«Только мы — лицо нашего Времени… — начинался окончательный текст документа. — Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми. Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Соллогубам (так! — В. Н.), Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузминым, Буниным и проч., и проч. — нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным. С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!..»
Расходились поздно… Крученых пишет, что он «поспешил обедать и съел два бифштекса сразу — так обессилел от совместной работы с великанами». А вообще, чаще всего здесь пили чай с баранками, играли в карты, курили до умопомрачения и читали стихи. А безотказного Хлебникова, который больше всего любил здесь сидеть в красном кресле, Маруся и ее сестры брали под руки и шли за билетами в театры или за покупками. Примеряя шляпки, советовались с «гением современности»: идет — не идет?..
Наконец, в этом же доме в 1920-е гг. жил на 1-м этаже дворового флигеля поэт Василий Федорович Наседкин и его жена — сестра С. А. Есенина, Екатерина Александровна Есенина. В 1924–1925 гг. у них не раз ночевал Сергей Александрович Есенин.
58. Бронная Мал. ул., 12 (с.). А вот мимо этого дома вряд ли пройдут наши милые женщины. Не все, но многие. Ведь здесь жил не человек, а «герой» — мужик, в которого была влюблена чуть ли не половина Советского Союза.
Гоша, «он же Гога, Гора, он же Жора и он же Юра». Да, тот самый герой культового фильма и, заметьте, талантливого сценария Валентина Черных, «Москва слезам не верит». Тот самый Алексей Баталов, которого, представьте, именно в этом доме отыскал другой «герой» блокбастера — ничем особо не примечательный «Коля». Но, как помните, одна из главных «загадок» фильма и состоит в том, как он его «отыскал» в многомиллионной столице? И чудо, и тайна! Но отгадка, представьте, есть, и я ее знаю…
А дело в том, что в сценарии фильма был эпизод, который по «цензурным соображениям» был удален. Там упоминался сотрудник КГБ Еровшин — у Людмилы, подруги Кати, был когда-то роман и с ним. Вот он-то и раскрыл «тайну» поиска «человека без адреса», и он «нашел» этот адрес на Малой Бронной. И разве все это не имеет отношения к «литературной карте» Москвы?
Людмила, сокрушаясь в квартире Екатерины по поводу исчезновения Гоши, вызвала на помощь своего бывшего «воздыхателя». Ну а дальше — читайте сей удивительный диалог:
«— Катерина, — начал Еровшин, — я знаю, что его зовут Георгий Иванович, но не исключено, что в паспорте записано Юрий Иванович или Егор Иванович. Ты паспорт его видела?
— Нет, конечно.
— В следующий раз не стесняйся посмотреть, — посоветовал Еровшин. — Но это все шум — сейчас нужна информация… Людмила говорила, что он слесарь и занимается электроникой. Здесь какая-то нестыковка. Может, объяснишь?
— Он создает приборы, с помощью которых ученые что-то исследуют и защищают диссертации.
— Значит, научно-исследовательский институт. Когда вы с ним ходили или ездили по городу, вы ведь о чем-то говорили. Вспомни! Какие-нибудь такие фразы: здесь я жил в детстве, здесь я ходил в школу.
— Нет. Мы об этом не говорили.
— А ты с его слов знаешь, что он занимается электроникой?
— Не только. У них целая компания. Они выезжают на пикники, по грибы, на рыбалку. Когда мы были на пикнике, там были настоящие кандидаты и доктора наук. Молодые в основном.
— На любом пикнике, да и вообще в мужской компании, в основном говорят о женщинах, о службе в армии и о работе. Все это мужиков объединяет. О чем говорили на пикнике?
— Что мы отстаем в электронике. Что у них недавно заменяли ЭВМ „Минск“, я забыла порядковый номер, эти допотопные шкафы, на современный японский компьютер.
— Вот вы сидите, разговоры идут справа от вас, слева и напротив, и все в пределах слышимости. На что вы обратили внимание в их разговорах, что вас заинтересовало?
— Что в универмаге „Москва“ выбросили женские сапоги „Саламандра“, все мужики лаборатории побежали покупать своим женам. А один метался между полок в растерянности. Он хотел купить сапоги любовнице, но не знал ее размера. Все очень смеялись.
Еровшин открыл свой кейс и достал книгу-карту, быстро перелистал ее.
— Ленинский проспект, универмаг „Москва“. В двухстах метрах от него — институт электроники.
Еровшин набрал номер телефона.
— Институт электроники. Ленинский проспект. Георгий Иванович, слесарь, механик, приборист, посмотри допуски секретности…
— Да, — вспомнила Катерина, — он ездил в Ригу в командировку на завод ВЭФ. Вернулся четвертого ноября…
— Возраст?
— От сорока до сорока трех.
— От тридцати восьми до сорока пяти, — сообщил в телефон Еровшин. — Жду!
— Вы не сказали, куда позвонить, — напомнила Катерина.
— Он знает, — ответил Еровшин, — у них телефон с определителем номера.
— А если из телефона-автомата?
— Все телефоны-автоматы тоже имеют номера.
Зазвонил телефон, Еровшин снял трубку.
— Да. Да. Да. Записываю. Скоков Георгий Иванович, сорок второго года рождения, Малая Бронная, двенадцать, сорок вторая. Да, да. Понятно. Будем через пятнадцать минут, — и положил трубку.
— Знаешь что, тебе не нужно ездить, — обратился он к Катерине. — В такой ситуации начнется выяснение, кто виноват, слово за слово — и потом будет еще труднее поправить. Поедет Николай. Мы его подвезем и по дороге проинструктируем. И он привезет его сюда. Здесь ты на родной территории, рядом будет Людмила, она в любой ситуации сориентируется.
— Он не поедет ко мне, — произнесла Катерина.
— Поедет, — сказал Еровшин. — Такие женщины, как ты, на каждом шагу не валяются. Зови Николая!
Николай вошел в кухню.
— Мы его нашли, — сообщил Еровшин. — Но у тебя будет сегодня сложная и ответственная задача — доставить его сюда. Мы посовещались и пришли к выводу, что только ты сможешь это сделать.
— Задание понято.
— О подробностях предстоящей операции поговорим в машине.
— Я готов. — Николай налил себе водки, выпил и щелкнул каблуками ботинок.
Николая высадили у дома на Малой Бронной, где жил Гога.
— Напор и уверенность! — напутствовал Еровшин. — В таких ситуациях аргументы не так уж и важны. Действуй по принципу „сам дурак!“.
— Не понял, — удивился Николай.
— Поясняю. Он говорит, что его обманули. Ты говоришь — сам обманулся.
— Такие факты есть, — подтвердил Николай.
— А главный довод — поехали, там разберемся!
— А если не поедет?
— Тогда звони Катерине, пусть приезжает сама…
— А если попытается скрыться?
— Попытайся остановить.
— А если он применит силу?
— И ты примени тоже.
— А если нас заберут в милицию за драку?
— Очень хорошо. Катерина приедет его выручать. А тебя Антонина.
— Ладно. Попытаюсь обойтись без драки…»
Такая вот история… Но — выскажу свое мнение — может, и хорошо, что этот эпизод был исключен из сценария. Ведь в любви без чудес не бывает, разве не так? Да впрочем — и в настоящей литературе.
Кстати, в этом же доме и в те же годы — с 1980-х и до 2002 г. — жили два человека, имевшие отношение и к «чудесам» литературы, и к кино. Да, здесь жили в те же годы прозаик, историк, секретарь Союза писателей Москвы (1991−1995), лауреат Госпремии СССР (1987) Юрий Владимирович Давыдов и его жена — телекритик, публицист, обозреватель Слава (Бронислава) Тарощина (С. Н. Тарощина).
59. Бронная Мал. ул., 21/13 (с.), — Ж. — с 1927 до 1937 г., до своего ареста — поэт-футурист, прозаик, драматург, сценарист, переводчик, редактор журнала «Новый ЛЕФ» — Сергей Михайлович Третьяков. Б. — Б. А. Пильняк (Вогау), М. Е. Кольцов, Л. Ю. Брик, (предположительно) В. Э. Мейерхольд, а также (совсем не предположительно) — Б. Брехт, Р. Альберти, Ф. Вольф, Г. Эйслер и многие другие.
В 1929−1930 гг. в этом же доме жили Осип Эмильевич Мандельштам и его жена Надежда Яковлевна Мандельштам (урожд. Хазина). Б. — Б. А. Пильняк (Вогау), А. А. Ахматова, М. А. Зенкевич, С. И. Кирсанов, С. И. Липкин, Э. Г. Герштейн, искусствовед А. Г. Габричевский, Л. В. Горнунг и др.
И в конце 1930-х гг. здесь, в квартире режиссера и сценариста Виталия Леонидовича Жемчужного и его жены — библиотекарши Евгении Гавриловны Жемчужной (урожд. Соколовой) жил, вообразите, литературовед, драматург, критик Осип Максимович Брик. Отдельно от жены — от Лили Брик.
В 1920-х гг. «нравы» в среде творческой интеллигенции были довольно широкими. «Свободную любовь» исповедовали, в частности, и в семье Бриков. Романам Лили при живом муже и любовнике-поэте — несть числа, это давно не секрет. Но не многие знают, что в 1925 г. Осип Максимович влюбился в 24-летнюю жену режиссера Жемчужного, друга семьи — Евгению. Она работала в библиотеке, но позже станет секретарем прозаика и драматурга Осипа Брика. Лиля Брик, которая сначала «и думать об этом не хотела, в конце концов смирилась». Правда, иногда, как пишет мемуарист, досадовала: «Я не понимаю, о чем они могут говорить часами?» или: «Неужели он не видит, что она не элегантна?..» Но для него (как подчеркивает свидетель) это, видимо, «не имело никакого значения».
«Вначале, — пишут, — этот брак был чисто гостевым: Евгения никогда не ночевала в квартире Бриков-Маяковских, но почти ежедневно бывала там, да и от первого мужа уходить не собиралась…» (см. Арбат ул, 53). Но уже в 1926 г., как известно, Брики официально развелись. Лиля станет женой комкора и прозаика Примакова, потом литературоведа Катаняна. А ее бывший муж (не разрывая связей и жизни с Лилей и Маяковским) подолгу жил уже здесь, на Мал. Бронной, в квартире своей любви. Их связь продлится на 20 лет, до смерти Осипа Брика в 1945 г. (Спасопесковский пер., 3/1).
И, конечно, занятно, что по стране Евгения Жемчужная всегда ездила с Осипом Максимовичем, но за границу, в командировки и «на отдых», с ним «каталась только Лиля»… В «кругу Маяковского-Бриков» не только браки «втроем» были, что называется, в порядке вещей, но в нем все и всегда жили по главному принципу: «Лиля всегда права…»