Но главное здесь, в подаренном правительством СССР доме, жил с 1933 по 1936 г. «пролетарский писатель» Максим Горький, навсегда вернувшийся из-за границы. Здесь умрет его сын, Максим, а потом и сам хозяин дома, в чем обвинят и убьют за это «врагов советской власти».
Здесь, в гостях у Горького, неделями жили И. Э. Бабель, Вс. В. Иванов, Л. Пантелеев (А. И. Еремеев) и некоторые другие. Здесь же останавливалась незадолго до смерти Горького — его гражданская жена, в прошлом баронесса Мария Игнатьевна Будберг (Бенкендорф, урожд. Закревская). А бывали в этом доме у классика и вся «верхушка» страны, начиная со Сталина, Калинина, Молотова, Жданова, Кирова, Бухарина, Ворошилова, Буденного, Радека, и «главные чекисты» Ягода с Аграновым, и почти вся «писательская братия» — Шолохов, Авербах, Киршон, Толстой, Безыменский, Павленко, Гладков, Фадеев, Федин, Леонов, Олеша, Игнатьев, Немирович-Данченко, Кольцов, Маршак, Сейфуллина, Тихонов, Форш, Кирпотин. И, разумеется, все гостившие в СССР именитые иностранные прозаики: Ромен Роллан, Бернард Шоу, Луи Арагон и многие другие.
Малая Никитская ул
С 1965 г. здесь открылся музей Максима Горького (см. Приложение № 1). Но тайн этого дома не убавилось — скорее прибавилось с годами. Все они в напечатанных мемуарах, записках и дневниках писателей и поэтов. Прочесть их, думаю, никогда не поздно…
Но, кстати, не только Горьким славна эта улица. Домов, в которых «жила» здесь русская литература, так много, что их можно лишь бегло перечислить. На месте дома № 10 жил, например, в 1840-х гг. поэт, прозаик, филолог, славист, историк, переводчик и издатель Осип (Иосиф) Максимович Бодянский, у которого бывали, представьте, Гоголь и Тарас Шевченко. А позже, в доходном доме, вставшем на этом месте, жил в 1910–1920-х гг. прозаик, философ, композитор Федор Алексеевич Страхов, не только родной брат писательницы Л. А. Авиловой, но и близкий собеседник, корреспондент Льва Толстого.
В соседнем доме № 12, рядом, вообще происходили события удивительные. Здесь, в сохранившейся усадьбе графов Бобринских, жили в 1820-х гг. декабрист, будущий тайный советник и сенатор, а также — мемуарист Василий Петрович Зубков, и его жена, дальняя родственница Пушкина — Александра Федоровна Зубкова (урожд. Пушкина). Так вот именно здесь с 1826 г. бывал и сам Пушкин. Здесь сватался и делал предложение сестре Зубковой — Софье Федоровне Пушкиной, и здесь же, 22 декабря 1826 г. написал свои знаменитые «Стансы». Стихи в этом доме будут писать и в наше время, ибо тут в 1950–1960-е гг. проживал поэт и прозаик (сборник стихов «В темном круге») автор, в частности, романса «Россия» («Замело тебя снегом, Россия…») — гимна русской эмиграции — Филарет Иванович Чернов.
Здесь же, на Мал. Никитской, 20, жил в сохранившемся, но перестроенном доме с 1820 по 1822 г. Платон Богданович Огарев и его сын, будущий поэт и публицист Николай Платонович Огарев. А позднее (с 1878 г.) в нем же обитал губернатор Москвы Василий Степанович Перфильев, у которого в 1871–1872 гг. останавливался, как у дальнего родственника своего, Лев Николаевич Толстой. Потом, в 1896 г., тут жил некоторое время Леонид Николаевич Андреев (про книги которого, как помните, как раз Толстой сказал «он пугает, а мне не страшно»), а также — с 1914 по 1922 г. — артист МХАТа Василий Иванович Качалов, которого в 1916 г. навещал Александр Блок.
Здесь же, на Никитской, жил и тут, кажется, скончался в 1869 г. «счастливый соперник» по прошлой любви к одной молоденькой балерине самого поэта-партизана Дениса Давыдова драматург и балетмейстер Адам Павлович Глушковский (сохранившийся перестроенный дом № 27, стр. 1), тут в 1874 г. снимал квартиру Петр Ильич Чайковский, у которого останавливался его однокашник и многолетний друг, поэт и прозаик Алексей Николаевич Апухтин, на стихи которого композитор напишет один из лучших романсов «Ночи безумные, ночи бессонные…» (дом № 35). Наконец, в перестроенном доме № 21 жили два писателя и философа: в 1906 г. Михаил Осипович Гершензон и ставшая в этом доме его женой Мария Борисовна Гершензон (урожд. Гольденвейзер, сестра пианиста Н. Б. Гольденвейзера) и, уже в 1920-е гг., до высылки из страны в 1922 г., у историка искусства и мемуаристки Ольги Александровны Шор — прозаик, философ и также мемуарист Федор Августович Степун. К славе этого дома добавьте и Сергея Есенина, поскольку здесь, с тех же 1920-х и до 1970-х гг., жила актриса Камерного театра, возлюбленная и адресат стихов его (поэтический цикл «Любовь хулигана») — Августа Леонидовна Миклашевская, у которой часто бывал поэт.
Но, заканчивая разговор об этой улице, гуляя или пробегая по ней, не забудьте оглянуться и еще на два дома. В одном, в доме № 29, жил в 1950-е гг. поэт-песенник («Песня Коминтерна» — «Заводы, вставайте!..», «Давай, закурим…» и многие другие) Илья Львович Френкель, а в другом, в доме № 16/5, — с 1993 по 2008 г. жила литературовед, переводчица и православная публицистка (книга «Слушай, тюрьма!») Зоя Александровна Крахмальникова. Помните: именно ей Булат Окуджава посвятил песню «Прощание с новогодней елкой».
186. Никитский бул., 7 (с. п., мем. доска), — дом Д. С. Болтина, затем А. И. Талызина. Ж. — в 1810–20-х гг. — литератор, переводчик Дмитрий Сергеевич Болтин (первый переводчик «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо и других сочинений). Впоследствии дом перешел к генерал-майору Александру Ивановичу Талызину, а затем к его родственнице — титулярной советнице Ольге Николаевне Талызиной. В 1840-х гг. в этом доме поселяется одесский градоначальник, будущий обер-прокурор Святейшего синода, генерал-адъютант, граф Александр Петрович Толстой. С 1848 г. в доме Толстого останавливался, а позже (с 1851 г.) и жил Николай Васильевич Гоголь. Здесь, на 1-м этаже, он прожил последние месяцы своей жизни, здесь сжег рукопись второго тома «Мертвых душ» и корректурные листы и здесь же, через 10 дней после этого, 4 марта 1852 г., скончался.
Н. В. Гоголь в гробу. Гравюр
Все это вам расскажут ныне в открытом здесь мемориальном центре «Дом Гоголя». Но не передадут то, что Гоголю и в страшном сне не могло присниться: как спустя 79 лет, в 1931 г., писатели переносили его прах на Новодевичье кладбище. Эпическая «картина», ее описал в дневнике тогдашний редактор «Нового мира» Вяч. Полонский:
«На днях переносили прах Гоголя, Языкова, Хомякова и нескольких других писателей… Торжественная церемония… Когда стали переносить останки — писатели стали разбирать их себе „на память“. Один отрезал кусочек сюртука Гоголя (Малышкин: он сам признавался мне, но стыдясь, — не знал, куда деть этот отрезок ткани), другой — кусочек позумента с гроба, который сохранился. А Стенич украл ребро Гоголя — просто взял и сунул себе в карман. В тот же день, зайдя к Никулину, просил ребро сохранить и вернуть ему, когда он поедет к себе в Ленинград. Никулин изготовил из дерева копию ребра и, завернутое, возвратил Стеничу. Вернувшись домой, Стенич собрал гостей — ленинградских писателей — и торжественно объявил, что является собственником ребра Гоголя. Всеобщее удивление и недоверие. Он торжественно предъявил ребро — гости бросились рассматривать и обнаружили, что ребро изготовлено из дерева… Позорная история! Никулин уверяет, что подлинное ребро и кусок позумента сдал в какой-то музей. Писатели вели себя возмутительно. Передают, будто они растаскали зубы Языкова — среди них называют Сельвинского».
В это трудно поверить ныне, но уже в 1960-х прозаик Лидин не без вальяжности вспоминал: «На сие действо собрались примерно тридцать человек, среди которых были Юрий Олеша, Михаил Светлов, Всеволод Иванов, Лидин… Сняли с могилы камень и голгофу… Когда открыли гроб, то увидели — о, ужас! — что череп великого писателя повернут набок. И многие утвердились в небезосновательном опасении Николая Васильевича (речь идет о том, что Гоголь опасался при жизни, что впадет в летаргический сон и его, приняв за усопшего, похоронят фактически живым. — В. Н.). А по Москве моментально разнесся слух, что Гоголь перевернулся в гробу… Скелет лежал на спине. Часть сюртука табачного цвета, в котором он был похоронен, сохранилась. И костяшки пальцев ног были „вдвинуты“ в сапоги. У сапог дратва сгнила, и они, само собой, раскрылись, открыв конечности ступней».
И вот после того, как вскрыли гроб и произошла вакханалия по разграблению останков, Лидин признался, что взял себе хорошо сохранившийся кусок жилета табачного цвета с груди Гоголя. «Я, — вспоминал он, — первое издание „Мертвых душ“ окантовал в металл и вставил туда эту материю…»
Тамара Иванова позже рассказывала, что когда ее муж, известный писатель Всеволод Иванов, пришел с этого захоронения, он страшно возмущался: «Как можно после всего случившегося считать писателей высокодуховными людьми?!» Ведь из гроба кроме куска материи исчезли ребро, берцовая кость и, по уверению Лидина, один сапог.
«Проходит дня три, как рассказывает сам Лидин, звонит ему директор кладбища и говорит: „Я что-то спать не могу. Ко мне третью ночь подряд Гоголь приходит и говорит: `Давай назад ребро`!“ Лидин немедленно позвонил другому похитителю, писателю, который стащил берцовую кость. Тот тоже в недоумении: „Она у меня была в кармане пальто. С вечера вытащить забыл, а утром хватился — а ее уже и нет, исчезла“. И Лидин, эдак старчески улыбнувшись, рассказал: „Ну что же поделаешь, мы сговорились, собрали кое-что из того, что было взято, и под покровом ночи пробрались к могиле Гоголя, вырыли маленькую ямку и туда опустили“. И он, кстати, сказал, что если еще кто-нибудь додумается беспокоить прах Гоголя, то сначала наткнется на кость и сапог…»
К счастью, никто больше не беспокоил великого писателя. А «местью» его, образно говоря, стало почти полное забвение писателей-мародеров. А как еще можно назвать их?