Стоит процитировать и еще одно впечатление – о дошедшем отрывке фильма. «Сцена – роды Анны. Тонкая партитура роли, полное отсутствие натурализма (играются не столь родовые, сколь муки душевные Анны, считающей, что настал ее смертный час и она умирает). Хорошая и по современным меркам скромная игра и полное соответствие внешних данных актрисы толстовскому описанию, что немаловажно, сколь бы ни был впоследствии распространен некий тезис о том, будто бы внешнее сходство не важно, а важно-де внутреннее.
Однако первым условием уважения к автору является внимание к портрету героя, коль скоро он выписан в авторском тексте. Наверное, для Толстого небезразлично было то, что его Анна, портретно навеянная М. А. Гартунг, дочерью Пушкина, была черноволоса, с серыми глазами, полна и легка одновременно… Учась интерпретировать, кинематограф 1910-х годов учился и мастерству портрета»[386].
Как видим, рецензии на первые же экранизации немого кинематографа и свободные отклики на них в своей совокупности обнаружили все те болевые точки, сомнения, весь скепсис по отношению к новому виду искусства (или еще не искусства) и всю надежду на него, которые продолжали и продолжают существовать в течение целого столетия.
Съемки «Анны Карениной», ставшие огромным событием для всех, кто имел к ним прямое отношение, не могли не оставить значительный след в виде дневниковых записей и поздних воспоминаний. Слово актрисе, звезде немого кино Зое Федоровне Баранцевич, исполнительнице роли Кити Щербацкой – это был дебют 18-летней девушки, после которого она сыграла еще в сорока картинах у лучших режиссеров своего времени: «После первой пробной съемки роль Кити была оставлена за мной. С большим волнением приступила я к этой роли, так как кино было для меня областью незнакомой, я знала его только как зритель. Приступая к работе, я не имела никакого понятия о технике создания фильма. Начались съемки. Мне почему-то казалось, что все должно быть, как в театре, и вот начались обычные “открытия”. В сценарии, который был у меня, я отметила последовательность моих сцен, а оказалось, что сначала снимали середину, потом конец, затем начало. Поразил меня павильон кинофабрики, а главным образом свет. Когда я перед съемкой сцены бала вошла в ателье, чтобы посмотреть на окружающую обстановку, и взглянула на себя в зеркало – я пришла в ужас. На меня из зеркала глядело зеленое пятнистое лицо с черно-синими губами… Разве можно сниматься с таким ужасным лицом? И я в отчаянии пошла в гримировочную снимать грим. Все равно, думала я, – посмотрят на меня с таким лицом и не дадут играть Кити! Никогда я не увижу себя на экране! Но мне объяснили, что такие лица у всех от света ртутных ламп. Работа была увлекательной и интересной, особенно для меня, молодой актрисы, начинающей свой путь. Поражала меня глубина творчества М. Н. Германовой, которая пришла в кино из театра и в этом новом для себя искусстве нашла столько красок и интересных деталей. В. Р. Гардин, чуткий и внимательный режиссер, умел выявить в актере то, что было нужно для данного образа, и все сложные этапы построения роли проходили для актеров безболезненно. По крайней мере мне казалось, что роль Кити возникла во мне и оформилась легко»[387].
Актер немого кино и армянский кинорежиссер А. И. Бек-Назаров тепло вспоминал об искусстве З. Ф. Баранцевич: «Ее игра всегда была продумана и выверена, исполнительная техника – неизменно безупречна. Изобретательность и находчивость ее были неистощимы. Но вместе с тем Зоя Федоровна отличалась большой скромностью и какой-то невиданной чистотой мыслей и взглядов. Работать с ней было одно удовольствие. Я это понял во время работы над нашим первым совместным фильмом (он назывался “Загадочный мир” и рассказывал о сентиментальной любви некоей панны Ванды – ее играла Баранцевич – к председателю клуба эстетов, которого играл я)»[388].
Интересные воспоминания оставил и режиссер картины В. Р. Гардин – о том, в частности, что на подготовительный период вместе с написанием сценария уходило обычно не больше недели, и это считалось вполне солидным сроком. «В моей кинорежиссерской практике я слышал пожелания выпустить фильм не только послезавтра, но и завтра. После разговора с Тиманом я поехал на квартиру к артистке Германовой. Она дала согласие исполнять заглавную роль и поставила только одно условие: срепетировать все сцены заранее у нее в гостиной. Загримированная и одетая, Германова будет приезжать на съемки к определенному часу. Ждать своего выхода она соглашалась не более трех минут. Германова не видела никакого различия между кино и театром. Я осторожно стал ее разубеждать, но мои усилия были тщетны. “Придется только меньше говорить, – закончила она беседу со мной. – Об этом я подумаю серьезно…” Я исполнил обещание, данное Германовой, и как только она появлялась в ателье, восклицал: “Свет!” Двадцатидневная работа над фильмом шла гладко. Один только раз задержал я Германову на десять минут, и, удивляясь, она пожимала плечами: “У нас в театре невозможна такая неаккуратность”»[389].
Гардин рассказал и об одном памятном событии, которое произошло в дни съемок «Анны Карениной». «Сижу я однажды в режиссерском кабинете перед большим зеркальным окном, откуда виден мост возле Александровского вокзала и все движение по Тверской-Ямской улице. Мой помощник – администратор, достающий со дна морского птичье молоко, Дмитрий Матвеевич Ворожевский обратил мое внимание на красивую брюнетку, переходящую улицу и направляющуюся, по-видимому, к нам. Брюнеток и блондинок приходило колоссальное количество – все мечтали о “королевском троне”. Но это явилась ко мне Вера Холодная! Стройная, гибкая, бывшая танцовщица, она сидела передо мной, опустив красивые ресницы на обвораживающие глаза, и говорила о том, что хочет попробовать свои силы на экране. Ну что я, режиссер драмы, мог предложить танцовщице? Но отпускать ее тоже не хотелось. Красивая, а может быть, и даровитая. Надо испытать ее. “Ну, хорошо. Прошу вас снять мерку для бального платья. Вы будете среди гостей, и я сумею подойти к вам поближе с аппаратом. Съемка через три дня”. Через три дня Вера Холодная опять у меня в кабинете. “Владимир Ростиславович, благодарю вас. Я получила три рубля за сегодняшний день, но меня это совсем не устраивает. Я хочу роль. Дайте мне возможность поглядеть на себя не только в зеркале”. Когда Вера Холодная сердилась, она хорошела замечательно. Я стал думать: “Ну где я ей достану роль?” “Хорошо. Есть сцена. После свидания с сыном Сережей Анна вернулась в свой номер в гостинице. Входит кормилица-итальянка с девочкой на руках и подносит ее Карениной. Будет крупный план, и вы себя увидите. Согласны? Только давайте репетировать”. Вера Холодная тогда умела лишь поворачивать свою красивую голову и вскидывать глаза налево и направо – вверх. Правда, выходило это у нее замечательно, но больше красавица Вера дать ничего не могла. А этого было мало, так мало, что мысленно я поставил диагноз из трех слов: “Ничего не выйдет”. Однако решил, умолчав о своем решении, выслушать мнение Тимана. Когда мы вместе проглядывали куски, он после первого же кадра с Холодной спросил: “Это что за красавица? Откуда вы ее достали?” Я объяснил все подробности и желание Веры Холодной сниматься. “Может быть, принять ее в состав нашей труппы? У нее исключительная внешность”. “А что ей делать? Нам нужны не красавицы, а актрисы!” – резко ответил Тиман. Этой фразой судьба ее была решена. Я дал ей письмо к Евгению Францевичу Бауэру. И у Е. Ф. Бауэра “вышло все”. Он нашел, “что делать” на экране Вере Холодной, опрокинув и мой диагноз, и консервативную фразу Тимана. Через год появилась первая русская “королева экрана” – Вера Холодная»[390].
Всего за пять лет кинокарьеры, начавшейся в 1914 году крохотной ролью в «Анне Карениной» и закончившейся со смертью актрисы в 1919 году, Вера Холодная стала самой знаменитой киноактрисой своего времени и навсегда вошла в историю немого российского кинематографа.
В 1915 году «Анну Каренину» поставил в кино американский режиссер Дж. Гордон Эдвардс (J. Gordon Edwards), всего снявший около 50 картин в жанре драмы, мелодрамы, вестерна, детектива. «Анна Каренина», немая черно-белая картина, о которой, кроме имен исполнителей главных ролей (Бетти Нансен – Анна Каренина, Эдвард Хосе – барон Алексис Каренин, Ричард Торнтон – князь Вронский), известно только то, что она была снята в начале кинокарьеры Эдвардса, но не сохранилась, как не сохранилась ни одна из работ режиссера. Увлекшись драматическими сюжетами Л. Н. Толстого, в том же 1915 году он снял еще одну картину по его роману «Воскресение»: картина была названа «Воскресение женщины» («A Woman’s Resurrection»). Сценаристом в титрах значился Лев Толстой.
Трудно судить о содержании и качестве этих двух экранизаций, однако судя по тому, что именно снимал режиссер в дальнейшем, его интересовали главным образом любовные похождения знаменитых женщин, которые он брал из истории и художественной литературы. В его фильмографии значатся экранизации: У. Шекспир «Ромео и Джульетта» (1916, 70 мин.), В. Гюго «Возлюбленная Парижа» («The Darling of Paris», 1917; на афише роман Гюго «Собор Парижской богоматери» значится как «The Hanchback of Notre Dame», то есть «Горбун из Нотр Дама»), А. Дюма-сын «Камилла» («Camille», то есть «Дама с камелиями», 1917, 60 мин.). Специализируясь на историях великих женщин, Эдвардс зачастую трактовал их как женщин вампирического темперамента. Трудно сказать, была ли такой его Анна Каренина, но почти все его последующие героини были именно такими.
Про картину «Лисица» («The Vixen», 1916, 60 мин.) кинословарь рассказывает следующее: «Распущенная самовлюбленная нимфоманка Элси Драммонд – или, как ее называют, Лисица, – получает удовольствие, раз за разом расстраивая личную жизнь своей сестры Хелен. Когда Хелен влюбляется в успешного дельца с Уолл-стрит Мартина Стивенса, Элси применяет свои чары и отбивает его у сестры. Вскоре брат девушек, бездельник Чарли Драммонд, разоряет Стивенса, и Элси не раздумывая бросает обедневшего любовника. Затем она отбивает у Хелен еще одного поклонника – молодого политика Ноулза Мюррея, – выходит за него замуж и уезжает с супругом в Париж, оставив на попечение сестры их отца-алкоголика. Проходит шесть лет. Мюрреи переезжают в Вашингтон, где Элси, успевшая стать матерью, возобновляет знакомство со вновь разбогатевшим Стивенсом. Ноулз пытается уличить жену в измене, но добрая Хелен, чтобы защитить племянников, обеспечивает свою беспутную сестру алиби. В итоге С