(с.), — санаторий «Узкое» Центральной комиссии по улучшению быта ученых (ЦЕКУБУ).
Здесь, в имении князей Трубецких, жил и скончался 31 июля 1900 г. поэт, философ, историк, богослов, критик и публицист Вл. С. Соловьев, сын знаменитого историка. Позже в санатории выступал С. А. Есенин (1924), дважды отдыхал (в 1924 и 1928 гг.) О. Э. Мандельштам с женой, жили по путевкам писатели Б. А. Пильняк (Вогау), Вс. В. Иванов, поэт И. С. Рукавишников (1924), прозаик А. И. Цветаева, сестра М. И. Цветаевой (1925, 1927), поэтесса С. Я. Парнок (в 1927 и 1930 г.). Позднее, уже в санатории Академии наук СССР, здесь отдыхали А. А. Фадеев, К. И. Чуковский, О. Ю. Шмидт, Б. Иллеш, Б. Л. Пастернак (1957) и многие другие.
Санаторий «Узкое»
241. Путинковский Мал. пер., 4 (с.), — Ж. — в 1920-е гг. — поэт, прозаик, переводчик, стиховед, критик, математик и художник — Сергей Павлович Бобров.
Но мало кто знает, что он был еще и утопистом, живущим… в утопии. Именно здесь он написал три утопических романа: «Восстание мизантропов» (1922), «Спецификация идитола» (1923) и «Нашедший сокровище» (1931).
В 1910-х гг. Бобров знал всех: Андрея Белого (сохранилась их переписка), Маяковского, Хлебникова, Пастернака, Садовского, Асеева (Асеев даже жил у Боброва, переселившись в Москву), Дурылина. И все знали — его. Может, потому за ним тянулись легенды пополам со сплетнями. Якобы до революции он был черносотенцем, а потом чекистом, якобы он высказался о расстреле Гумилева со слов исполнителей («крепкий тип») и он же в Доме печати во время предсмертного последнего выступления Блока в Москве крикнул, что Блок «уже мертвец». Все это можно встретить во многих мемуарах, но все это нынешние исследователи не подтверждают. Все, кроме одного — яркой был личностью. А это, извините, непростительно в любые времена, даже самые утопические.
Его мать, Анастасия Ивановна Саргина, была детской писательницей, писавшей под псевдонимом А. Галагай, его школой стал Катковский лицей, а затем Училище живописи, ваяния и зодчества. Он сбил и возглавил в 1913-м постсимволистскую группу «Лирика», в 1914-м — знаменитую группу «Центрифуга», а позже и одноименное издательство — полтора десятка книг, вышедших только до революции, включая первый поэтический сборник Пастернака. В том числе, кстати, и свое серьезное исследование 1915 г. — книгу «Новое о стихосложении Пушкина».
Его звали «русский Рембо» — разве это не показательно? Бобров напишет потом про эти годы: «В те времена обратить на себя внимание можно было только громким, скандальным выступлением. В этом соревновались. Не говоря о таких знаменитых критиках, как Корней Чуковский, об отзыве которого мы не могли и мечтать, даже захудалые рецензенты реагировали только на общественные потрясения, яркость и пестроту…» Так со скандалом появилась «Центрифуга», потом альманах «Руканог», нападавший на Бурлюков, Хлебникова, Маяковского, Шершеневича, Третьякова и прочих. Были вызовы, угрозы, решительные встречи (в частности, в кафешке на Арбате, против ресторана «Прага», в не сохранившемся доме № 7, где Пастернак неожиданно влюбился в своего «врага» тогда Маяковского), много чего было…
Был груб, особенно с женщинами. Свою вторую жену, поэтессу Варвару Монину (кстати, двоюродную сестру поэтессы Ольги Мочаловой), третировал и унижал всю жизнь. Она родила ему двух дочерей и больше замуж не выйдет, а с его стороны, как пишет Мочалова, «были постоянные измены, постоянное пренебреженье, отказы от всякой помощи, заходы на ночь и уходы на год…» На старости лет оценит стихи бывшей жены, а при жизни с ней издевался над ними просто «садистически» («Как смешно, — говорил, — пик, пик, пик!», когда она хотела назвать свой сборник «Книгой пик», а название следующего — «Звонок в пустую квартиру» в его насмешливых устах превращалось в «Звонок впустую»). Но задира, хулиган и заводила Бобров первым, представьте, оценил Пастернака как поэта. Тот, стесняясь, прочел как-то в их компании свой «Февраль». «Февраль. Достать чернил и плакать…» Компания равнодушно промолчала. А Бобров попросил повторить стихотворение, потом еще и еще. И наконец крикнул: «Свое! Свое! Почти ни на что не похожее, странное, необычное, какое-то косолапое, исковерканное могучей лапой». И первая книга Пастернака открылась этим первым стихом.
Увы, когда в 1933 г. Бобров будет арестован и окажется в Кокчетаве в ссылке (утопии никому не проходят даром даже в утопическом государстве!), жена Боброва придет к Пастернаку просить о заступничестве ее мужа перед Сталиным, а тот в ответ только замашет руками на нее: «У меня, — скажет, — сейчас такое ложное положение, что я могу только навредить…» Этого уже Бобров не смог простить ему потом. А позже, в 1956-м, уже Пастернак обидится на него за нелицеприятный отзыв того о романе «Доктор Живаго». А ведь друг его юности и здесь окажется прав — роман, несмотря на Нобелевскую премию, многим грешил с точки зрения литературы… Вкус Боброва оказался безупречен. Не зря молодой тогда Гаспаров, считавший себя учеником Боброва в «теории стихосложения», не только написал о нем воспоминания, но и посвятил ему свою книгу «Современный русский стих». Такое признание дорогого стоит!
Бобров, коренной москвич, вечно переезжал. Я насчитал 13 его домов. До дома в Мал. Путинковском он жил по адресам: Смоленский бул., 24; Кропоткинский пер., 9; просп. Мира, 58; Каланчевская ул., 11; Пречистенка, 33/19 и 13, Гагаринский пер., 9/5; Бол. Никитская ул., 22/2 и Погодинская ул., 4. А уже отсюда переедет на Богородское ш., 2, и до 1957 г. будет жить в Бол. Николопесковском пер., 5. Скончается же, перешагнув 80-летний рубеж, в «писательском доме» на ул. Черняховского, 4.
Да, «русский Рембо» успел первым и полно перевести «Пьяный корабль» Рембо, потом «Песнь о Роланде» и множество других произведений, которые и ныне не опубликованы. В качестве переводов можно не сомневаться. Он ведь, творец мифов, еще в 1918-м так подделал продолжение пушкинского стихотворения «Когда владыка ассирийский…», что авторитетный пушкинист Н. О. Лернер признал его за подлинник. Но после утопий, после ссылки и трудных лет взялся за популярные книги по математике. Для детей, в сказочной форме. Одна называлась «Волшебный двурог» (1949), а вторая — «Архимедово лето» (1950-е гг.). Надо ли говорить, что они переиздавались неоднократно.
Сделанное на совесть и талантливо — выживет всегда. «Двурог» его вот только сейчас, в 2018-м, был вновь переиздан. Скажу проще — востребован! Не это ли главное?..
242. Пушечная ул., 4 (с. п.), — дом князей Шаховских, потом — полковника А. В. Аргамакова (1820-е гг.).
В 1851 г. здесь, в типографии книгоиздателя А. Семена, бывал Н. В. Гоголь. В перестроенном, ныне — четырехэтажном доме (1901, арх. А. А. Остроградский) позже открылись гостиница и ресторан «Альпийская роза». Примечательно, что в этом доме, где бывали Есенин, а позже и Булгаков, происходит действие повести последнего «Дьяволиада». Именно здесь, в бывшем ресторане «Альпийская роза», располагалась Главная база спичечных материалов (Спимат), в которой служил герой повести Коротков. А по Пушечной ходил трамвай, на котором, вскочив на подножку, герой, как помните, и спасался…
С 1934 г. — это Дом учителя при городском отделе народного образования. Тут регулярно выступали поэты и писатели, в числе последних на моей памяти — Евтушенко, Ахмадулина, Высоцкий.
243. Пятницкая ул., 33/35, стр. 2 (с. п.), — Ж. — с 1871 г. — протоиерей, настоятель Архангельского собора Кремля Валентин Николаевич Амфитеатров, его жена Елизавета Ивановна Амфитеатрова (урожд. Чупрова) и их девятилетний сын, будущий прозаик, драматург, поэт, фельетонист, критик, мемуарист Александр Валентинович Амфитеатров (псевдонимы Old gentleman, Ал. Амфи, Мефистофель из Хамовников, Московский Фауст и др.).
Московский Фауст родился в Калуге, в семье «балующегося пером» священника, написавшего весьма популярные «Очерки библейской истории Ветхого Завета». Потом, когда, окончив университет, переедет в 1880-е гг. на Воздвиженку, 4, не только познакомится с Чеховым в журнале «Будильник», куда пописывал фельетоны, но и будет выступать как баритон в оперных театрах (вторым, например, баритоном пел в театрах Казани и Тифлиса). Только в 1889-м оставит артистическую карьеру ради журнальной и бурной, невероятно плодовитой литературной деятельности.
Читая Амфитеатрова, знакомясь с творчеством «грандов литературы», наипопулярнейших у читателей писателей типа Боборыкина, Арцыбашева, Потапенко, бивших известностью всевозможные рейтинги, невольно задумываешься: отчего же они полузабыты? И не та ли судьба ждет иных нынешних «грандов», которых мы носим на руках? Ведь, казалось бы, те, забытые, сделали все для вечности? Были талантливы, отважны, прогрессивны, «народны» в лучшем значении этого слова? И вот — поди ж ты!
Писатель А. В. Амфитеатр
Скажем, Амфитетаров в 1899 г. вместе с Власом Дорошевичем начинает издавать на деньги Мамонтова и Морозова газету «Россия», где становится главным редактором. В 1902 г. публикует в ней первую главу романа-фельетона «Господа Обмановы», филиппику на царя, прекрасно зная, что его ждет. Уже на другой день напишет: «Ранним утром я был арестован и, под охраною жандармов, отправлен в Восточную Сибирь, в распоряжение иркутского генерал-губернатора… Я писал эту легкую беллетристику два часа, а расплачиваться за нее приходится вот уже пятый год…» Потом будут еще две ссылки: в Вологду, а в феврале 1917 г. — в Иркутск. Вот ведь какой отчаянный — и что? При советской власти трижды будет арестован, а за год до побега в Финляндию опубликует в Эстонии просто открытое письмо-обвинение злодею Ленину. И — что? Где же она — восторженная любовь потомков?..
А уж какой был чудовищный трудяга! С 1890 г. у него выходили роман за романом (иногда по два в год, как в 1903-м и 1910-м), выпускались н