Сюжетная редукция – сокращение, усечение, сведение сложного к простому – позволяет картине легко избавиться от множества боковых линий и персонажей романа, упростить отношения главных героев до пунктира. Увидев, как старуха фактически обобрала Соню, Родерик мстит за девушку. В ход идет – нет, не топор, это было бы слишком кроваво, слишком по-русски – а банальная буржуазная кочерга, взятая у привратника из напольной вазы. Подойдя сзади, юрист ударяет старуху по голове, и та падает замертво. А дальше – на него по очереди давят Порфирий и Соня, вынуждая сознаться и заявить на себя. Особых мук совести, сожалений, раскаяния не видно; все происходит обыденно: сирота Соня, хорошенькая, с ангельским личиком (Мэриэн Марш), признается Родерику в любви, а любовь такой девушки стоит многого. Родерик и Соня идут вместе к Порфирию (Эдвард Арнольд), уже успевшему поиздеваться над подозреваемым, и картинно просветленные глаза преступника, глядящего куда-то вдаль, должны, по-видимому, проиллюстрировать фразу из романа: «Их воскресила любовь».
Все легко и незамысловато, по-американски, без затей. Даже издатель, опубликовавший статью Родерика, жаждет продолжить сотрудничество и выплачивает ему огромный по меркам времени гонорар. Родерик его с удовольствием тратит и вскоре щеголяет в новых, с иголочки, костюмах и модных шляпах. Зачем вообще было убивать старуху?
Современного зрителя, однако, этой полусказкой не проведешь. Американское прочтение русской классики в данном случае не внушило доверия. «Перед нами – криминальная драма с религиозным пафосом в финале, – размышляют зрители, видя почти карикатурное поведение Раскольникова в кабинете Порфирия. – Это картина об успехе и убийстве, цене, которую человек готов заплатить за известность. Такая трактовка, конечно, уводит нас далеко от Достоевского… Роль Раскольникова играет Петер Лорре. Великий актер, прославившийся в фильмах Хичкока и Ланга, в роли Раскольникова смотрится более, чем бледно»[474].
Первая звуковая экранизация «Преступления и наказания» не стала шедевром.
Однако вскоре после американского эксперимента российский кинематограф все же напомнил зрителю о романе Достоевского.
Заголовок «Преступление и наказание» был использован М. Зощенко для комедии-водевиля, написанной им в 1933 году, по которому в 1940 году режиссером Павлом Коломийцевым, племянником писателя, был снят короткометражный (26 мин.) черно-белый звуковой фильм[475]. «Преступление и наказание» – и пьеса, и ее киноадаптация – не имели никакого отношения к истории Раскольникова: название иронически обыгрывало совсем другие сюжетные события – горестную историю ворюги и спекулянта, который вмиг, буквально за пару часов, лишился всего имущества, двухкомнатной квартиры и даже жены.
Итак, некий заведующий кооперативом Григорий Иванович Горбушкин (Игорь Ильинский), хорошо сознавая, сколько всего чужого он натащил в дом, сколько раз преступал закон, смертельно боится уголовного кодекса, согласно которому за воровство дают «высшую меру» с конфискацией. Об этом он как раз накануне прочитал в газете: «высшая мера наказания за расхищение народного имущества». Он буквально трясется от страха и за свою жизнь, и за свое добро. Жена Анна Васильевна (Мария Миронова) возражает: «А чего ты расхищаешь-то? Подумаешь! Раз в год какое-нибудь гнилье принесет и после этого газеты читать не может – ему высшая мера снится… Другие заведующие несут, несут, несут – ставить некуда… Немного домой принес – в этом пороку нету. Другие на сторону продают и то без криков газеты читают…»[476]
Что любопытно – домочадцы Горбушкина тоже ожидают для него ареста и конфискации, поэтому, когда за ним пришел красноармеец из прокуратуры, супругов охватывают паника и замешательство. Пришедший боец тем не менее ведет себя вежливо, предъявляет повестку и объясняет, что она от следователя: «Срочно. Гражданину Горбушкину… Прошу вас явиться для дачи свидетельского показания по делу Щукина. Следователь Кемин». Однако то обстоятельство, что хозяина вызывают как свидетеля и что это не арест, ни он сам, ни его жена усвоить не в состоянии – на воре шапка горит.
Горбушкин надевает на себя зимнее пальто (хотя дело происходит летом), жена Нюша собрала ему полную авоську снеди, и как только мужа увели, в ужасе звонит своему брату (Владимир Лепко). Всполошился и сосед Горбушкиных (Федор Курихин), зашедший в квартиру запросто, чтобы прикупить что-нибудь из вещей и заодно как-нибудь утешить соседку. Двое мужчин, алчных и нечистых на руку, начинают срочную операцию по распродаже всего имущества арестованного, как они предполагают, Горбушкина и, поскольку судьба его им неизвестна, оба называют бедную Нюшу «вдовой». Та не возражает. Тем временем Горбушкин приглашен в прокуратору всего только как свидетель, и лично ему пока ничего не грозит: преступление (воровство) пока что остается без наказания от государства.
О культурном и образовательном уровне персонажей ярче всего свидетельствует сцена продажи картин, которыми увешаны стены квартиры.
«Брат (в телефон). Але. Федор Палыч? Да, это я… Чего? Именно так. Кругом все продается. Полная спешная распродажа. Ну да, разная обстановка. Да, и шкапы. И картины, и картины. Чего? Чьих кистей? Каких кистей? Кистей? Кистей, кажись, нет. (Смотрит на картину.) Нету, картина без кистей. Ну, обыкновенная рама, и кистей, знаете, нету. Чего? А, это. (К сестре.) Он говорит: какие-то кисти.
Жена (сердито). Какие кисти? Нет у меня кистей.
Брат. – Але. Кистей у вдовы нету. Чего? Ах, это. А-а. (К сестре.) Он говорит: чьих кистей? Ну, какие мастера?
Жена. – Да какие кисти? Без кистей!
Сосед. – Нет, это так прежние буржуазные классы гуманно выражались: чьи кисти. Кто, одним словом, картины красил? Смех, ей-богу.
Жена. – А пес их знает, кто их красил.
Брат. – Фамильи. Он фамильи спрашивает. Только быстро отвечайте.
Жена. – Ай, я не могу про это думать… Этот, как его, на “ой” фамилия. Или, погоди, на “ух”…
Сосед. – Ахов? Чехов?
Брат (в телефон). – На “ух” фамилия начинается.
Жена. – Или, погоди, – на “ай”.
Брат. – На “ай” начинается. Айвазовский? Ну да, этот, Айвазовский. Одним словом, на одной картине чудная сухая березовая роща – метров сорок сухих березовых дров, а на другой, извиняюсь, простая вода. За рощу не меньше трехсот, а за воду – сговоримся. Значит, ждем вас, Федор Палыч».
«Враги человеку – домашние его» (Мф. 10; 36). Эта евангельская истина торжествует в комедии, правда, в совершенно ином, сугубо бытовом контексте и безотносительно к религии. Шурин Горбушкина действует исходя из своих соображений, как надо спасать сестру, зятя и их имущество. «Вы, сестра, не можете много понимать. Человек засыпавшись по такому важному делу. Неисчислимые убытки, может быть, государству нанесены. Тут нам с вами одной минуты зевать нельзя. Тут надо совершенно ударно провернуть. А которые придут – у вас и нет ничего. Жена в полной нищете на койке сидит… Да вы одеты-то как! Одеты-то вы как? Накрутили на себя, ну, ровно верблюд. А ну, оденьте темненькое платье победней. Остальное все продавайте…».
Нюша послушно надевает темненькое платье, похожее на вдовье, бедное и незавидное.
Но надежды на брата нет никакой – распродав все имущество сестры, он отрекается от родства. «Меня не упоминайте. Прямо, меня забудьте. Прямо, нет меня. Ай, ей-богу… Ах ты черт! Какое, скажут, родство, да пятое-десятое. Может быть, вам, сестра, замуж выйти? Слушайте, не можете ли вы быстро жениться, замуж выйти, а? Только быстро».
Ни с того ни с сего возникает новый конфликт: сосед, которого почти что силком заставили жениться на «вдове», протестует против продажи мебели, посуды и прочих вещей на сторону: ведь добро должно бы достаться ему даром, как приданое жены-соседки. Кроме того, ему, как он считает, должны вернуть деньги, которые он уплатил за купленные до женитьбы предметы обихода.
В этот щекотливый момент Горбушкин, полагая, что благополучно избежал и ареста, и конфискации, и высшей меры, возвращается с авоськой домой, радостно напевая: «Колокольчики-бубенчики звенят, звенят. / Про ошибки моей юности твердят…». В квартире разгром, которого он в первые минуты не замечает. Шурина как ветром сдуло, и расхититель вдруг обнаруживает, что конфискация-таки произошла: он разорен, опустошен, обманут. Наказание свершилось; наказаны все – и Горбушкин, и его глупая курица жена, и их сосед, новоиспеченный «муж жены», которого обвели вокруг пальца, и теперь им троим предстоят долгие разборки, ссоры, скандалы.
«Трое стоят, раскрывши рты», – так заканчивается пьеса, так заканчивается и фильм. Можно видеть, что оцепенение героев продлится недолго, и все трое пойдут к виновнику несчастья, брату Анны Васильевны, проныре и подлецу, как аттестует его Горбушкин; начнется длительный процесс – может быть, суд, может быть, мордобой, может быть, еще что-нибудь столь же нерадостное, но только не раскаяние, но только не горькое сожаление: у Горбушкина – что он ворует у государства, у его жены – что она поощряет мужа к хищениям и даже ставит ему в пример других, более оборотистых и удачливых приобретателей («Жена. Другие заведующие несут, несут, несут – ставить некуда. Горбушкин. А я не несу – я, по-вашему, розы нюхаю? Дура какая»), у соседа, что он падок на чужое добро и в безволии позволяет себя околпачить.
Психология дремучих мещан-обывателей чужда таким высоким переживаниям, как раскаяние, как сознание своей вины, как жалость и сочувствие к близким. Они испытывают более простые чувства: Горбушкин Ильинского испытывает самодовольство у себя дома, в окружении своей мебели, картин, самовара, висячей лампы под шелковым абажуром, и жуткий страх в прокуратуре при допросе; ликование при выходе оттуда (все обошлось!) и бешенство, когда обнаружил дома «конфискацию». Анна Васильевна Мироновой очень женственна, криклива, хитра, расчетлива и испугана. Брат в исполнении Лепко – проходимец из проходимцев, сосед (Курихин) одновременно и наивен, и глуп, и себе на уме, и тоже падок до чужого добра.