Готовила и убирала в доме прислуга. У меня было много свободного времени, и я решила организовать частные курсы по изучению русского языка. От учеников просто отбоя не было. Ко мне присылали учиться детей из лучших домов Барселоны. А потом меня пригласили преподавать в очень престижный колледж…
Мигель Гарсия-и-Санчес был очень горд и даже вырос в глазах окружающих и своих собственных. Он привез из холодной загадочной России белокожую и голубоглазую красавицу-жену. В конце восьмидесятых – начале девяностых все русское в Испании, как, впрочем, и во всем мире, было в большой моде. И русские жены особенно.
Но это романтическое увлечение имело роковые последствия: порядком дезориентированное безобидным очаровательным десантом, разомлевшее мировое сообщество проморгало нашествие русской мафии.
…Сеньора Соледад вытерла мокрые руки о передник (она только что умыла тетушку Хулию), оглядела невестку и довольно улыбнулась. Наконец-то ее бобо, ее недотепа нашел что-то стоящее!
Шесть лет назад сеньора Соледад пережила настоящий шок, когда Мигель, вдоволь набегавшись по шлюхам, вдруг объявил, что женится, и привел в дом маленькую нежную филиппиночку, точную копию той, которая в свое время увела у нее подлеца Хосе.
«Да он такой же кретин, как и его отец!» – воскликнула мысленно Соледад. Потом она схватилась обеими руками за горло и просипела, что только через ее труп «эта» войдет в их семью. Чуть раньше трюк с собственным удушением оказался действенным в случае с наследством сеньора Пако. В итоге филиппинке пришлось ограничиться гражданским браком и съемным жильем.
Через год Соледад так и не пожелала увидеть внука, который, несмотря на некоторую раскосость, оказался точной копией своего деда Хосе. Вероятно, Соледад предугадала это передающееся по мужской линии сходство и благоразумно избежала и смотрин, и лишнего стресса.
Спустя четыре года, когда Мигель вернулся-таки под родной кров, Соледад сочла, что одержала сокрушительную победу в своей негласной войне со всеми филиппинскими «прохиндейками» в целом.
Появление голубоглазой красавицы Кати в одночасье сделало их семью объектом шумного внимания соседей, преимущественно таких же эмигрантов из Латинской Америки, как и они сами. Каждый вечер раздавался звонок в дверь, и очередные соседские кумушки являлись, чтобы поглазеть на новую жену Мигеля.
Они беззастенчиво обозревали Катю, восклицали и приговаривали:
– Ай, ке гуапа! Только немножко худенькая. Еще бы, в России сейчас такие тяжелые времена!
Каждые выходные Мигель действительно водил Катю в ресторан. Как правило, рестораном оказывалось угловое кафе «У Люсии», с непритязательным меню и заурядной обслугой. Такие выходы в любом испанском городе являются самым обычным делом, неотъемлемой частью повседневной жизни, но прошло некоторое время, пока Катя разобралась в этом.
Что касается «дорогих магазинов на Пасео де Грасия»… Для того чтобы одеваться прилично и дешево, Кате приходилось все время быть начеку, выискивая всевозможные ребахадас – распродажи, которые не были привязаны к какому-то определенному сезону, а могли случиться в самое неожиданное время в самом неожиданном магазине города.
И еще: в жаркой Барселоне Катя мерзла! Зимой, несмотря на то что днем температура поднималась на солнце до пятнадцати-семнадцати градусов, – вечером изо рта шел пар. Уже с шести часов Катя не знала, что бы такое теплое на себя нацепить. Поначалу она не могла понять причину такого холода, а потом догадалась: Соледад экономила на центральном отоплении.
Когда в доме появились лишние женские руки, Соледад, которой выгребания грязи хватало и в чужих домах пять дней в неделю, справедливо решила, что может немного расслабиться и переложить часть домашних забот на невестку. Теперь стиральная машина и швабра отошли в ведение Кати. Позже к этому прибавилось кормление тетушки Хулии: завтрак и обед. Ужинали вечером все вместе.
Когда, год спустя, Катя почувствовала, что и ежедневное купание тяжеленной вздорной старухи вот-вот свалится на ее хрупкие плечи, она стала просить Мигеля, чтобы он разрешил ей работать.
Ночью, когда остроглазая и востроухая Соледад не могла ее ни видеть, ни слышать, Катя обнимала Мигеля и, пересыпая речь самыми непристойными горячими словечками, которые Мигель полюбил еще со времен посещения шлюх, а потом обучил им своих обеих жен, – внушала ему, что должна сама хоть немного зарабатывать: «Иначе зачем я получала образование, и вообще, сидеть на чужой шее – это так унизительно!»
Робкие возражения Мигеля тонули в ласковом шепоте и объятиях, которые становились окончательными и бурными только тогда, когда теряющий голову Мигель соглашался выполнить все Катины просьбы.
Скоро Катя обзавелась несколькими учениками. В этом смысле район Бадаль оказался просто «золотым дном». Мода на Россию тогда еще держалась, и почти в каждом приличном гуманитарном заведении изучали русский язык.
Для приема учеников Соледад согласилась приспособить гостиную. Из смежной с гостиной кухни она зорко следила за Катиными учениками. Особенно за богемного вида студентами. Соледад было отчего беспокоиться, ведь Мигель часто уезжал в командировки, а молодые люди так беззастенчиво пожирали глазами ее красотку-невестку!
Еще через год Катя устроилась вести семинар по русскому языку в один из небольших колледжей, который, может быть, по чистой случайности находился на другом конце города.
Теперь она могла уходить из дома на вполне законных основаниях, давая себе передышку и от настороженного догляда «этой черной ведьмы» Соледад и от тетушки Хулии, «сумасшедшей старухи, которая пялится с утра до ночи на портреты своего „незабвенного Че“, курит вонючие сигареты и мочится под себя, стоит только отвернуться». Все это были цитаты из писем домой. Правда, цитаты из так и не отправленных писем, потому что реальные Катины послания не содержали ничего, кроме восторгов по поводу ее такой удавшейся, такой красивой заграничной жизни.
Съездить на родину, повидаться с подругами и родными Катя не спешила. Она ждала момента, когда сможет предстать перед ними настоящей королевой, осыпать их подарками, посеять в их душах сожаление о собственных, так бесцветно прожитых жизнях. Но средств на такую широкую акцию ей катастрофически не хватало…
– …С Мигелем мы прожили чудесные пять лет. О, все когда-то кончается! На шестом году моей жизни в Испании я влюбилась по-настоящему. Мигель был славным парнем. Однако мне все время хотелось чего-то большего.
Мой Альберто был блестящим юристом. Ему едва исполнилось сорок. Стать его клиентом считалось очень престижным. В колледже, где я работала, он читал историю римского права. Преподавание было для него отдыхом, забавой. Как он говорил, поддержанием тонуса. Ведь от молодежи исходит столько энергии! У нас начался головокружительный роман.
С Мигелем мы разошлись без судов и скандалов. Конечно, Соледад и тетушка Хулия очень горевали, ведь они так привыкли ко мне, и мы так хорошо ладили. Но что поделать! Сердцу не прикажешь. Мигель до конца остался джентльменом. Он снял для меня очаровательную квартирку в центре Барселоны и даже обязался выплачивать приличное денежное пособие.
У Альберто был домик в Пиренеях. Мы ездили туда каждые выходные и праздники, а праздников в Испании не меньше, чем было у нас в советские времена. Вечерами мы, закутавшись в пледы, сидели на террасе в плетеных креслах, пили глинтвейн и любовались очертаньями гор.
У нас не было совместной жизни в общепринятом понимании. Нам не хотелось даже подобия быта. Но каждый день мы встречались то у него, то у меня. И это было так романтично! Мы часто выходили в свет. И у Альберто собирались гости: известные писатели, врачи, архитекторы, художники. Альберто познакомил меня со всеми знаменитостями Барселоны.
Наше счастье длилось три года. И все рухнуло в один день. Альберто вел сложный процесс, связанный с получением наследства. Во время заседания суда какой-то маньяк выстрелил в него из пистолета. Альберто погиб мгновенно.
Два года я была безутешна. Я думала, что сойду с ума от горя. Даже преподавание пришлось оставить. Если бы не друзья Альберто, я бы, наверное, не перенесла утраты. Они так поддерживали меня, так обо мне заботились… И особенно сеньор Сальвадор Морено, известный архитектор, последователь великого Гауди. Он был моим ангелом-хранителем. А потом предложил руку и сердце. Разве могла я не оценить такую преданность?
Я переехала к нему, на улицу Жероны, в его квартиру, занимающую целый этаж роскошного дома в стиле ар-нуво.
Сеньора Соледад все больше хмурилась. Пять лет Мигель и Каталина прожили вместе, а внуков у нее не появилось. Того, от «приблудной филиппинки», упрямая Соледад так и не признала.
У Кати на этот счет было свое мнение. Да, конечно, годы шли, и она не молодела, ей было уже под тридцать. Но заводить ребенка, так и не добившись никакого статуса в обществе, она считала преждевременным. К тому же и в ее супружеской жизни стали наблюдаться странности.
С некоторых пор Кате стало казаться, что Мигель охладел к ней. Сама Катя в интимной жизни никогда не проявляла инициативы. Но ее некоторая холодность и отстраненность только подзадоривали Мигеля, который обожал преодолевать всяческие препятствия. Услышав ночью ее томное «ах, дорогой, я так устала!», он начинал бить копытом и сопеть не хуже быка, завидевшего мулету.
И вдруг все это прекратилось.
Катя немного забеспокоилась и стала вспоминать, когда же началось охлаждение. Оказалось, больше года назад.
Мигель стал задерживаться на работе, чаще уезжать в командировки, а по ночам теперь он говорил, что устал, смущенно целовал Катю в плечо и поворачивался на другой бок.
Как бы там ни было, но появление соперницы в Катины планы не входило. Катя решила выяснить, в чем дело, и однажды, когда Мигель вместо воскресного семейного обеда сказал, что у него срочная работа и сел в свой новенький «Сеат», остановила подвернувшееся такси и ринулась следом.