Разоренов умер в безвестности в 1891-м. Похоронили его на Ваганьковском. Пишут, что перед смертью все написанное сжег. Так ли это — не знаю. Но ведь другой писатель, который как раз и родился в 1891-м, скажет потом: «Рукописи не горят!» Ну как не верить после этого ему, Михаилу Булгакову, — ведь и впрямь, выходит, не горят…
208. Партийный пер., 3 (н. с.), — Ж. — с 1937 по 1948 г. — поэт, переводчик, лауреат (посмертно) Госпремии (1989) Арсений Александрович Тарковский и его вторая жена — художница-график Антонина Александровна Бохонова (в первом замужестве жена критика и переводчика В. Тренина).
Больше десяти московских домов должны были бы помнить Арсения Тарковского. Борисоглебский пер., 15, стр. 2; Гороховский пер., 21, где он жил до 1934 г.; потом — 1-й Щипковский пер., 26 (1934–1937); и Партийный, 3 (1937–1948); позже Коровий Вал, 22 (1948–1951); и Варсонофьевский пер., 4, а также ул. Черняховского, 4; Садовая-Триумфальная ул., 4/10; наконец, в 1980-х, Тверская ул., 30/2; и последние дни — в Доме ветеранов сцены — Нежинская ул., 5. Увы, до нас дошло в целости меньше половины зданий. И дом в Партийном переулке, ныне полностью перестроенный, в том числе.
Что ж, «включите воображение», как любят говорить экскурсоводы, и представьте себе деревянный домик, где в двух комнатах 1-го этажа (одна, к сожалению, без окон) поэт жил со второй своей женой, с Антониной Трениной.
Дом был с красивыми венецианскими окнами. И Антонина, хозяйка его, была красива. Но она, как пишут, никогда бы не разошлась с первым мужем, если бы Тарковский не вскрыл себе вены. Это ее потрясло. Он и потом страшно ревновал ее и никогда не покинул бы ее, если бы в 47-м в их жизнь не вмешалась Татьяна Озерская, последняя жена поэта. Но даже на ней он женился лишь в 1951 г., после кончины Бохоновой-Трениной.
Дочь поэта, Марина, напишет потом: «Тетя Тоня, как мы ее называли, была легкая, веселая, одевалась в сшитые ею самой „шикарные“ наряды и во время войны не могла спуститься в бомбоубежище, не накрасив губы». «Она была куколкой, — скажет о ней знавший обоих поэт Семен Липкин. — Прелестной, милой, доброй, порядочной…»
Отсюда во время войны Тарковский вывезет Антонину в Чистополь. Они приедут в октябре 1941-го, через два месяца после самоубийства здесь Цветаевой, с которой поэт познакомился еще в Москве. Тогда, в Чистополе, он и напишет стихотворение, где будут слова: «Зову — не отзывается, крепко спит Марина, // Елабуга, Елабуга, кладбищенская глина…» Наконец, именно в Чистополе Антонина Тренина фактически «вытащит» Тарковского из фронтового госпиталя, когда его тяжело ранили на фронте, и на военном самолете ухитрится переправить его в Москву, в госпиталь Вишневского, что спасло ему жизнь. У него после ампутации ноги начиналась газовая гангрена: «Мне ногу резали, как колбасу», — скажет он, объясняя, как врачи пытались спасти его. В Москве это стало уже шестой ампутацией. И он, который хорошо плавал, лазал по деревьям, мог висеть вниз головой и т. д., — теперь учился ходить на костылях… Правда, перенести своего положения инвалида так и не смог, и отношения в семье подошли к распаду.
Во время войны он написал Антонине 200 писем, но любовь кончилась. Он просто ушел в никуда, снял комнату и начал жить один. А Антонина пришла к подруге, к поэтессе Марии Петровых (они оба дружили с ней), принесла бутылку водки и сказала: «Поздравь меня, сегодня мы с Арсением развелись!..»
Первый сборник Арсения Тарковского («Перед споди, спаси меня и помоги мне в этой трудснегом», 1962 г.)
Арсению Тарковскому было в то время 40 лет. Дочь его, Марина, утверждает, что он в это время постоянно носил в кармане яд и думал о смерти. В записной книжке поэт запишет: «Мне страшно — но не жаль терять свободу, которой нет и которой я все равно не дорожил бы, даже если бы и ощущал ее. Похоже это на конец войны: не успела кончиться одна, как все почуяли приближение новой… А самоубийство не ушло еще от меня, и у меня избавление в кармане. Единственное, что еще остается, это вера в Бога… Господи, спаси меня и помоги мне в этой трудной жизни — я не властен справиться с ней и смертельно боюсь будущего. Как печальна, непостижима и безнадежна моя жизнь…»
Он проживет еще 40 лет, дождется выхода первого и последующих сборников стихов и, главное доживет до первой славы сына — кинорежиссера Андрея Тарковского.
209. Петроверигский пер., 4 (с.), — Ж. — с 1832 г. — купец-чаеторговец, богатейший человек России Петр Кононович Боткин. Переехал сюда, когда родился его одиннадцатый сын, будущий знаменитый врач-терапевт, чьим именем названы ныне больницы в Петербурге и Москве — Сергей Петрович Боткин.
Дом, по счастью, жив по сей день. Но мало кто помнит, что до 1812 г., до московского пожара, ровно на этом месте стояла усадьба с собственным двухэтажным домом литератора и переводчика, уволенного директора Московского университета Ивана Петровича Тургенева, где с ним жили его сыновья — Александр Тургенев (будущий писатель, член литературного кружка «Арзамас», историк-русист) и Николай Тургенев (публицист и будущий декабрист). Просвещенных Тургеневых здесь навещали издатель и публицист Николай Новиков, поэты и прозаики Карамзин, Жуковский, Херасков, Дмитриев, Мерзляков, Булгаков, Воейков, даже дядя Пушкина Василий Львович Пушкин. А во вновь отстроенном доме, как я уже сказал, поселился купец. Но и в нем зазвучали стихи, разговоры об искусстве, беседы о высоком.
Дом № 4 по Петроверигскому переулку
У хозяина дома, Петра Боткина, было по точному счету 25 детей от двух браков. Выжили 14 — 9 сыновей и 5 дочерей. И почти все памятны в истории России. Знаменитым коллекционером стал Дмитрий Боткин, художником Михаил Боткин, медиком Сергей Боткин. А тот, кто дольше всех будет жить здесь, — Василий Боткин, обитавший здесь до 1869 г., станет прозаиком, критиком, историком искусства. В этом доме у него останавливались его друзья: с 1836 г. публицист, анархист-народник, переводчик «Манифеста коммунистической партии» Михаил Александрович Бакунин, в 1839 г. критик Виссарион Григорьевич Белинский, в 1850-е гг. — историк-медиевист, общественный деятель Тимофей Николаевич Грановский (организовавший здесь «кружок западников»; ему одному и висит здесь мемориальная доска), а также поэт Николай Алексеевич Некрасов и прозаик, критик, журналист Иван Иванович Панаев.
Наконец, с 1861 по 1863 г. здесь жил наездами в Москву поэт, переводчик и мемуарист Афанасий Афанасьевич Фет, женившийся в 1857 г. на одной из дочерей П. К. Боткина, Марии. Кстати, на другой дочери купца был женат художник и коллекционер Илья Семенович Остроухов. Немудрено, что весь дом стал, не мог не стать одним из центров культурной жизни Москвы. Скажем, именно здесь Гоголь в 1841-м передал Белинскому рукопись «Мертвых душ» для предоставления ее в цензуру.
Я перечислил выше тех, кто жил или гостил в этом доме. А помимо них здесь в разное время бывали (кто запросто, а кто церемонно): Герцен и Огарев, Толстой и Тургенев, поэт Кольцов и прозаик Григорович. Пишут, что бывали и Достоевский, и Тютчев, их, кстати, лечил и консультировал, как и Писарева, Надсона и Кони, живший постоянно в Петербурге брат Василия, знаменитый врач Сергей Боткин (ему, к слову, Николай Алексеевич Некрасов, кого он лечил от туберкулеза, посвятил даже одну из глав поэмы «Кому на Руси жить хорошо»). Ну разве не литературная семья — эти Боткины?..
Эх, открыть бы здесь музей Боткиных, семьи, так много сделавшей для страны! Но вместо этого в современных справочниках читаем — ныне здесь офис Русской промышленной компании.
210. Петровка ул., 16 (с.), — Ж. — с 1928 по 1938 г. — поэт, прозаик, критик Сергей Федорович Буданцев и его жена — поэтесса и переводчица Вера Васильевна Ильина-Буданцева.
Сюда семья Буданцевых переехала из Леонтьевского переулка в 1928-м, через год после свадьбы и в тот год, когда писатель выпустил уже трехтомник своих произведений. Связаны ли эти три факта, не знаю, но здесь Буданцевы получили отличную двухкомнатную квартиру.
«Нас было тогда трое друзей — Андрей Платонов, Сергей Буданцев и я, — вспоминал потом прозаик Э. Л. Миндлин. — В ту пору мы особенно часто встречались. Пожалуй, что ежедневно. Собирались у Сергея Буданцева, на Петровке…»
Поэт, прозаик и критик С. Ф. Буданцев
Да, в этом доме радушный Буданцев любил принимать гостей-литераторов, устраивать своеобразные вечера. «Как и у Пильняка, — писал Л. И. Гумилевский, — они носили несколько салонный характер, когда хозяин и хозяйка направляют разговор… а гости чувствуют себя как… за ресторанным столиком, ожидая ужина». Среди гостей часто бывал Борис Пастернак. «Пошли к Буданцевым, — писал он жене. — У них новая квартира в две комнаты на Петровке… Живут они во всех отношениях прекрасно… Она ему посвятила всю жизнь, даже в работе помогает… Оба они с дарованьем и мне нравятся…»
Вера Буданцева, замечу, так понравилась поэту, что он не только навещал ее как-то в больнице, но и сделал одним из прототипов героини романа в стихах «Спекторский», а Сергею Буданцеву посвятил стихотворение «Так начинают. Года в два…».
Буданцев нравился всем. В этом доме бывали, помимо названных уже Пильняк, Асеев, Большаков, Фурманов, Всеволод Иванов, Никитин, Замятин, даже, кажется, Булгаков. Платонов писал о хозяине дома, что в нем «пленяла полнота чувств, игра жизни, сверкавшая во всех его разговорах, жизнелюбие, всесторонность, огромный, совершенно неиспользованный запас душевных и творческих сил. В обществе он был душой общества, в серьезных беседах — собеседником, о котором можно только мечтать…».
Здесь Буданцев выпустил свой роман «Мятеж», написанный еще в 1922-м, но уже под новым названием — «Командарм». В 1927 г. он, то ли по договоренности, то ли, как пишут, «по жребию» договорился о переименовании книги с Фурмановым, который также назвал свой роман «Мятежом».