Литературная мастерская. От интервью до лонгрида, от рецензии до подкаста — страница 16 из 42

Поэтому естественным представляется особое внимание читателей и ученых к дневникам как к источнику. От них ожидают предельной достоверности (мол, кто же будет кривить душой перед самим собой?), на них охотнее всего ссылаются при необходимости что-то аргументировать или выстроить некоторую концепцию. Но не следует думать, что в дневниках человек не может лукавить. Это частое явление – даже в тех случаях, когда записи делаются с установкой на абсолютную честность перед собой, совестью или Богом[45].

Поэтому, выбирая форму дневника для работы с тем или иным жанром нон-фикшн (например, оформляя в виде дневника, полностью или частично, лонгрид, травелог, эссе или вводя цитаты из дневников, своих либо чужих), необходимо иметь в виду присущую этой форме автобиографического письма двойственность. С одной стороны, автора дневника как будто бы ничто не принуждает отклоняться от истины, с другой – он единственный и полновластный хозяин своего текста, а значит, ради известных ему целей может исказить истину. Потому с дневниками нужно быть настороже.

Все это не умаляет притягательности дневников как эгодокументов: в них всегда много свежего, еще дышащего, пульсирующего материала, хорошо прослеживается не только последовательность событий, но и эволюция личности, ведь человек постоянно меняется, обновляется, а дневник в силу своей природы способен это фиксировать как никакой другой жанр.


Блог

Нет единого мнения относительно того, насколько посты в LiveJournal и социальных сетях (Facebook, «ВКонтакте», Instagram, Twitter), видеоблоги и подкасты эквивалентны традиционным дневникам и являются современной формой их существования. Функционально первые и вторые действительно во многом схожи: это, помимо прочего, способ описать происходящее и отрефлексировать его. Несомненно, однако, что от дневников новые формы автобиографического самовыражения отличаются не столько наличием визуальной составляющей (очень многие бумажные дневники включали и включают рисунки, вложенные или вклеенные фотографии и иные связанные с описываемой реальностью объекты – от засушенных растений до птичьих перьев, камешков и прядей волос), сколько возможностью обратной связи, мгновенной реакции аудитории (насколько широкой – определяет лицо, ведущее блог или имеющее аккаунт в одной из социальных сетей, но отнюдь не всегда). Таким образом, отчасти эти формы переходят в медийную сферу.


Письмо

В письме на первом плане коммуникативная функция: согласно античной формуле, письмо есть «разговор с отсутствующим». Оно обязательно несет информацию, и эта информация непременно ориентирована на определенного адресата, одного или нескольких. Письмо – самая старинная форма автобиографического текста, обладающая, пожалуй, наибольшим количеством типов, от длинного исповедального до лаконичного и сухого делового письма.

В то же время письмо по сравнению с дневником и мемуарами куда более формульный жанр, ориентированный на определенную ситуацию и роли в ней адресата и адресанта. В письме есть четкие формулы обращения, приветствия, прощания. Например, русская переписка между чиновниками в XVIII–XIX веках строилась на целом ряде таких формул, которые нельзя было опустить или видоизменить, так как это считалось проявлением неуважения к корреспонденту[46].

Формулы хорошо видны даже в древнейших сохранившихся письмах на русском языке, новгородских берестяных грамотах[47], за трудной для нас грамматикой древненовгородского диалекта и непонятными словами. Любовное письмо, даже XI или XII века, никак не спутать с деловой запиской или с посланием матери к сыну – и не только из-за разного содержания, но и вследствие соответствующих каждой категории письма формул и интонации. Именно это способствует формированию эпистолярной культуры, то есть представлений образованной (грамотной) части общества о том, как кому нужно писать.

Проявления такой культуры довольно многочисленны и очень любопытны. Во-первых, это письмовники – сборники шаблонов для самых разных писем, как официальных, так и личных: от подчиненного к начальнику, от студента к профессору, от одного коммерсанта к другому, от племянника к тетушке, от дочери к отцу, и даже от любящего к любимой. Человек, еще не очень уверенно обращающийся с эпистолярным этикетом, может взять такой шаблон и наполнить его своим содержанием[48]. Во-вторых, это собрания писем выдающихся людей, рассматриваемых как высшие достижения в области стиля и прозы, например письма госпожи де Севинье к дочери, лорда Честерфилда к сыну, А. С. Пушкина к Н. Н. Пушкиной, отца Павла Флоренского к детям. В-третьих, это эпистолярные романы – тексты художественной литературы, где возможности письма используются для индивидуализации персонажей, создания иллюзии «отсутствия автора» и т. д.

Таким образом, четкая структура и одновременно большая гибкость, настройка на адресата, связь адресанта с ним, свойственные письму как автобиографическому жанру, открывают столько возможностей для его использования в нон-фикшн, что ими грех пренебрегать.


Электронные письма, СМС и сообщения в мессенджерах

В наше время бумажная переписка между частными лицами практически исчезла: письма в конвертах мы получаем в основном от государственных инстанций. Любители посылать и получать открытки по почте по-прежнему есть, но сейчас это занятие скорее хобби, чем средство полноценного общения. Сегодня коммуникацию нельзя представить без электронных писем: каждый из нас отправляет и получает их в немалом количестве. Можно ли считать их современным вариантом бумажных писем? И да, и нет: они сохраняют некоторую формульность, но в ней куда меньше вариантов, чем в доэлектронную эпоху; гибкость интонации, неповторимая индивидуальность, так часто свойственная традиционным письмам (в том числе и за счет почерка, расположения текста на бумаге и других факторов), в электронных письмах проявляется гораздо меньше. Кроме того, судя по всему, мы все реже пишем личные электронные письма: общение с друзьями и близкими и родственниками сейчас чаще происходит при помощи СМС и сообщений в мессенджерах. А этим текстам присуща не только лаконичность, но и небрежность (или, во всяком случае, у них нет специальных стилистических задач), широкое использование сокращений, эмодзи, GIF-файлов и других изображений, то есть средств, не рассчитанных на глубокое личное общение. С другой стороны, у СМС и сообщений в мессенджерах, безусловно, имеется потенциал для выражения индивидуальности, и наверняка он получит развитие в ближайшем будущем[49].


Мемуары

При слове «мемуары» многих охватывает скука, ведь это, как правило, большой том с именным указателем. Если мы интересуемся определенными людьми или эпохой, то смотрим сначала в конец тома. Майя Плисецкая есть? Есть. Хорошо, прочитаем. На этих избранных страницах и будет сфокусирован наш интерес, а остальное не столь важно, и потому мы это либо бегло пролистаем, либо вовсе пропустим. Конечно, так изучать мемуары – право читателя. Но можно делать и иначе.

В принципе, любые мемуары интересны – за исключением, пожалуй, мемуаров Леонида Ильича Брежнева, которые за него от первой до последней буквы написали состоявшие при нем литработники, так что вряд ли там есть что-то, действительно отражающее его личность. Но уже в мемуарах, скажем, маршала Жукова, которые тоже, к огромному сожалению, в гораздо большей степени записаны за ним и потом обработаны, а не созданы им самим, трепещет индивидуальная нота, неповторимое осознание себя и истории, себя в истории.

Любые мемуары стоят того, чтобы вслушаться. Как минимум ради глубоко трагической коллизии, заложенной в них: ведь они обычно издаются после смерти автора. Человек повествует о своей жизни, наполненной разными событиями, и знает, что до ее окончания осталось не так уж много (традиция предполагает, что воспоминания пишутся на склоне лет или, по крайней мере, в зрелом возрасте). А для читателя это уже и вовсе голос «из царства мертвых», как выражались в XVIII столетии, когда мемуары часто называли «записками»[50].

Если смотреть на мемуары с позиции потенциального автора, то она отнюдь не предполагает ни претенциозности, ни избыточной серьезности. Во-первых, в силу относительно большого объема и панорамности, свойственных мемуарному нарративу, в нем можно переходить от тона к тону, от забавного к драматическому, от эпически-неторопливого к динамичному или скетчевому. Это не только забота о том, чтобы читателю было интересно: так и писать гораздо легче, поскольку разные интонации усиливают звучание друг друга, создавая самостоятельный художественный эффект.

Во-вторых, поскольку мемуары – ретроспективное по природе повествование, в них сильно проявляются особенности человеческой памяти. Мы не помним себя от и до; у памяти есть механизмы, которые стирают информацию, отодвигают ее в более глубокие слои; память фрагментарна и избирательна. Эту фрагментарность можно обыграть, так поступают многие мемуаристы[51]. Лакуны, пропуски, забытое или помнящееся неточно можно акцентировать, подать так, чтобы в контрасте были ярче видны важные эпизоды, отрезки, сцены, выступающие из тьмы забвения. Понятно, что в этом жанре весьма существенно отклонение от установки на достоверность, «коэффициент искажения» – в силу того, что мемуары пишутся отнюдь не по горячим следам событий и зачастую без опоры на дневники или записные книжки. Это следует иметь в виду как при использовании чужих мемуаров, так и при работе над собственными.

Наконец, многим людям, которым есть о чем рассказать, как-то неловко «садиться за мемуары»: это кажется им нескромностью, выпячиванием себя без достаточных к тому оснований. От такой ошибки предостерегал еще Пушкин: будучи сам человеком отнюдь не старым, он всех своих знакомцев, и пожилых, и даже молодых, побуждал записывать события своей жизни и не стесняться их кажущейся «незначительности», «неважности», «скудости». «Непременно д