Прибыв в Ньюкестль и сойдя на берег, я решил ни в каком случае не возвращаться на «Черный Принц». Лучше поставить крест на свое жалованье за один рейс, но попытать счастье на другом судне. Меня взял к себе капитан парохода «Алльянс», везущий груз угля в Южную Америку.
Накануне отплытия, ночью, я встретил в гавани Джима. Он был измучен, голоден и в отчаянье. В Ньюкестле безработных моряков было много, и ни один капитан и слышать не хотел, когда Джим, перечисляя свои морские специальности, просил взять его на борт.
Пятьдесят лет плавания говорили не за Джима, а против. На него неминуемо надвигалась судьба всех старых моряков, которые больше всего в жизни любили море и оставались без семьи. Одинокие старые матросы обречены на медленное умирание в рабочем доме, или в жалкой богадельне, или вынуждены собирать объедки в помойных ямах.
Что я мог сказать Джиму, чем помочь ему?
Несколько шиллингов, которые мы собрали между собой, не могли надолго скрасить его существование, но он, провожая нас, старался сохранять бодрый вид. Я не забуду его фигуры на пристани, когда мы поднимали якорь и он, стараясь не показать душевного волнения, махал нам своей матросской фуражкой.
Для старого Джима наступил конец плаванию.
Перевела с англ.
М. Дьяконова.
Арнольд ЦвейгКонг на пляже
Оглушительный лай Конга выражал всю сумму чувств молодого эрдель-терьера, впервые увидевшего море. Ему было приятно ступать по чуть влажному, освещенному сияющим солнцем песку, но еще заманчивее было броситься очертя голову в то круглое, голубое, что, пенясь, набегало на берег. Конгу страстно хотелось свободы движения, но его юный повелитель, Вилли, крепко держал поводок, вприпрыжку следуя за ним.
Вилли тоже был счастлив.
Виллин папа, инженер Гролль, следовал за ними, ни на минуту не теряя из виду загорелого светловолосого мальчугана, увлекаемого вперед жизнерадостностью его четвероногого товарища.
Пляж представлял нарядную картину. Пестрые палатки, яркие большие зонтики, разноцветные костюмы, казалось, превратили озабоченных и хлопотливых горожан в радостных и шаловливых детей солнца.
В купальных костюмах имущественные и классовые различия исчезают, и глазам инженера Гролля представлялась почти однородная картина освобожденного от одежды человеческого тела. Разница заключалась только в оттенках загара, и тут мало кто мог соперничать с темношоколадным цветом кожи девятилетнего Вилли. На пляже оглядывались на стройного белокурого мальчика, еле поспевавшего за стремительным, взлохмаченным псом.
Гролль несколько отстал, но, увидев издали, что темная фигурка в голубых трусиках остановилась у яркозеленой палатки, поспешил туда.
Перед палаткой, в ее спасительной тени, сидел на песке толстый пожилой господин в лиловом купальном костюме и с сигарой в руке. Небрежно кивнув в сторону стоявшего рядом с ним Вилли, толстяк обратился к Гроллю с вопросом:
— Это ваша собака?
Конг стоял, плотно прижавшись к Вилли, который держал собаку уже не за поводок, а за ошейник. В двух шагах от Вилли сидела на песке девочка лет двенадцати. Губы ее были плотно сжаты, и на длинных ресницах виднелись следы слез.
— Нет, собака не моя, — ответил Гролль. — Она принадлежит этому мальчику, а сам мальчик действительно принадлежит мне.
— Беготня с собаками по пляжу запрещена, — сердито проворчал толстяк с сигарой. — Ваша собака испугала мою дочку и растоптала ее постройку из песка, это безобразие!
«Очевидно, Конг вырвался», — догадался Гролль.
— Вы правы, недопустимо, чтобы собаки пугали детей, но я надеюсь, что ничего непоправимого не произошло.
Вилли оттянул Конга на несколько шагов назад, нагнулся и, подобрав лопаточку девочки, положил ее у входа в палатку. Тут только Гролль заметил, что в глубине палатки сидела молодая женщина исключительной красоты. «Кто бы она могла быть? — задумался на секунду Гролль. — Для матери девочки она слишком молода, а для гувернантки слишком элегантна и высокомерна».
Никто из владельцев палатки не обратил внимания на Вилли, желавшего загладить поступок Конга, и мальчик растерянно отступил, вопросительно глядя на отца.
— Я думаю, мы можем считать инцидент исчерпанным, — шутливо сказал Гролль и опустился на песок неподалеку от толстяка. Он лег грудью вниз, опираясь на локти и прижимая ладони к щекам В такой позе было удобно снизу вверх рассматривать и изучать враждебное трио, а также своего Вилли, все манеры и движения которого говорили о мягкости и воспитанности.
«Как живописно выглядит мой милый мальчик рядом с нахохлившимся Конгом!» — думал Гролль. Собака действительно сохраняла злобный вид, косилась и ворчала, прижавшись боком к ножкам Вилли.
— Папа, я хочу застрелить эту собаку, — вдруг резко и властно произнесла девочка. — Я очень испугалась. Я хочу наказать ее и этих людей. Ты будешь держать собаку, а я буду стрелять.
Взгляд Гролля упал на ее руку, на массивный золотой браслет, изображавший трижды обвившуюся вокруг себя змею, с бриллиантами вместо глаз. Девочка, видимо, умела повелевать, и ее капризы были обязательны. По крайней мере в данном случае ее требование не вызвало отпора со стороны джентльмена с сигарой, и дама в палатке продолжала сохранять свою высокомерную невозмутимость.
Глаза Вилли сверкнули возмущением, и он еще крепче прижал к себе Конга.
— Я никому не позволю застрелить мою собаку, — угрожающе сказал он, сжимая кулачки.
Гролль решил не уходить. Его интересовало, что будет дальше, интересовало, до какой степени злости дойдет деспотизм маленькой барышни. В конце концов он, Гролль, не потеряется перед ней и сумеет постоять за Вилли и Конга.
Девочка в упор смотрела на своего отца, не удостоивая взглядом никого другого.
— Купи эту собаку у них, папа, — сказала она своим звенящим своенравным голосом и вытащила из большой, лежащей на песке сумки узенькую книжку и автоматическое перо.
— Вот тебе моя чековая книжка.
Отец взял то и другое из ее рук, но на лице его не отразилась решимость, которую ожидал увидеть маленький деспот.
— Если ты сейчас же не купишь мне эту собаку, папа, ты увидишь, что я сделаю! Я брошу свою тарелку с супом в середину зала, где мы обедаем, в ресторане будет такой шум, как еще никогда! Ты ведь знаешь меня, папа!..
Она говорила злым шопотом, и видно было, как побледнели щеки под легким загаром, как ядовито искрились ее светлые, одного цвета с морем, глаза.
Толстяк бросил сигару и хмуро проворчал:
— Даю десять фунтов стерлингов за собаку.
Гролль привстал, потом уселся, скрестив под собой ноги. Приключение делалось всё интереснее.
— К сожалению, собака мне не принадлежит. Обратитесь к моему мальчику. Он воспитал Конга, он за него отвечает и распоряжается им.
— Я не имею никаких дел с мальчиками. Я предлагаю пятнадцать фунтов стерлингов за этого пса, который не стоит и десятой доли этих денег.
Гролль понял, что перед ним открывается возможность заглянуть в душу своего мальчика, проверить его, и он ухватился за эту возможность.
— Вилли, — обратился он к сыну, — вот этот джентльмен предлагает тебе пятнадцать фунтов стерлингов за Конга, с тем, чтобы тут же, на пляже, застрелить его. На эти деньги ты сможешь купить себе велосипед, который тебе уже давно хочется. Я, к сожалению, не так скоро смогу купить тебе велосипед, это я должен честно тебе сказать.
Вилли с сомнением посмотрел на отца, не шутит ли он. Несколько секунд вглядывался мальчик в знакомое до малейших оттенков настроения лицо и, наконец, не обнаружив и тени улыбки, серьезно и решительно сказал:
— Папочка, я Конга ни за что не продам. — При этом он нежно обнял собаку за шею.
Джентльмен в купальном костюме, мясистые руки и ноги которого выделялись своей необветренной комнатной белизной, повернулся к Гроллю всем корпусом. Возникший конфликт, видимо, разжег его азарт.
— Продолжайте ваши красноречивые доводы. Я предлагаю двадцать фунтов.
— Двадцать фунтов стерлингов, — размеренно и с ударением повторил Гролль, обращаясь к Вилли. — За эти деньги ты сможешь купить себе, кроме велосипеда, байдарочку с двойным веслом, которая нам так понравилась в магазине. Для воды у тебя была бы собственная лодка, а для суши новенький никелированный велосипед, с лампочкой, динамо и запасными шинами. Кроме того, я думаю, еще останутся деньги, чтобы купить тебе часы на руку; о часах ты тоже мечтаешь, — не правда ли, Вилли? И всё, что от тебя требуется для получения велосипеда, лодки и часов, — это передать джентльмену поводок Конга и навеки проститься с ним.
— Даже если я сделал бы это, — с пренебрежением сказал Вилли, — Конг, видя, что я ухожу, опрокинет мистера, вырвется и через минуту будет снова со мной.
Тут впервые заговорила прекрасная особа в палатке, до сих пор не подававшая вида, что ее интересует разговор.
— Убежать ему не удастся…
«Сколько женственности и — лукавства в ее голосе, — подумал Гролль, — очаровательное создание..»
Очаровательное создание вынуло из своей сумочки, состоящей из плоских золотых колечек, маленький футляр с браунингом. Миниатюрный револьвер был богато инкрустирован драгоценными камнями. Дама шаловливо поиграла им и, положив на вытянутую ладонь, показала Вилли, поддразнивая его:
— Эта маленькая штучка помешает твоему Конгу прибежать к тебе.
— Вам не жалко будет, сударыня, уничтожить такого молодого жизнерадостного терьера, чистокровного, превосходно дрессированного? — невольно вымолвил Гролль.
— Я хорошо видел, как он дрессирован, — пробурчал глава семьи.
— Папа, предложи пятьдесят фунтов, и пусть будет конец! — вскричала девочка.
— Пятьдесят фунтов! — голос Гролля потерял уверенность, слегка задрожал. Сейчас, вот сейчас можно получить пятьдесят фунтов и на эти деньги отправить Виллину маму в санаторий, чтобы она окончательно окрепла. Жене так нужен отдых. — Вилли, слушай, кроме всего, о чем мы раньше говорили, ты сможешь купить себе ту мохнатую рыжую палатку на четырех шестах с шнурами и кистями, которая снится всем мальчикам нашего квартала. И еще ты мог бы помочь мне отправить нашу маму в санаторий. Ведь тебе очень хочется, чтобы мамочка стала здоровой. И всё это за одного только Конга. А при удобном случае в обществе покровительства животных мы за три шиллинга приобретем нового Конга.