Писатель И. И. Лажечников (1859)
Кстати, доска на фасаде висит только одному, ныне почти забытому писателю, но революционеру Нариману Нариманову, хотя все это надстроенное и перестроенное здание буквально пропитано литературой. Оно и построено-то, кто не знает, на том месте, где за 30 лет до Лажечникова стоял дом, у окон которого, подперев голову, сидел подчас юный Михаил Юрьевич Лермонтов, тогда студиоз Благородного пансиона при Московском университете. Здесь в 1820–1830-е гг. жила родственница Лермонтова, Екатерина Александровна Столыпина (урожд. Потулова), вдова брата бабушки М. Ю. Лермонтова Е. А. Арсеньевой, бывшего адъютанта А. В. Суворова, Александра Алексеевича Столыпина. И Лермонтов, как известно, бывал здесь.
Поварская вообще — его улица. В доме № 24, например, тоже, увы, не сохранившемся, Лермонтов, живя с бабушкой в 1829–1830 гг., уже написал свою первую поэму «Индианка» и начал издавать рукописный журнал «Утренняя заря». А рядом, в доме № 26, утраченном позже, жил до этого, с 1827 по 1829 г.
Для Лажечникова дом, где он отошел в мир иной, тоже был не первым московским жильем. В 1854-м жил на Садовой-Кудринской, 17, с 1862-го — на ул. Конюшковской, 4, а в середине 1860-х гг. — на Плющихе, 23/15. Все дома, кроме этого, последнего, не сохранились. Правда, есть еще один дом, он стоит и по сей день (Хохловский пер., 7–9, стр. 1), где с 16 лет Лажечников стал тем, кого в те годы и называли «архивны юноши». Редкое везение, которое, думаю, и определило будущую писательскую судьбу Лажечникова. Ведь он ухитрился не обойти ни одного великого человека своей эпохи.
Его отец, например, дружил с великим просветителем и первым журналистом Николаем Новиковым, от которого набрался «вольнодумства». По тайному доносу его, купца-якобинца, арестовали и отправили в Тайную канцелярию на Мясницкой. Будущему писателю было восемь лет, и ночной арест отца, потом торопливые сборы матери, бросившейся на выручку мужу, и долгая дорога, а затем, наконец, и встреча с поседевшим за сутки отцом в тюрьме — все это не могло не повлиять на душу подростка (черты отца, которым сын гордился, будут не раз всплывать потом в романах Лажечникова). Но «школой жизни», повторяю, станет, конечно, архив Коллегии иностранных дел в Хохловском, мрачноватое здание еще ХVII в. с подземельями, спускаясь куда к документам, к «полусгнившим столбцам», актуарис Лажечников, как и все, вынужден был кутаться в шубу и надевать валенки. Он работал и жил здесь под присмотром (вы ахнете!) поэта, драматурга и историка Алексея Малиновского, брата первого директора Царскосельского лицея и друга семьи Пушкина, и его жены — Анны Малиновской, той, которая станет посаженой матерью Натальи Гончаровой на свадьбе с поэтом. А управлял архивом в его время другой поэт — историк и архивист, сын Антиоха Кантемира, Николай Бантыш-Каменский. Тоже — не последняя фигура в науке. Ну и, конечно, гости Малиновского — Карамзин, Жуковский, Жихарев и — учитель Лажечникова, чьи лекции он выслушивал, создатель «белого стиха» и «славнейший критик» Алексей Мерзляков. Под их влиянием семнадцатилетний Лажечников уже здесь печатался с серьезными статьями в «Русском вестнике» и в «Аглае». А в 20 лет, в 1812 г., вопреки воле родителей отправляется на войну, где с боями его 8-й гренадерский полк дойдет до Парижа.
Он успеет побывать директором училищ Пензенской губернии, откроет училище в Чембаре, откуда в 1823 г. приедет к нему продолжать образование Виссарион Белинский, тот, который, как я уже сказал, и назовет потом Лажечникова «первым русским романистом». А откликаясь уже на второй роман писателя, на знаменитый «Ледяной дом», имевший у публики колоссальный успех, Белинский напишет даже напыщенно, назовет его «истинным подарком русской публике, прекрасною лучезарною звездою на пустынном горизонте нашей литературы»…
Дом № 11 по Поварской улице
Адъютант графа Остермана, воин, директор училищ в Пензе, вице-губернатор в Твери и Витебске, цензор в Петербурге — вот службы ставшего статским советником писателя, помогавшие прозаику выжить и творить. Но главным романом его стали не романы «Басурман» и «Внучка панцирного боярина», а — неожиданная женитьба перевалившего за 60 лет прозаика на 22-летней девице Маше Озеровой. «Вы удивитесь, — писал он об этом своему другу Федору Кони, отцу будущего адвоката и литератора. — Кажется, это последний мой роман. Каков будет его конец — богу известно!.. Обстоятельства, устроенные невидимою рукою провидения, романтическая голова, пыл юноши, несмотря на мои годы, — все это привело меня к этой развязке. Покуда я блаженствую… а там… да будет, что угодно вышнему!..»
Последним московским адресом автора «Ледяного дома» станет дом на Поварской. Здесь, после празднования его юбилея, после слов в его честь Островского, Погодина, Писемского, сказавшего, что «вся грамотная Россия прочла и восхищалась» вами, он вдруг составит странное завещание, немало подивившее родных, но столь созвучное всей его жизни: «Состояния жене и детям моим, — написал в одном предложении, — не оставляю никакого, кроме честного имени, каковое завещаю и им самим блюсти и сохранить в своей чистоте».
Мне же остается добавить, что в доме Лажечникова уже в 1870-х поселится сначала прозаик, историк, языковед, этнограф Павел Иванович Мельников-Печерский, а затем — писатель-москвовед, камер-юнкер Дмитрий Иванович Никифоров.
После революции дом станет 6-м Домом Советов, здесь в Наркомате Рабоче-крестьянской инспекции работал одно время Сталин. А позже, в 1974 г., в этом здании расположится издательство «Советский писатель». Тут станут толпиться уже сотни писателей со своими романами и повестями. Но все ли смогли бы, как Лажечников, оставить уже нам в наследство свое «честное имя»?
218. Поварская ул., 20 (с.), — доходный дом адвоката, общественного деятеля И. С. Кальмера (1914, арх. В. Е. Дубовский).
Этот дом долго был «загадкой» для меня. Где-то прочел и случайно запомнил, что в 1910-х гг. здесь на каких-то «веселых субботах» бывали Куприн, Бальмонт, приезжавшие из Петрограда Ремизов, Грин и даже Александр Блок. Что за «веселые субботы», гадал я, в чьей квартире или где собирались эти столь известные уже тогда люди? И лишь недавно узнал: 1-й этаж здания и полуподвал задумывался в 1914-м заказчиком дома как некий «Дом Искусств». Помещения и оформлены были с элементами Египта и Древней Греции. Вот тут и собирались писатели и поэты «на посиделки». И если рассматривать дома как явления одушевленные, то с этим домом окажется все не случайно. Он «с ног до головы» окажется веселым, дерзким, даже хулиганистым в культуре и искусстве. Про него столько понапишут, столько сочинят легенд и стихов не последние в нашей словесности люди, что всего и не собрать.
Ну, во‑первых, здесь, в помещении «веселых суббот», в 1986 г. откроется и просуществует до 2001 г. экспериментальный, непредставимый до того в нашей действительности театр Анатолия Васильева «Школа драматического искусства». А во‑вторых, не в полуподвале, а уже на чердаке, в мансарде этого дома, откроет свою мастерскую и поселится в ней художник, сценограф, литератор-мемуарист, лауреат Госпремий (1995, 2002) — Борис Асафович Мессерер. Особо «культовым местом» этот чердак станет, когда сюда войдет в 1974 г. и останется женой Мессереру его вторая супруга — поэтесса, переводчица, сценарист, будущий лауреат Госпремии СССР (1989) и Госпремии РФ (2004) Белла Ахатовна Ахмадулина. Это был четвертый брак поэтессы после Евтушенко, Нагибина и сына поэта Кулиева — Эльдара. И адрес, из известных мне, — четвертый (с конца 1930-х она жила с родителями на Делегатской ул., 3, потом в 1956–1958 гг. на Мещанской, 7/21, а с 1959 по 1970-е гг. — в писательском доме на ул. Черняховского, 4). Но, кажется, только про этот, последний дом, она и написала стихи.
Обложка книги Б. А. Мессерера «Промельк Беллы. Романтическая хроника»
Недавно узнал: бабушка Беллы, еще будучи гимназисткой, и брат бабушки — Александр Митрофанович, были революционерами и даже знакомыми Ленина. Вот почему первые годы свои она провела на Делегатской — в так называемом Третьем Доме Советов, где ее отец — партработник и мать — переводчица в НКВД получили жилье.
С Мессерером познакомилась на Черняховского, во дворе «писательского дома»; оба выгуливали по утрам своих собак. Он в то время был женат на актрисе Элле Леждей, она — замужем за Нагибиным. И однажды, после какого-то шумного и дымного вечера большой компанией, поехали в мастерскую Бориса Мессерера. Там оба и объяснились друг другу в любви, после чего, пишут, Белла пять дней не спускалась с этого чердака — пряталась ото всех. Лишь через неделю после сидения здесь позвонила няне двух своих детей и сказала, где она и что с ней. И тогда же написала стихи про этом дом, которые влюбленный Мессерер прибил в тот же день к мансардному потолку и которые висят в этом доме и сейчас, после смерти поэтессы. Распишутся только в 1976-м.
А шумные компании поэтов, писателей, художников и кинорежиссеров в этом доме только разрастались с годами. Проще перечислить, кто не поднимался сюда, на 6-й этаж. Здесь бывали Антокольский, Липкин, Конецкий, Окуджава, Аксенов, Горенштейн, Евг. Попов, Высоцкий, Вен. Ерофеев, Рощин, Галич, Искандер, Войнович, Владимов, Амирэджиби, Битов, Думбадзе, Вознесенский, Кушнер, Кублановский, а также — Майя Плисецкая (двоюродная сестра Мессерера), Г. Бёль, А. Миллер, Р. Герра, С. Зонтаг, Г. Солсбери, режиссеры Т. Гуэрро, М. Антониони, Ю. П. Любимов, О. Н. Ефремов, актриса М. Влади и многие, многие другие.
Здесь много чего происходило — современная легенда, а не дом! — но главное — тут был задуман и осуществлен выпуск первого неподцензурного литературного альманаха «Метрополь», составленный из стихов и прозы опальных в те дни литераторов.
Белла Ахмадулина скончается, теряя зрение и передвигаясь уже на ощупь, в 2010 г., не здесь — на даче в Переделкине. Но стихи останутся, и тот — стих, висящий и ныне на 6-м этаже. Над всеми нами! А в нем и строфа, помните?..