ом с мезонином», где Есенин, платонически влюбленный в Лидию, когда-то робко «трогал перчатки ее и шаль», как напишет в поэме «Анна Снегина», отойдет под медпункт, а потом и под квартиры учителям местной школы.
Здесь, же в Еропкинском, у Кашиных вырастут двое детей. Муж Лидии, в прошлом сельский учитель, занявшись творчеством драматурга Островского, станет литературоведом, профессором, а вот Лидия в поисках заработка на пять лет превратится в корректора газеты «Труд» и «дорастет» до литературного редактора. Кстати, бывала у поэта в кафе «Стойло Пегаса», там видела ее влюбленная тогда в Есенина поэтесса Надежда Вольпин, которая, приревновав Есенина, довольно зло описала Лидию: и довольно «старая», и «провинциалка», и «тускло-русые волосы».
Как Кашины встретили смерть Есенина в 1925-м, неизвестно, мы не знаем даже, ходили ли они на его «громкие» похороны. Но известно, что в 1936-м сначала арестовали Николая Кашина, а через год, в 1937-м, и саму Лидию, которая, освободившись, почти сразу и скончалась…
Но «дом с мезонином» под Рязанью стоит, ныне он часть есенинского музея. И жива одна из правнучек Кашиных, «беленькая, кудрявая, веселая», как говорят ныне в Константинове, и, заметьте, — Анна, как и героиня поэмы… И самое важное — жива поэма! Ну, чем не «пропуск в вечность» самой Лидии Кашиной.
ЖУлица Жуковского
112. Жуковского ул., 4 (с.), — жилой дом (1905, арх. П. А. Ушаков). Ж. — с 1922 по 1930 г. в съемной квартире, перебравшись в Москву, — поэт, прозаик, драматург, сотрудник газеты «Гудок», будущий Герой Социалистического Труда (1974) — Валентин Петрович Катаев, у которого (в 1930 г.) жил прозаик и драматург Юрий Карлович Олеша.
Здесь же жил одно время и младший брат писателя — прозаик Евгений Петрович Петров (Катаев). Несколько дней в доме В. П. Катаева жил в 1922 г. Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников (все адреса — Приложение № 2). И в этом же доме с 1923 г. жил также прозаик, сценарист, фотограф Илья Арнольдович Ильф (наст. фамилия Файнзильберг). Наконец, здесь, у общих друзей по Одессе, жил в 1930 г. сыщик из Одессы, авантюрист и во многом прототип Остапа Бендера в романах «12 стульев» и «Золотой теленок» — Остап (Осип) Вениаминович Шор.
Катаеву было здесь 25 лет, он приехал в Москву из Одессы. Кстати, дважды Георгиевский кавалер за участие в Первой мировой войне и уже состоявшийся писатель. Здесь поселился, разведясь с первой женой — одесситкой Людмилой Гершуни и женившись на другой одесситке, художнице Анне Коваленко, с которой расстанется в 36-м. Здесь писал и «Остров Эрендорф», и роман «Растратчики» (1926), и «Время, вперед!», и пьесу «Квадратура круга» (1928), и рассказ «Путешествие в будущее» (1929). И здесь происходила вся та занимательная и почти детективная история, связанная с написанием и публикацией романа «12 стульев» (написан в 1927 г., опубликован впервые в журнале «З0 дней», редактором которого был тоже одессит — Владимир Нарбут).
Жизнь Катаева к его 25 годам была уже довольно прихотлива и богата на события. В 13 лет напечатал первое стихотворение, в 15 первые рассказы. Воевал почти мальчишкой в Первую мировую (он ведь по матери был внуком генерала Бачея), получил офицерский чин и личное дворянство «за храбрость», потом служил в Белой армии у Деникина, потом с 1919 г. — в армии Красной. «Дров наломал», как сказали бы ныне, достаточно.
Бунин, которого Катаев считал своим учителем, в воспоминаниях напишет, что 11 апреля 1919 г. Катаев, Багрицкий, Олеша принимали участие в заседании по организации одесского профсоюза литераторов. «Очень людно, — пишет Бунин, — много публики и всяких пишущих… Волошин бегает, сияет, хочет говорить о том, что нужно и пишущим объединиться в цех… Но тут тотчас же поднимается дикий крик и свист: буйно начинает скандалить орава молодых поэтов, занявших всю заднюю часть эстрады: „Долой! К черту старых, обветшалых писак! Клянемся умереть за Советскую власть!“ Особенно бесчинствуют Катаев, Багрицкий, Олеша. Затем вся орава „в знак протеста“ покидает зал». Ведь это же было! И был визит Катаева к Бунину, когда последний записал: «Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: „За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки“…»
На деле убить попытаются его, когда Катаев попадет в одесскую ЧК, будет приговорен, как «белый офицер» и заговорщик, к расстрелу и буквально чудом спасется. Это и перевернет его судьбу. Через много лет поэт, переводчик Семен Липкин напишет: «Думаю, что некоторые поздние поступки Катаева, далеко не привлекательные, объясняются тем, что в ранней молодости его… бросили в большевистскую тюрьму, в которой он каждую ночь ожидал расстрела. Страх поселился в нем крепко… В действительности Катаев — писатель трагический». А одесский друг Катаева, Юрий Олеша, считавший, что он «лучший», чем Катаев, мастер слова, тем не менее досказал однажды: «Но у Катаева демон сильнее…» Вот этот «демон», думаю, и вел Катаева по жизни, то защищая в трудные и опасные годы опального Мандельштама, то осуждая в 1940-х своего давнего друга, несчастного Зощенко, то — подписывая письма, уничтожавшие Солженицына и Сахарова.
В Переделкине, на старости лет, Катаев, дружа с тем же Липкиным, однажды почти взорвался: «Меня Союз писателей ненавидит, — все эти напыщенные Федины, угрюмо-беспомощные Леоновы, лакейские Марковы, тупорылые Алексеевы и прочие хребты Саянские. Они знают, что я презираю их, и я спасаюсь, подчеркивая свою официальную преданность власти. И не забудьте, я член партии.
— А для чего вы в нее вступили? — спросил Липкин. — Вы ее любите? Вы марксист-ленинист?
— Иначе житья мне не будет. Вы не знаете, как трудно печатались лучшие мои вещи, каждая встречалась отрицательными статьями влиятельных критиков. В сталинское время бывало страшно. Да вот и теперь не понят „Алмазный мой венец“, клюют, щиплют.
— Я вам сочувствую, но вы платите дорогой ценой. Например, своей подписью под требованием выслать из страны Солженицына, великого русского писателя.
— Он не великий. Он хороший писатель…
— Иногда мне кажется, что вы не понимаете величину своего таланта, унижаете его.
— Какой талант, я средний писатель, — сказал Катаев. — Собирают ареопаг. Один из секретарей предлагает, чтобы КГБ снова бросил Солженицына в концлагерь. Выступает Расул Гамзатов, советует выдворить Солженицына за границу. Я, жалея Солженицына, присоединяюсь к хитрому горцу. Все-таки жизнь вашего гения была бы спасена…»
Этот дом — не первое московское жилье Катаева. Сперва в том же 1922-м он остановился на Трубниковском пер., 16, а уже отсюда переедет в Мал. Головин пер., 12, недавно снесенный, где проживет до 1937 г. Но именно здесь, на Жуковского, с «подачи» Катаева, фактически рождались две знаменитые книги его младшего брата Евгения Петрова и Ильи Ильфа — «12 стульев» и «Золотой теленок».
Сам Петров вспоминал: роман начался с того, что его брат, придя в августе 1927 г. в комнаты «четвертой полосы» газеты «Гудок» (ул. Солянка, 12—14), где под псевдонимом «Старик Саббакин» печатался и сам, сказал во всеуслышание, что хочет стать «советским Дюма-отцом». Выбрав будущих соавторов на роль «литературных негров», он предложил им создать авантюрный роман о «деньгах, спрятанных в стульях, пообещав впоследствии пройтись по тексту дебютантов „рукой мастера“». Так решилась судьба будущей книги. Пишут, что был даже спор: напишете — не напишете. Но точно известно, что, прочитав первые главы, старик Саббакин, 30-летний «мэтр», поставил авторам два условия: что роман должен быть посвящен ему, Катаеву, и что после публикации оба соавтора обязаны преподнести ему подарок в виде золотого портсигара.
«Литературные негры» оказались не просты. «Любой человек, которому довелось бы познакомиться с ними, — замечал их современник, — испытал бы, глядя на них, чувство „здоровой“ зависти… такие они были умные, веселые, дружные, удачливые, неистощимые острословы и насмешники…» Писал в этом дуэте Петров — у него почерк был лучше, но идейной главой был Ильф, очень скромный и непубличный. Петров, напротив, был громогласен и шумен. Здесь, как и в любой не своей квартире, все переставлял, перетаскивал и вечно имел кучу проектов от студенческих общежитий до Лиги Наций. А там, где вскоре поселится отдельно от брата (Кропоткинский пер., 5 и Троилинский пер., 3), где так же, как и в будущих домах Ильфа (Вознесенский пер., 7; Сретенский пер., 1/22; и даже в Соймовском пер., 5), продолжилась работа над «Золотым теленком», он, Петров, любил «тиранически кормить» друзей (причем «все должны были безропотно есть то, что считал вкусным и любил он») и бесконечно спорить с соавтором, как говорят, до «воспаления голосовых связок». Впрочем, как вспомнит потом Е. С. Булгакова, Ильф и Петров, прочитав один из ранних вариантов романа «Мастер и Маргарита», стали горячо убеждать автора исключить все исторические главы и переделать роман в юмористический детектив. «Тогда мы гарантируем, — твердили оба счастливчика, — что он будет напечатан…» Когда они ушли, Булгаков, по словам его жены, горько сказал: «Так ничего и не поняли…»
Наконец, здесь же, на Жуковского, перед глазами был их общий друг, сыщик из Одессы и «прожженный авантюрист» Осип Шор, которого все считали прототипом Остапа Бендера. Ныне, правда, установлено, что какие-то черты Остапа были списаны с брата Ильфа, «одесского апаша», Сандро Фазини, а также с одессита Мити Ширмахера, про которого ходили в свое время слухи, что он «внебрачный сын турецкого подданного». Но как бы то ни было, авторы «получили славы» по полной, а «демон» Валентин Катаев — золотой портсигар.
Катаев, закончу, переживет всех. Ильф умер в 39 лет, Петров в 45. К слову, после смерти Ильфа Евгений Петров не смог писать без соавтора и создал новый союз — с Георгием Мунблитом, с кем написал сценарии «Музыкальной истории», фильмов «Антон Иванович сердится» и «Воздушный извозчик». Переживет Катаев и Осипа Шора, который скончается в 1978 г. в Москве (