Не знаю, судить его за трусость было бы несправедливо. Ведь мало кто знал, что в 1918-м один из его старших братьев, Николай, был расстрелян как «правый эсер», а второй, Владимир, филолог, преподаватель духовной академии, помотавшись по тюрьмам и лагерям, — расстрелян в 1937-м. Он и в этом доме все еще боялся. Осудил Пастернака, когда никто не тянул его за язык (он был в это время в Крыму). А когда Вениамин Каверин прочел ему главу в своих воспоминаниях про «засаду» на него в квартире Тынянова, перед его побегом в Берлин (бог знает сколько уже лет назад), то и он и Суок весело посмеялись. Но на другой день, пишет Каверин, «явился один, без жены, озабоченный: „Ты понимаешь, у тебя там левый эсер, меньшевичка и ждут меня. Заговор!..“ Он, — заканчивает Каверин, — испугался того, что когда-нибудь я опубликую рукопись, и тогда покажется, что он был причастен к заговору, а это опасно…»
Правда, перед Достоевским косвенно извинился. Поэт Евгений Рейн вспомнит потом, что в 1963-м Шкловский преподавал на Высших сценарных курсах. И вот в конце одной из лекций, слышанной Рейном, вдруг заговорил о каторге Достоевского. «Он вспомнил орла, которого каторжники выпускали на свободу, — пишет Рейн. — Он вытянул вперед руку и закричал: „Вот орел побежал по степи к свободе!“ Искусственная челюсть вылетела у него изо рта, но не упала, он поймал ее в воздухе протянутой рукой…»
Смешно, конечно, друзья, но ведь и бесконечно грустно. Он же назвал когда-то сборник своих статей «Гамбургский счет», после чего этим выражением стали мерить достижения в литературе. Но именно этого «счета», на мой взгляд, ему и не хватило, чтобы стать великим литературоведом и нынешнего дня.
223. Покровка ул., 3/7, стр. 1а (с.), — доходный дом (1877, арх. К. Бортников). Здесь располагались меблированные комнаты «Компания». Позже, в 1920-х гг., в этом здании располагалось общежитие писателей, членов комсомольского объединения «Молодая гвардия». Здесь же издавался журнал с одноименным названием.
Здесь до революции были, как вспоминал поэт Михаил Светлов, какие-то дешевые номера. «А может, просто публичный дом, — рассказывал он Лидии Либединской. — Во всяком случае, в моей комнате очень долго не мог выветриться подозрительный запах дрянных духов, а из углов без конца выметали черные шпильки. В начале двадцатых годов в этом доме устроили писательское общежитие».
Дом № 3/7, стр.1а по Покровской улице
Здесь в 1927–1928 гг. жили: будущий генеральный секретарь и председатель правления Союза писателей СССР (1946–1954) Александр Александрович Фадеев, Валерия Анатольевна Герасимова (писательница, жена А. А. Фадеева), Артем Веселый (Николай Иванович Кочкуров), Юрий Николаевич (Натанович) Либединский и его первая жена Марианна Анатольевна Герасимова (сотрудница ОГПУ, сестра жены А. А. Фадеева), Борис Леонтьевич Горбатов, Марк Борисович Колосов, поэты (авторы «Песни о Щорсе», «Партизан Железняк», «Черный ворон» и др.), Михаил Семенович Голодный (Эпштейн), Михаил Аркадьевич Светлов (Шейкман), и комсомольский поэт, который в 1935-м здесь, в общежитии, бросившись из окна, покончит с собой, — Николай Иванович Дементьев.
Лекции начинающим литераторам читали здесь В. В. Маяковский, Н. Н. Асеев, В. Б. Шкловский, О. М. Брик. Занятия посещал здесь и начинающий прозаик М. А. Шолохов.
224. Покровка ул., 22/1, стр. 1 (с.), — дом графа М. Ф. Апраксина (1769, арх. школы Растрелли), потом — князя Д. Ю. Трубецкого, родственника А. С. Пушкина и прадеда Л. Н. Толстого (1773, арх. Д. Ухтомский).
Этот дом за тяжеловесную архитектуру до сих пор зовут «дом-комод». Но если продолжать сравнение, в этой каменной «мебели» столько потайных ящичков, полочек и замочков, что специалисты, в том числе литературоведы, разбираются в них до сих пор.
Здесь, например, у Трубецких — и это, наверное, самое главное! — встретились никогда не встречавшиеся в дальнейшем два великих поэта: Пушкин и Тютчев. Оба ходили сюда на детские танцевальные вечера — учились танцам. Пушкин, пишут, бывал в этом доме с 1805 г., а в 1810 г. он, еще десятилетний, мог видеть тут семилетнего Тютчева. Саша и Федя — они еще сами не знают, кто они. Они даже не знают, что оба родственники не по поэзии — по происхождению по линии Толстых (тот же Лев Николаевич Толстой был ведь четвероюродным внучатым племянником Пушкина и шестиюродным братом Тютчева). Удивительно, не правда ли?
«Пушкин мечтает в садах Юсупова» (1968)
Н. Н. Рушева
По версии Вадима Кожинова, они могли встретиться здесь на детском балу. А в утраченном доме князя Ф. С. Одоевского, музыкального критика и отца будущего писателя Владимира Одоевского, товарища Тютчева по учебе, где будущий поэт, несомненно, бывал (Мал. Козловский пер., 1—5), Пушкин с родителями еще до всяких балов попросту жил. Каковы совпадения!
Тютчев не встретится с Пушкиным в Петербурге в Коллегии иностранных дел (он служил здесь за пять лет до молодого Тютчева), не увидятся они и потом, хотя именно Пушкин напечатает в своем «Современнике» первую большую подборку стихов Тютчева, которую привезет в Россию юношеская любовь Тютчева — красавица Амалия Крюднер, которой и были написаны стихи «Я встретил вас…» и которая станет графиней Адлерберг.
Дом № 22/1, стр.1 по Покровской улице
Но это только один «ящичек» дома-комода на Покровке. Ведь позже, с 1820-х гг., здесь жили камергер, глава литературно-художественного «Знаменского общества», член литературного кружка «Зеленая лампа» — Александр Всеволодович Всеволожский и его жена — княжна Софья Ивановна Трубецкая. Здесь гостил у них незадолго до смерти влюбленный в Александру Трубецкую поэт и переводчик Дмитрий Владимирович Веневитинов, а бывал не только вновь Пушкин и его дядя Василий Львович, но и поэты Грибоедов, Дмитриев, Боратынский и многие другие. Например, Погодин, который обучал детей Трубецких. Наконец, здесь же, с 1825 по 1840 г. жил управляющий имениями князей Трубецких, коллежский асессор Василий Дмитриевич Корнильев (родной, между прочим, дядя Дмитрия Ивановича Менделеева и большой друг московских литераторов). Корнильев, как и Всеволожский, был хлебосол и по вторникам приглашал к себе на обед все тех же: и Дмитриева, и Боратынского, и Шевырева, и даже украинского поэта И. П. Бороздну. Отсюда, кстати, Корнильев переберется жить с семьей в район Сретенского бульвара (Уланский пер., 2), где у него будет гостить молодой Менделеев.
Ну и, конечно, отдельная «полочка» этого комода — 4-я мужская гимназия Л. Н. Валицкой, «въехавшая» в этот дом в 1861 г. Она просуществует до 1917 г., и о ней можно было бы и не упоминать, если бы в ней не учились великие Константин Станиславский (тогда Алексеев), поэт и философ Владимир Соловьев, прозаик Алексей Ремизов, литератор Сергей Дурылин и режиссер, мемуарист Николай Евреинов.
225. Покровка ул., 38, 1а (с. п., мем. доска), — дворец Шуваловых (1770, арх. В. Баженов, предположительно последняя перестройка в 1900 г.).
Точнее, не Шуваловых дом, а Ивана Ивановича Шувалова, генерал-адъютанта, сенатора, основателя и президента Академии художеств, почетного члена Академии наук (1778), одного из основателей Московского университета и соиздателя «Собеседника любителей русского слова», а также — драматурга и широко известного мецената.
«Портрет И. И. Шувалова» (1760)
Ф. С. Рокотов
Исполинская фигура нашей культуры этот Иван Иванович! Но не граф, как его двоюродные братья, участники дворцового переворота (не удостоился). Пережил и возвышение, став фаворитом императрицы Елизаветы Петровны, и опалу уже при Екатерине II. Здесь поселился, уже отойдя от государственных дел и оставшись с 1778 г. всего лишь куратором Московского университета, который, кстати, и открыт-то был под его покровительством в 1755 г. Девчонки-студентки, многие поколения празднующие Татьянин день, вряд ли знают, что нынешний День российского студенчества был учрежден не только в честь раннехристианской мученицы Татьяны Римской, не только как день рождения университета (1755), но и в честь, представьте, матери Шувалова, Татьяны Родионовны, которая, потеряв мужа, с 14 лет одна воспитывала сына.
«Шувалов, — вспоминал современник, — нарочно выбрал этот день для поднесения государыне проекта; ведь в день великомученицы Татьяны была именинница мать его: он хотел обрадовать ее новым назначением своим в должность куратора русского университета». И вот уже более 270 лет студенты все шире и шире празднуют этот день, по традиции «употребляя» только водку и пиво, которые раньше наливали «прямо из бочонков». Гиляровский, москвовед, писал еще в прошлом веке: «Никогда не были так шумны московские улицы, как ежегодно в этот день. И полиция — такие она имела расчеты и указания свыше — в этот день студентов не арестовывала. Шпикам тоже было приказано не попадаться на глаза студентам…»
Да, в этом доме Шувалов принимал писателей, поэтов, художников. Пишут, что бывали здесь и Ломоносов, и полный тезка хозяина дома, поэт Иван Иванович Дмитриев (оба, кстати, посвящали ему свои стихи). Но, занимаясь историей литературы, я лишь недавно узнал, что, отойдя от государственных дел, именно здесь Шувалов потратил 11 лет, с 1783 г., на организацию и составление Академического словаря — первого толкового словаря русского языка в шести частях, включившего в себя 43 357 слов. Это уже труд, действительно достойный исполина. Конечно, начинала работу над словарем еще Екатерина Романовна Дашкова, конечно, совершался этот труд под эгидой Академии наук, но не оценить просветителя Шувалова просто невозможно. Он закончил его за четыре года до своей смерти. И как этот дом на Покровке стоит доныне перестроенный, но сохраненный, так и первый толковый словарь, а значит, и все последующие «сыновья» его, хранятся доныне: один на Покровке, другой в библиотечных хранилищах и — в русской речи нашей. И еще, к слову, неизвестно, что — долговечнее…