать, что Лев Толстой в «Отце Сергии» рассказывал не о конкретном монахе, а создал «антижитие», направленное против монашества как принципа жизни, что он вступил в радикальное противоречие с церковными догматами, в противостояние с ортодоксальным православием и в соперничество с ним. Приведу обширную выдержку из типического в этом смысле размышления.
«Повествование об отце Сергии, написанное в период “духовного обновления” Толстого, поражает своим духовным и чисто литературным легкомыслием. Повествование идет о монашестве, о высотах духовной, во Христе, жизни, то есть области, которая широко раскрывается в огромном христианском опыте девятнадцати веков. И так как область эта запечатлена в великой христианской литературе и в живых жизненных примерах по всему лицу мира, то говорить о ней можно вполне математически даже враждебному христианству, но беспристрастному исследователю-психологу… Легкомыслен рассказ “Отец Сергий” прежде всего потому, что во всей его внутренней фабуле отсутствует то, что должно было бы быть самым главным: Христос. Христа нет в рассказе!
Это поражает – как Толстой мог описать жизнь искреннего и подчеркнуто правдивого человека, его монашество, его монастырскую девятилетнюю жизнь, его тринадцатилетний затвор, его старчество, коснуться глубин его внутренней жизни, и все так, будто бы Христа, Живого Спасителя, Живого Слова Божия – не было вовсе! Рассказ “Отец Сергий”, если его охарактеризовать двумя словами, есть какой-то монашеский кошмар: без Христа»[312].
Православный портал полагает, что в толстовской повести сквозь художественный рассказ проступает грубая насмешка над трудами всех вообще отшельников и монахов, что старец, будто бы во имя послушания, совершает немыслимую вещь, отправляя не смирившего свою гордыню монаха в пещеру, ибо затворничество есть не наказание, а высший образ монашеской жизни, к которому допускаются только духовно зрелые монахи.
Православный портал упрекает Толстого в незнании церковного уклада, в недостоверном изображении монашеской жизни как скучной и нудной, в то время как «такой искренний человек, как о. Сергий, не мог бы прожить и года в монастырской обстановке, рассчитанной на постоянное живое молитвенное пребывание человека с Богом»[313]. Вывод, который предлагает православная критика, сводится к тому, что отец Сергий не был ни монахом, ни священником, ни старцем – он был во все свои ответственные минуты Львом Николаевичем Толстым, «не имеющим общения с Живым Богом, изнемогающим в бесплодной борьбе с самим собою и предпринимающим все свои религиозные решения на основании либо человеческой страсти, либо отвлеченных размышлений»[314]. Грех безбожия и непрестанной хулы на Духа Святого оборачивается и плотским грехом, и о. Сергий идет к дальней родственнице, чтобы каяться перед ней. «О покаянии пред Христом ни слова. Воскресение происходит без Христа, как без Него шла и вся жизнь. Но как жизнь без Христа была у о. Сергия ложью, то и воскресение без Христа есть неправда»[315].
Есть основания предполагать, что новая экранизация толстовской повести при условии, что экранный князь Касатский, воспроизведенный согласно литературному первоисточнику, а не в противоречии с ним, при сегодняшних общественных настроениях будет воспринята весьма негативно. Толстовский «Отец Сергий» за сто с лишним лет его бытования в отечественной культуре как лакмусовая бумажка выявляет смену вех и колебания эпох.
Современники вспоминали: «Его имя было у всех на устах, все взоры были обращены на Ясную Поляну; присутствие Льва Толстого чувствовалось в духовной жизни страны ежеминутно»[316]. Напомню известную дневниковую запись А. С. Суворина от 29 мая 1902 года: «Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой, несомненно, колеблет трон Николая и его династии. Его проклинают, Синод имеет против него свое определение. Толстой отвечает, ответ расходится в рукописях и в заграничных газетах. Попробуй кто тронуть Толстого»[317].
Ранний российский кинематограф ярко и многообразно подтвердил эти истины.
Глава 3. Дискуссия об «Анне Карениной»: поклонники и противники
В январе 1975 года журнал М. Н. Каткова «Русский вестник» – одно из самых респектабельных периодических изданий, сумевшее привлечь крупнейших русских писателей и опубликовать наиболее значительные произведения русской литературы второй половины XIX века, – напечатал первые главы романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина». Его читатели мгновенно разбились на группы восторженных поклонников и возмущенных оппонентов.
«Всякая глава “Анны Карениной” подымала все общество на дыбы, и не было конца толкам, восторгам и пересудам, как будто дело шло о вопросе, каждому лично близком»[318], – писала двоюродная тетка Льва Толстого фрейлина Александра Андреевна Толстая. «Роман ваш занимает всех и читается невообразимо. Успех действительно невероятный, сумасшедший. Так читали Пушкина и Гоголя, набрасываясь на каждую их страницу и пренебрегая всем, что писано другими», – сообщал Толстому его постоянный корреспондент критик Н. Н. Страхов после выхода из печати 6-ой части «Анны Карениной. – Это великое произведение, роман во вкусе Диккенса и Бальзака, далеко превосходящий все их романы»[319]. Вскоре Н. Н. Страхов сообщил Толстому свое впечатление от всего произведения: «О выходе каждой части Карениной в газетах извещают так же поспешно и толкуют так же усердно, как о новой битве или о новом изречении Бисмарка. И так же врут. Я знаю одно: совершилось великое событие в русской литературе, явилось новое великое произведение»[320].
Русское общество жадно зачитывалось романом, наслаждалось им, бредило его героями. Для многих читателей Анна Аркадьевна стала воплощением женской прелести и обаяния. Стремясь подчеркнуть привлекательность той или иной женщины, ее сравнивали с героиней Толстого: à la Каренина.
Трагическое повествование о страстной любви замужней женщины и молодого офицера, то есть история адюльтера с плохим концом, стала великим романом, который покорил читателей всего мира, сочинением, ради которого русский язык учили иностранцы, чтобы прочитать его в подлиннике. Он и вошел в сознание поколений читателей как самый известный в мировой литературе роман о любви.
Время подтвердит высокую оценку «Анны Карениной». «Я без колебаний назвал “Анну Каренину” величайшим социальным романом во всей мировой литературе»[321], – писал Томас Манн. А. А. Фет, прочитав роман, писал Толстому о том, как утоляется его сознание мыслью, что на Руси есть человек, способный, сидя в Ясной Поляне, написать «Анну Каренину»[322].
Важно, однако, помнить, что далеко не все суждения и высказывания об этом романе были к нему благосклонны. Радикально настроенные читатели и критики, молодые и зрелые, воспринимали «Анну Каренину» в штыки, считая роман пустым и бессодержательным. Когда в марте 1876 года А. С. Суворин опубликовал в газете «Новое время» положительную рецензию на литературную новинку, гимназисты восьмого класса прислали сердитое, возмущенное письмо, оскорбившись снисходительностью либерального журналиста. Негодовал и цензор николаевских времен, а в те времена тайный советник, А. В. Никитен-ко, увидев главный порок «Анны Карениной» в очернительстве, отсутствии идеалов, смаковании грязи и пошлости.
Одни читатели горячо защищали Анну, другие ее сурово судили. Защитницы женской эмансипации не сомневались в правоте Анны и были недовольны трагическим концом романа. «Толстой жестоко поступил с Анной, толкнув ее под колеса поезда, не могла же она всю жизнь мучиться с нелюбимым, постылым Алексеем Александровичем», – рассуждали курсистки, то есть девушки, рискнувшие получать образование.
Уместно напомнить, что в первоначальном варианте романа героиня (ее зовут Татьяна Сергеевна Ставрович) все же добивается развода и живет с любовником (здесь имя его Балашов) и двумя детьми. Но поскольку изменился их образ жизни, меняется и окружение пары: теперь это не столько высший свет Петербурга, сколько люди полусвета, дурно воспитанная богема. К ним, будто призрак, приходит бывший муж – худой, сгорбленный старик: в руке он держит револьвер, собираясь убить жену, а после застрелиться сам. Однако преступное намерение быстро меняется – он призывает бывшую жену к раскаянию и религиозному возрождению. В итоге любовники ссорятся, Балашов (Вронский) уезжает, Татьяна Сергеевна (Анна) уйдя из дому, оставляет записку, а через день ее тело находят в Неве