Актриса, прозаик, художница Лидия Рындина
Лидия в позднем письме, уже в Париже, куда уедет все-таки с Сергеем, подведет и свой «итог»: «Жизнь моя похожа на тысячу жизней… Человек я неинтересный и ненужный, женщина ни дурная, ни хорошая. Довольно бездарна и безалаберна, с проблесками интеллигентности и способностей, ленива, честолюбива… А ведь так что-то сосет, хочется в вечность. Зачем, спрашивается?.. Я никого не люблю, мне хочется, как ребенку, уткнуться в подушку и плакать, плакать, или кусаться. Уехать бы. Куда — не знаю…»
171. Мясницкая ул., 7 (с. п.), — усадьба сенатора, князя А. Г. Долгорукова (конец ХVIII в., арх. С. Карин).
В этом, одном из красивейших домов Москвы так много обитало и работало знаменитых людей, что проще всего лишь дотошно перечислить их. Здесь, например, жил с 1831 по 1858 г. библиофил, археолог, историк, председатель Московского общества истории и древностей российских, полковник в отставке Александр Дмитриевич Чертков. Здесь, в четырех комнатах и двух читальнях, располагалась уникальная библиотека Черткова (17 000 томов), которую в 1859-м принял «на обслуживание» историк, пушкинист, мемуарист П. И. Бартенев. У Черткова и в его библиотеке бывали Пушкин (1836), Жуковский, Гоголь, Погодин, Загоскин. Здесь же в 1841 г. друзья провожали поэта Василия Жуковского в Германию.
Дом № 7 по Мясницкой улице
После смерти отца дело продолжил сын его — Григорий Александрович Чертков, а помогал ему в «библиотечном деле» с 1869 г. — философ, мыслитель-утопист Н. Ф. Федоров. Позднее бывал в доме, пользуясь библиотекой А. Д. Черткова, и Л. Н. Толстой. И здесь бывали уже П. А. Вяземский, Я. К. Грот, Д. И. Иловайский, В. Я. Брюсов и многие другие. А с 1874 г. здесь жил также книгоиздатель и владелец «Книжной лавки» Федор Иванович Салаев.
Наконец, с 1899 г. в этом здании находился Литературно-художественный кружок, учрежденный Чеховым, Станиславским, Ермоловой и Южиным, а после революции сначала Деловой клуб, а затем — Клуб работников народного хозяйства им. Ф. Э. Дзержинского.
172. Мясницкая ул., 17 (с.), — Ж. — в 1920-е гг. — поэт, прозаик, переводчик и мемуарист Михаил Александрович Зенкевич, друг Гумилева и Ахматовой и один из учредителей петербургского «Цеха поэтов».
До этого Зенкевич успел пожить в Москве с начала 1920-х гг. в Денежном пер., 9/3, и с 1924-го — в Чистом пер., 8. А отсюда, женившись здесь на дочери симферопольского стихотворца-дилетанта, актрисе-дилетантке Александре Николаевне Гусиковой, он, тогда секретарь журнала «Работник просвещения», уедет в 1928 г. в свой последний московский дом, где в 1973 г. и скончается (Остоженка ул., 41). Кстати, в 1932–1936 гг. он станет заведующим отделом поэзии в журнале «Новый мир».
Конечно, он — поэт, первый сборник «Дикая порфира» (1912) был опубликован вместе с первой книгой стихов Ахматовой, за что обоих увенчали в «Цехе поэтов» натурально лавровыми венками. Конечно — крупнейший переводчик американской поэзии, составитель антологий и один из основателей школы поэтического перевода. Но для меня Михаил Зенкевич стал особо интересен после прочтения его мемуаров «Мужицкий сфинкс», которые он писал как раз в этом сохранившемся доме.
Он писал их и прятал от чужих глаз — ибо это было опасно (их опубликуют только в 1990-х гг.). В них воскресал Гумилев, в них автор встречался с живой еще Ахматовой, с покойными Анненским и Хлебниковым, в них он, а не Канегиссер, стрелял на Дворцовой в Урицкого и участвовал, как Гумилев, в заговоре Таганцева, наконец, в них он входил в журнал «Аполлон» и во двор исчезнувшей «Бродячей собаки» и — показывал, показывал через сны, реминисценции и аллюзии весь тот сгинувший сумасшедший мир поэзии и искусства, страницы которого мы и сегодня читает и разгадываем, разгадываем и читаем.
Два, нет, три великих поэта Серебряного века написали полумистические, порой бредовые воспоминания о загадках Серебряного века: Георгий Иванов в эмиграции («Петербургские зимы»), Ахматова («Поэма без героя») и вот — Михаил Зенкевич. Свой «мемуар» он при жизни давал читать считаным единицам, в частности Ахматовой, которая сказала ему: «Какая это неправдоподобная правда…» Читала их и Надежда Мандельштам: «Он хранит рукопись под спудом и никому ее не показывает…» Что ж, прочтя ее после смерти поэта, можно сказать — ведь иначе на кону стояла бы его жизнь…
Наконец, в этом же доме, но позже, в 1950–60-е гг., жил прозаик, литературовед, народный артист СССР (1982), лауреат Ленинской (1976) и Государственной премии (1967) — Ираклий Луарсабович Андроников (Андроникашвили). И в этом же доме в 1920–60-е гг. жила культуролог, библиовед, основательница и директор Государственной библиотеки иностранной литературы (1921–1973) Маргарита Ивановна Рудомино (в замуж. Москаленко). Видимо, здесь, в 1924 г., родился ее сын Адриан Васильевич Рудомино — будущий писатель, ученый, краевед и мемуарист (воспоминания «От дымовой завесы до Библии Гутенберга»).
173. Мясницкая ул., 21б (с.). Эти два восьмиэтажных точечных дома с Мясницкой не видны — они располагаются во дворе, примерно за магазином «Чай-кофе». Но в истории русской культуры и литературы они очень даже заметны.
За этим домом в двух корпусах-башнях жили: Н. Н. Асеев, В. В. Хлебников, В. Б. Шкловский и многие другие
Здесь, в двух корпусах училища живописи и ваяния жили в 1920-х гг. поэты Николай Николаевич Асеев (Штальбаум), Алексей Елисеевич Крученых, прозаик Семен Георгиевич Гехт, драматург, искусствовед Владимир Егорович Гиацинтов и его дочери — художница Елизавета и будущая народная артистка СССР и режиссер Софья Гиацинтовы, историк-публицист, этнограф, политический деятель (исполнял обязанности секретаря В. И. Ленина), глава издательства «Коммунист» (1918–1919), организатор и директор Литературного музея (с 1933 по 1940 г.) Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, а также — художники Владимир Андреевич Фаворский, Роберт Рафаилович Фальк, Петр Петрович Кончаловский, Илья Иванович Машков, Петр Васильевич Митурич, Александр Александрович Осмёркин, Лев Александрович Бруни, композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович, фотограф, график Александр Михайлович Родченко и многие другие.
Здесь, например, у художника Евгения Дмитриевича Спасского (квартира 39) останавливался поэт Виктор (Велимир) Владимирович Хлебников. А у поэта Николая Николаевича Асеева жил вернувшийся из-за границы в 1923 году литературовед Виктор Борисович Шкловский. А бывали в двух этих домах Маяковский и Есенин, Ахматова и Мандельштам, Тихонов и Пастернак, Грин и Каменский, Крученых и Эйзенштейн, Мейерхольд и Татлин.
Так что увидеть две эти невидимые с улицы башни — несомненно, стоит, особо людям, осведомленным в литературе.
174. Мясницкая ул., 24, стр. 1 (с.) — доходный дом Строгановского училища (1906, арх. Ф. О. Шехтель).
А этот дом вполне видим и тоже знаменит. Здесь в одной из квартир, с 1915 по 1917 г., каждого входящего встречали золотым кубком вина. Как вам это?! И старейшего литератора Телешова, и Брюсова, и Ходасевича, и Клюева с Есениным и Клычковым, и даже Бориса Зайцева. Сюда получали приглашения, напечатанные на бумаге с изображением бегущей богини Дианы и двустишием: «Ах, одного Андромеда Диана, купаясь, пленила. // Если б была это ты — право, сбежались бы сто», десятки поэтов: Софья Парнок (она, кстати, жила в этом же доме, но двумя годами раньше), Александр Тиняков, Анна Мар, Ада Чумаченко, Николай Ашукин, Владимир Лидин, Лидия Рындина, Нина Серпинская, а также актрисы и певицы Юренева, Гельцер, Вера Холодная. А встречала их хозяйка дома — поэтесса, прозаик и даже сценаристка уже — Любовь Никитична Сто`лица — «хмельная и ярко дерзкая, с вакхическим выражением крупного лица, с орлиным властным носом, серыми, пристальными, распутными глазами, в круглом декольте с приколотой красной розой и античной перевязью на голове…» С точки зрения «комильфотной элегантности» она «выглядела и держалась претенциозно, вульгарно и крикливо…».
Обложка сборника Л. Н. Столицы «Русь» (изд. 1915 года)
«Столица» — это вычурная фамилия ее мужа. На самом деле она Ершова, внучка ямщика, выбившегося в держатели постоялого двора где-то в районе Спасо-Андроникова монастыря. И что-то простонародное, даже мужицкое отмечали в Любе многие. Писала сказки, выпустила уже в этом доме третий сборник стихов «Русь», напечатала, представьте, роман в стихах «Елена Деева» (четыре издания почти сразу), после которого не только стала знаменита, но по которому тогда же, в 1916-м, режиссером Театра Незлобина Чаргониным был поставлен фильм «Дочь Замоскворечья», лучший в сезоне…
«Золотую завесу головокружения» — вот что ощущали глотнувшие «с порога» вина гости. «Золота» здесь и впрямь было многовато. С золотой медалью Люба окончила гимназию, первые стихи свои, да и рецензии печатала не где-нибудь, а в самом изысканном журнале начала века «Золотое руно». Да и сборища тут, вернее «поэтические вечера», были выспренно названы ею «Золотая гроздь».
«Юнош бледный, юнош стройный, ты совсем меня пленил», — читала она свои стихи студенту тогда Владимиру Лидину, когда они катались в санях по Петровскому парку. Он пишет, что она ему напоминала кустодиевских купчих, красивых славянской изобильной красотой. «А „юнош“, — пишет Лидин, — мучительно высчитывал, хватит ли у него денег на лихача, и мерзнул в своей шинелишке рядом…» Что говорить, сам Брюсов, «мэтр», занесет Столицу в свой «донжуранский список», правда, в разряд «Мы играли в любовь».
«Я люблю, чтобы кругом меня дышали атмосферой любви, беспечных схождений, беспечальных разлук», — пела свои стихи Любовь Никитична, которая была влюблена в брата мужа и напоказ покровительствовала легкому ухаживанию своего красавца-брюнета мужа за новой кинозвездой — Верой Холодной.