Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны — страница 85 из 150

1 января 1886 г. его назначили начальником репертуара московских театров. По положению ему полагалась новая и казенная квартира. И, готовясь к переезду, отправив в мае семью в усадьбу Щелыково, сам переселился из обжитой квартиры на Волхонке (Волхонка, 14) в гостиницу «Дрезден», рядом с нынешним памятником Долгорукому на Тверской. Увы, до новой квартиры не дожил — 2 июня скончался. Ему было 63 года.


204. Оружейный пер., 1/34 (н. с.). Здесь, в трехэтажном светло-зеленом доме, украшенном белыми медальонами с танцующими нимфами, с 1900-х гг., в 3-комнатной квартире второго этажа, жили с родителями две сестры — пианистка Ида Яковлевна Хвасс (ее имя и ныне впечатано в Доску почета консерватории) и художница, ученица Л. О. Пастернака и будущая врач-инфекционист — Алиса Яковлевна Хвасс (дальние родственники семьи Каган, сестер Лили Брик и Эльзы Триоле, а также поэта О. Э. Мандельштама — Вильгельмины Исааковны Мандельштам).

Это дом, об исчезновении которого (его снесли к Олимпиаде-80) русская литература могла бы пожалеть. В нем до последнего дня его происходило слишком много событий, связанных с поэтами и писателями трех поколений ХХ в. И трех поколений жильцов этой квартиры.


Сестры Каган в детстве: Эльза Триоле (слева) и Лиля Брик


Во-первых, здесь в 1910-х гг. в гостях у своих родственников, тогда пианистки и художницы Иды и Алисы Хвасс, часто бывали юные подруги их, тоже сестры — Лиля и Эльза Каган, будущие Лиля Брик и Эльза Триоле. И здесь, среди множества молодых людей, будущих женихов, бывал не только молодой Пастернак, который недавно еще жил почти в соседнем доме (н. с., Оружейный пер., 42/33), но и начинающий тогда поэт Владимир Маяковский. Маяковский часто бывал здесь, в семье, интересующейся литературой и искусством, и даже, утверждают, писал здесь стихи на каком-то «ломберном столике». Но главное: именно в этой квартире, где отец Иды и Алисы держал, по предположению, портновскую мастерскую (он и был портным), молодой и нахальный футурист и познакомился в 1913 г. с юной Эльзой Каган.

«Мне было уже шестнадцать, — вспоминала Эльза. — Лиля после кратковременного увлечения скульптурой вышла замуж (за Осипа Брика. — В. Н.). В хвассовской гостиной, где стояли рояль и пальма, было много молодых людей… Кто-то необычайно большой в черной бархатной блузе размашисто ходил взад и вперед, смотрел мимо всех невидящими глазами и что-то бормотал про себя. Потом внезапно загремел огромным голосом. И в этот первый раз на меня произвели впечатление не стихи, не человек, который их читал, а все это вместе взятое, как явление природы, как гроза… Ужинали в портняжной мастерской за длинным столом. Сидели, пили чай… Я же ничего не понимала, сидела девчонка девчонкой, слушала и теребила бусы на шее… нитка разорвалась, бусы покатились… Я под стол собирать, а Володя за мной, помогать. На всю долгую жизнь запомнились мне полутьма, портняжный сор, булавки, нитки, скользкие бусы и рука Маяковского, легшая на мою руку…»

Довольно скоро поэт станет ее любовником. Почитатели Лили Брик отчаянно отрицали, что поэт был любовником обеих сестер (см., например, книгу «Загадка Эльзы» Д. Дезанти), да и сами сестры «избегали этой темы», но лично Эльза в 1944 г., в книге «Тетрадь, зарытая под персиком», где все были выведены под своими именами, призналась: «В течение двух лет у меня не было никакой другой мысли, кроме как о Владимире, я выходила на улицу в надежде увидеться с ним, я жила только нашими встречами. И только он дал мне познать всю полноту любви. Физической — тоже». Но как раз через эти два года, в 1915-м, в петербургской квартире Осипа и Лили Брик, последняя и «увела» навсегда от сестры поэта. Он потом назовет встречу с Лилей «радостнейшей датой», но как большой поэт тогда, на мой взгляд, и закончится. Так что все последующие беды Маяковского, включая его самоубийство, начались именно здесь, в Оружейном.

Здесь же, во‑вторых, Иду Хвасс, вскоре вышедшую замуж, рисовал художник Александр Осьмеркин, известна его работа 1917 г. «Дама с лорнеткой». Дело заключалось в том, что как раз в 1917 г., тут, у Хвассов, остановились два Александра — приехавшие из Киева Александр Александрович Осьмеркин и… поэт, актер и шансонье Александр Николаевич Вертинский. Наконец, здесь в 1920 г. родилась и жила дочь уже 28-летней Иды Хвасс и актера, режиссера Александра Рустайкиса, будущая актриса, автор либретто мюзиклов и оперетт, многие годы не сходивших со сцен страны («Ромео мой сосед», «Крыши Парижа», «Воскресенье в Риме» и др.) и поэтесса-песенница Алла Александровна Рустайкис. Ее песни («В дальний путь», «Паутинка», «Цвела сирень», «Уходят женщины» и особо — «Снегопад») пели в разное время Людмила Гурченко, Валерий Ободзинский, Алла Баянова и, конечно, блистательная Нани Брегвадзе. Но, на мой взгляд, «лучшей песней» Аллы Рустайкис стала ее дочь, рожденная в 1943 г. от ее первого мужа, композитора, режиссера (в прошлом помощника Мейерхольда) Николая Александровича Басилова. Дочь, которую в этом доме вырастила и воспитала ее бабушка, А. Я. Хвасс.

Я говорю о знаменитой ныне поэтессе, устроившей в этом доме, в своей 25-метровой комнате, выкрашенной в черный и фиолетовый цвета, первый «литературный салон» времен «хрущевской оттепели», одной из основательниц (и тоже в этом доме!) СМОГа («Самого молодого общества гениев», поэтического общества 1960-х гг.) и жене гениального поэта Леонида Георгиевича Губанова (который также жил здесь с 1964 г.) — Елене (Алене) Николаевне Басиловой, которую все звали просто Бася.

«От нее, — пишут, — сходило с ума пол-Москвы». «Ей было 17 лет. Мальчики лежали у ее ног, как венок сонетов, — пишет З. Плавинская. — В короткой юбке, с летящими волосами, на бешеных скоростях мотоциклетки, Бася гоняла по Москве, и шлейф первых рокеров сопровождал ее всюду. С эренбурговской трубкой, в вольтеровском кресле могучим гулом чеканила она свои ритмические стихи». Стихи ее, кстати, так и остались неопубликованными, единственный сборник их, «Комедия греха», с предисловием самого Шкловского, провалялся 17 лет и был в конце концов утерян в «Советском писателе», хотя стихами ее восхищались даже «мэтры»: Крученых, Чуковский, Самойлов и Светлов.

Богемные «сборища», а так их называли в 1960-х гг. в КГБ, который будет потом даже следить за Басиловой в «черных машинах», начались у Алены в 1958 г., со знаменитых декламаций стихов на площади Маяковского, куда она приходила с черным пуделем на руках кормить голубей и откуда уводила молодых опальных поэтов к себе, на Оружейный. «Первой советской хиппи» назовет ее американский посол, когда она на прием в посольстве придет босиком и в длинном замшевом платье. Художник Валентин Воробьев писал, что ее «библейское лицо» и «глаза с поволокой» зовут «в бездну», Эдуард Лимонов вообще считал ее «эталоном богемной девушки», а поэт Владимир Алейников просто восхищался: «Была — красивой. По Хлебникову: как мавка. По-врубелевски: таинственной… Обаяние редкое. Шарм… И так просто держится! И так мила и приветлива! Настоящее чудо…»

Невероятно, но здесь у девчонки бывали и дочь Цветаевой Ариадна Эфрон, и Дмитрий Лихачев, и стареющая поэтесса Аделина Адалис, и Сергей Михалков с Семеном Липкиным. А молодые поэты и прозаики Вознесенский, Холин, Битов, Мамлеев, Юз Алешковский, Сапгир, Бродский, Кублановский, Губерман, Высоцкий, Кропивницкий, Алейников, Буковский и Галансков, Котрелев и Батшев не раз встречали здесь рассветы за чтением стихов и бутылками вина. Что говорить, Булат Окуджава именно в этой квартире записал на магнитофон в 1969 г. свой первый концерт. Я уж не говорю, что дом посещали художники, скульпторы, композиторы и актеры, каждое имя которых ныне «на слуху»: Эрнст Неизвестный, Рабин, Зверев, Шнитке и Губайдулина, Фоменко и Волчек, Юрский и Табаков, Аркадий Райкин и Людмила Гурченко. «Муза шестидесятников», «Прекрасная Дама» поэтического подполья, Алена была буквально обречена встретиться с «чудовищно талантливым» поэтом Леонидом Губановым. Они не только влюбились друг в друга в 1964-м (поженятся они в 1966-м), но в этой квартире тогда же придумали небывалую поэтическую группу.

«Новое литературное течение уже просматривалось, но имени не имело, — вспоминал Генрих Сапгир. — Помню, сидели мы у Алены Басиловой и придумывали название новому течению. Придумал сам Губанов? СМОГ. Самое Молодое Общество Гениев, Сила, Мысль, Образ, Глубина, и еще здесь присутствовал смог, поднимающийся с Садового кольца в окна…» Лозунгами объединения стали слова: «Оторвем от сталинского мундира медные пуговицы идей и тем!», «Будем ходить босыми и горячими!», «Лишим соцреализм девственности!» Но беда была в другом. Губанова, может, самого самобытного поэта второй половины ХХ в., лишь раз напечатали при жизни в журнале «Юность». Как, помним, и Алену — тоже.

Все закончится печально. Дом этот «закончится» в 1980-м. Брак с Губановым просуществует 10 лет. «Ах, рога, рога, рога, — напишет в стихах Басилова. — Полюбила я врага…» В 1967-м разгромят СМОГ. Губанов еще дважды женится. А потом, как Пушкин и Хлебников, в 37 лет, как и сам предсказывал в стихах, умрет после психушки, куда его «поместят» власти. Умрет «от неизвестных до сих пор причин». А Алену от высылки «за тунеядство» спасет Корней Чуковский, скажет, что она его секретарь, помощница.

Она переживет Губанова на 35 лет. Скончается в 2018-м в знаменитом «Доме на набережной» (Серафимовича ул., 2). Говорят, умрет в «полном забвении». Но кто ж это может знать наверняка? Ведь история вообще, и история литературы в частности, дамой считается едва ли предсказуемой. Неожиданной для потомков…


205. Остоженка ул., 16 (с. п.), — Ж. — с 1861 г. — историк, профессор, ректор Московского университета (1871–1877), автор многотомной «Истории России с древнейших времен» Сергей Михайлович Соловьев и его восемь детей, среди которых Всеволод (прозаик), Владимир (поэт и философ),