Разумеется, стихов Марины Цветаевой или ранней прозы Сергея Эфрона, кому история, связанная с ним, сломала жизнь, этот журнал не печатал… Но это — тоже страничка истории литературы, которую, увы, не вырвешь, не вычеркнешь и не спрячешь.
ГОт Гагаринского до Гусятникова переулка
81. Гагаринский пер., 11 (с.), — дом архитектора Н. Г. Фалеева. Ж. — в 1919–1920 гг. в этом доме (по одной из версий — подаренном лично В. И. Лениным) — американский журналист, поэт (книга стихов), прозаик, военный корреспондент, член Исполкома Коминтерна, автор книги «Десять дней, которые потрясли мир» — Джон Рид и его жена — журналистка Луиза Брайант. Здесь в октябре 1920 г. Д. Рид скончался от тифа и был похоронен у Кремлевской стены. Ныне — посольство Республики Абхазия.
82. Гагаринский пер., 18/2 (с.), — церковь Святого Власия. Здесь 12 апреля 1906 г. венчались поэт Максимилиан Александрович Волошин и его первая жена, художница Маргарита Васильевна Сабашникова. Волошин ради этого случая даже облачился во фрак, чего никогда не делал раньше. А аристократичная Сабашникова позже вспомнит, что долго не решалась сказать матери, что решила выйти замуж за Макса. Боялась гнева ее: «Я чувствовала свою внутреннюю зависимость от нее и, может быть, именно поэтому… поступала ей наперекор… Было странно только, что я не чувствовала себя счастливой…»
В книге воспоминаний «Зеленая змея», уже в эмиграции, Маргарита признается, что перед свадьбой «находилась в каком-то странном состоянии… Я как будто отсутствовала и даже церковное венчание, которое в православной церкви так красиво, воспринимала как сон, нисколько меня не затрагивающий».
А что же Макс Волошин, уже признанный к тому времени и художник, и поэт? А он, когда одна девушка, балерина, спросит его в конце 1920-х гг., почему они расстались с Сабашниковой, ответит: «Маргарита всю жизнь мечтала иметь бога, который держал бы ее за руку и говорил, что следует делать, что не следует. Я им никогда не был…» Этим, возможно, объясняется и неприятие его родней невесты, и отношение к нему самой Сабашниковой. Богом он был для других, уже тогда способных оценить его значение. А для обывателя, для просто «прохожих по жизни» он был, представьте… «дворником».
Это не метафора. Так однажды одна маленькая девочка, увидев новобрачных, громким шепотом спросила мать: «Мама! Почему эта царевна вышла замуж за этого дворника?..» Мама стушевалась, Маргарита рассмеялась, а Макс, как пишут, просиял.
«Маргарита, — вспоминая этот эпизод, напишет потом Марина Цветаева, — действительно походила на царевну, во Флоренции ее на улице просто звали: Ангел! Но от себя прибавлю, что дворник в глазах трехлетней девочки существо мифическое… Дворник рубит дрова огромным колуном, на который страшно и смотреть. Дворник на спине приносит целый лес, дворник топит печи, то есть играет с огнем… лопата у дворника вдесятеро больше девочкиной, а сапог выше самой девочки… Дворник может сделать то, на чем кататься, и то, что катается, салазки и гору… Папа ничего не может, а дворник — все. Значит, дворник — великан…»
Волошин и мог все. Но через год поэт и художница расстались. Он женится второй раз, а Маргарита, навсегда уехав в 1922 г. за границу, так замуж больше и не выйдет… Некому, видимо, было больше говорить: что «следует делать», а что — «не следует»…
83. Гагаринский пер., 29 (с.), — трехэтажный дом, построенный на деньги гвардейского штабс-ротмистра П. А. Дурново (1905, арх. М. Я. Кульчицкий). Ж. — с 1905 по 1910 г.: построившая этот дом дочь П. А. Дурново — революционерка и мемуаристка Елизавета Петровна Эфрон (урожд. Дурново), ее муж — «чернопеределец» и эсер — Яков Константинович (Калманович) Эфрон и их дети, в том числе — будущий прозаик, публицист, муж Цветаевой и будущий сотрудник НКВД — Сергей Эфрон.
Удивительна судьба обитателей этого сохранившегося дома. И не потому только, что один из сыновей супругов, Сергей, станет мужем Марины Цветаевой. Удивительна тем, что здесь жили реальные революционеры, что родители Сергея именно тут устроили подпольную социал-демократическую типографию, существование которой не раз становилось причиной обысков полиции.
Елизавета Дурново, происходившая из старинного дворянского рода, единственная дочь рано вышедшего в отставку гвардейского офицера, флигель-адъютанта Николая I, вместе со своим будущим мужем Яковом Эфроном, слушателем Высшего технического училища, вступила в партию «Земля и воля», а при расколе организации в 1879 г. на «Народную волю» и «Черный передел» примкнула к последней группе. В июле 1880 г. Елизавета была арестована при перевозке нелегальной литературы и типографского оборудования из Москвы в Петербург и заключена в Петропавловскую крепость. «Ее отец, благодаря сохранившимся связям, сумел взять дочь на поруки, и ей удалось бежать за границу», куда последовал за ней, также отсидевший в тюрьме ее будущий муж. Там они обвенчались и обзавелись тремя детьми, причем одну из дочерей назвали Верой в честь своего товарища — Веры Засулич, а другая, старшая, когда они вернутся в Россию, — помогала в 1905 г. строить баррикады на улицах Москвы.
Потом была новая тюрьма — уже Бутырка, куда непокорную Елизавету заключили за «принадлежность к террористической группе эсеров-максималистов». Что говорить, Сергей, будущий муж Марины Цветаевой, позже в Париже то ли в шутку, то ли всерьез рассказывал друзьям, что еще семилетним «прятал от полиции бомбу в штанах».
Но закончилось все в этом роду поистине трагически. В 1909-м скончался отец. Мать Сергея, выпущенная под залог, бежала во Францию, но в 1910-м, после самоубийства ее младшего сына, в аффектации свела счеты с жизнью и сама. А Сергей, напротив, попав за границу с отступившей Белой армией, был завербован НКВД, бежал из Парижа в СССР и в 1939 г. был заключен в ту же Бутырскую тюрьму, где в 1941 г., как «предатель и шпион», был расстрелян.
Могила его, как и могила его жены — Марины Цветаевой, — до сих пор неизвестна.
84. Гагаринский пер., 31/6 (н. с.), — Ж. — до 1797 г. в собственном доме Николай Андреевич Тютчев и его жена — Пелагея Денисовна Тютчева (урожд. Панютина) — дед и бабушка поэта Ф. И. Тютчева.
Позднее, с 1820-х гг. и до 1831 г., здесь, в семье своего тестя, бригадира Дмитрия Александровича Новосильцева, жил поэт, прозаик, драматург, «русский Вальтер Скотт», по мнению современников, будущий директор московских театров и академик (1832) — Михаил Николаевич Загоскин и его жена — незаконнорожденная дочь Новосильцева — Анна Дмитриевна Васильцовская. Именно в этом доме Загоскин, живший бедно и стесненно, написал и издал в 1829 г. свой знаменитый роман «Юрий Милославский, или Русские в 1612 г.».
Загоскин с детства мечтал быть писателем. Рассказывал, что уже в 11 лет написал и пьесу «Леон и Зыдея», и повесть «Пустынник». Жил с родителями в Пензе, но, разумеется, не догадывался, что его мать Наталья Михайловна «прославится» в будущем тем, что ее племянник Мартынов убьет на дуэли Лермонтова.
В Петербург юного Загоскина привез в 1802 г., чтобы «пристроить мальчика на службу», его троюродный брат, сын пензенского губернатора и будущий мемуарист Филипп Вигель. Он писал: «Ему было тогда лет четырнадцать, и уже по тогдашнему обычаю его готовили на службу, хотя учение его не только не было кончено, мне кажется, даже не было начато. Имя Миши, коим звали его, было ему весьма прилично; дюжий и неуклюжий, как медвежонок, имел он довольно суровое, но свежее и красивое личико…»
В 1812 г. этот «медвежонок» не только записался в ополчение, но и после боев был награжден орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». А в 1816 г. юноша с «красивым личиком», вопреки желанию родни, взял в жены незаконнорожденную дочь бригадира Новосильцева. И этот дом в Москве, дом его тестя, стал первым жильем писателя-драматурга.
Писатель Сергей Аксаков, посетивший здесь драматурга, напишет потом и про этот дом писателя, и про жизнь его здесь: «Загоскин жил… в мезонине с женой и детьми, и помещался очень тесно. Я видел, что мое посещение его смутило. Комнатка, в которой он меня принял, была проходная; все наши разговоры могли слышать посторонние люди из соседних комнат, а равно и мы слышали все, что около нас говорилось, особенно потому, что кругом разговаривали громко, нимало не стесняясь присутствием хозяина, принимающего у себя гостя. Загоскин, очень вспыльчивый, беспрестанно краснел, выбегал, даже пробовал унять неприличный шум, но я слышал, что ему отвечали смехом. Я понял положение бедного Загоскина посреди избалованного, наглого лакейства, в доме господина, представлявшего в себе отражение старинного русского капризного барина екатерининских времен, по-видимому, не слишком уважавшего своего зятя…»
Видимо, в подобной обстановке Загоскин принимал здесь и заехавшего к нему, как утверждают, Пушкина. И в такой атмосфере писались им здесь три части его «Милославского», который прославил его и был довольно скоро переведен на шесть языков. Остается лишь добавить, что, разбогатев после выхода этого романа, Загоскин первым делом купил и переехал уже в собственный дом в Москве (Денежный пер., 5).
Впоследствии в этом доме жил в 1830–40-е гг. философ-русист, академик Иван Иванович Давыдов, а в начале 1900-х гг. — живописец, график, критик, член кружка «Голубая роза» и объединения «Мир искусства», иллюстратор Пушкина, Гоголя, Сервантеса — Василий Дмитриевич Милиоти. До этого художник жил на Воздвиженке 18/9 (с.), а позже, в 1920 г. — в левом флигеле «Дома искусств», бывшем доме Соллогубов на Бол. Никитской, 52 (с., ныне дом Союза писателей), где у него вспыхнет «мимолетный роман» с Мариной Цветаевой, про который он уже в эмиграции скажет, что это была его «последняя любовь».
85. Газетный пер., 3 (с.), — Ж. — в 1822–1826 гг., в не сохранившемся до наших дней доме князя