Ну и, конечно, мало кто помнит, что после революции здесь расположилась штаб-квартира ЦК Пролеткульта под руководством философа, политика, врача, автора утопических романов А. А. Богданова. И наравне с поэтом Андреем Белым и комиссаром Балтфлота Ларисой Рейснер здесь читала лекции и учила слушателей рисованию художница Маргарита Сабашникова. Она скоро навсегда уедет в эмиграцию и напишет книгу воспоминаний. В ней да в дневниках Волошина мы и узнаем подробности и того, как они поженились — Волошин и Сабашникова, — и того, как она, на глазах у Волошина, «ушла» в Петербурге к Вячеславу Иванову. Если вспомнить их гимназическую юность — ушла от круглого двоечника — к круглому отличнику. Может, и впрямь — учиться нужно лучше…
Хотелось бы добавить еще, что в доме 18/2 (с.), в котором также будет размещаться гимназия, жил вместе с отцом в 1817–1818 гг. Александр Иванович Герцен, а позже, в 1930–50-е гг. литературовед, критик, с 1946 г. — секретарь правления СП СССР Михаил Кузьмич Добрынин.
75. Волхонка ул., 17 (с.), — Ж. — в 1950–60-е гг., в двухкомнатной квартире — поэт, прозаик (автор повестей и биографий), литературовед и крупный коллекционер Николай Иванович Харджиев (лит. псевдоним Феофан Бука).
Здесь, расставшись с первой женой — Серафимой Суок, Харджиев взял в жены художницу, кукольницу, в прошлом балерину — Лидию Васильевну Чагу. И здесь, в октябре 1954 г., останавливалась у Харджиева его давний друг — Анна Андреевна Ахматова.
Поэт, прозаик и коллекционер Николай Харджиев
Сосед Харджиева, историк М. А. Давыдов, запомнил это жилье: «Никакой ″достопочтенности. Выбеленные стены были живописно украшены узором трещин. На потолке обширные зияния — следы неравного и вечного боя с обитательницей верхней квартиры ″шлюхой Ананьевой. Комнаты очень чистые. Никакой архивной, книжной и даже пыли веков не было и в помине. В прихожей простые деревянные книжные полки. Хозяин не любил… жить в ″книжном шкафу». Над дверью кабинета висел «Квадрат» Малевича, на стенах полотна и рисунки Ларионова, Гуро, Матюшина, Маяковского. У рабочего стола — знаменитое кресло, некогда принадлежавшее отчиму второй жены Харджиева Чаги — художнику Митрохину, в котором сидели Ахматова в своем знаменитом кимоно, Бурлюк, Роман Якобсон, Надежда Мандельштам, Крученых и многие другие.
В 1930–50-х гг. он жил в Марьиной роще, в не сохранившемся ныне доме (Октябрьская ул., 49/4), который как раз Ахматова называла «убежищем поэтов». Там бывали Мандельштам, Пастернак, Крученых, Нарбут, Зенкевич, Хармс, Введенский, Олейников, Малевич, Татлин, Чурилин, Суетин, Пунин, но главное, там — в начале июня 1941 г., произошла первая встреча (вообще первая!) Анны Ахматовой и Марины Цветаевой. А Ахматова и Надежда Мандельштам даже шутили в переписке: кому из них «выходить замуж» за Харджиева?
Про жизнь Харджиева уже тогда было сказано: «Все, чего он касался, превращалось в драгоценный источник музыки жизни. Будь то стихи, картина, слово, обычная житейская ситуация… Всех же нас он просто щедро дарил своим бытием». Этим пользовались недобросовестные люди и начиная с 1970-х гг. тайно разворовывали, растаскивали его богатейшую коллекцию из нескольких тысяч картин, рукописей знаменитых поэтов и прозаиков, книг с автографами и пометками авторов, документов, писем и фотографий.
В 1993 г. не из этого, правда, дома (Кооперативная ул., 3) супруги Харджиевы переезжают на Запад, в Голландию. Харджиеву 90 лет, его жене — 83. Но обман их и разграбление коллекции продолжится и там, в основном — иностранцами, вцепившимися в работы Малевича, Лисицкого, Ларионова, Клюна, Клуциса, в уцелевшие у Харджиева рукописи Хлебникова, Ахматовой, Мандельштама. Только после гибели Чаги в 1995 г. и смерти Харджиева в Амстердаме в 1996 г., российским властям и РГАЛИ удалось вернуть в 2011-м лишь архивную часть коллекции, а картины и художественные работы по-прежнему незаконно остаются на Западе либо в коллекциях воров, либо в частных галереях.
76. Воротниковский пер., 7, стр. 4 (с., мем. доска), — Ж. — в 1950−1951 гг. — прозаик, драматург, журналист и мемуарист Константин Георгиевич Паустовский. Вторая мемориальная доска писателю, трижды номинанту на Нобелевскую премию по литературе, висит на доме по Котельнической наб., 1/15, где писатель жил с 1951 по 1953 г.
Здесь же Паустовский жил с третьей своей женой — актрисой Татьяной Алексеевной Евтеевой-Арбузовой, бывшей женой драматурга А. Н. Арбузова и — прообразом героини арбузовской пьесы «Таня». Это была последняя и самая сильная любовь писателя.
Обложка «Малого собрания сочинений» К. Г. Паустовского
«Нежность, — писал он ей, — единственный мой человек, клянусь жизнью, что такой любви (без хвастовства) не было еще на свете. Не было и не будет, вся остальная любовь — чепуха и бред. Пусть спокойно и счастливо бьется твое сердце, мое сердце. Мы все будем счастливы, все! Я знаю и верю…»
77. Воротниковский пер., 10 (с., мем. доска), — дом губернской секретарши А. И. Ивановой. Ж. — с 1835 по 1852 г., в дворовом флигеле, в съемной квартире — Павел Воинович Нащокин. Здесь в мае 1836 г., в последний приезд в Москву, жил у него две недели Александр Сергеевич Пушкин.
Дом Нащокина был для поэта все тот же. «Нащокин занят делами, — напишет как-то Пушкин жене, — а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыгане, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный ход. Всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет, угла нет свободного — что делать?..»
Но именно здесь весной 1836 г. Нащокин, зная, что поэт постоянно думает о предсказанной ему смерти от «белого человека», настоял в одном из разговоров, чтобы Пушкин принял от него «кольцо от насильственной смерти». Подарок долго делали «на заказ», и поэт терпеливо ждал, не уезжая. Кольцо, как пишут, принесли в час ночи, перед самым отъездом Пушкина в Петербург…
«Дуэль Пушкина с Дантесом» (1884)
А. А. Наумов
Надо ли говорить, что «талисман друга» не спас поэта: по свидетельству секунданта Данзаса, кольца во время дуэли с Дантесом на руке Пушкина не было. И уже позже, «на смертном одре, поэт попросил Данзаса, чтобы тот подал ему шкатулку, вынул из нее это бирюзовое кольцо и отдал Данзасу, прибавивши: „Оно от общего нашего друга“» Наконец, в этом доме, в свой последний приезд, Пушкин читал друзьям драму «Русалка». Кто был во время чтения, можно только предполагать. Но вообще здесь, в доме Нащокина, в разные годы бывали Гоголь, Боратынский, Белинский и многие другие.
Позднее, в конце 1920-х гг., в этом доме жил поэт-эгофутурист, прозаик, драматург и космист — Вадим Баян (Владимир Иванович Сидоров), прототип, как считается, писателя-приспособленца Олега Баяна в поэме Маяковского «Клоп». Обидевшись на автора поэмы, Вадим Баян (а надо знать, что на его деньги совершали до революции поэтические турне по югу России Маяковский, Игорь Северянин и Давид Бурлюк) написал как раз в этом доме и напечатал в 1929 г. в «Литературной газете» «Открытое письмо Маяковскому». Увы, ответа он не получил. К тому времени Вадим Баян забросил писание стихов и занимался в основном «сочинением новых советских обрядов» для молодежи. Этому, например, была посвящена его популярная книга «Кумачовые гулянки». Кстати, возможно, не зная о пребывании Пушкина в этом доме, написал промеж скетчей и конферанса драму «Пушкин». Правда, дальнейшая судьба этой рукописи неизвестна.
78. Воскресенские Ворота пр., 1 (с., мем. доска), — здесь, в здании бывшего Московского губернского правления, в 1790 г. по пути в ссылку содержался три недели под арестом и «в оковах» поэт, прозаик, публицист и переводчик Александр Николаевич Радищев.
За книгу «Путешествие из Петербурга в Москву» Александр Радищев, самолично напечатавший 600 экземпляров ее на купленном печатном станке, был приговорен вообще-то к смертной казни — гнев Екатерины II был велик. В августе 1790 г. он был взят в Петербурге под арест, потом был суд и — смертный приговор. Пишут, что писатель после суда поседел в один день, а смертной казни ожидал, представьте, 43 дня.
А. Н. Радищев
«Вероятно, в тюрьме, — замечает исследователь, — к нему были применены пытки, потому что он отрекся от романа и написал покаянное письмо Екатерине». В конце концов казнь заменили на десятилетнюю каторгу и отправили в Илимск. Накануне умерла его любимая жена, а сестра ее, преемница супруги писателя, задолго до жен-декабристок решилась последовать за ним в Сибирь (на обратном пути, длинном и трудном, Радищев похоронит и ее).
Обложка книги «Путешествие из Петербурга в Москву»
Вслед за Лениным, давшим Радищеву высокую оценку и поставившим его «во главе развития русского революционного литературного движения», книгу Радищева и его творчество ввели в СССР в школьные программы. Но редко когда приводилось и приводится мнение о Радищеве лично Пушкина:
«Мы никогда не почитали Радищева великим человеком. Поступок его всегда казался нам преступлением, ничем не извиняемым, а „Путешествие в Москву“ весьма посредственною книгою; но со всем тем не можем в нем не признать преступника с духом необыкновенным; политического фанатика, заблуждающегося, конечно, но действующего с удивительным самоотвержением и с какой-то рыцарскою совестливостью… Как иначе объяснить его беспечность и странную мысль разослать свою книгу ко всем знакомым, между прочим к Державину, которого поставил он в затруднительное положение?.. „Путешествие в Москву“ очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге, — пишет Пушкин… — Какую цель имел Радищев? что именно желал он? Влияние его было ничтожно… Все прочли его книгу и забыли…»
Радищев мечтал, пишет Пушкин, «стяжать лавры поэта…». Что ж, ныне, несмотря на категоричность мнения классика, высказанного им в 1836 г., за год до смерти, можно подтвердить — Радищев стяжал эти лавры.