<овской> губ. Н. Н. Дурново записал ее в Парфенках Рузского уезда, а мы с П. Г. Богатыревым, в 1916 г. в Верейском у., где эту песню полагалось петь свахе, когда она „будила молодых“. Вариант, записанный нами в дер. Ожегово в 1915 г., мне хорошо запомнился, и я уверен в точности прилагаемого текста. Наши богатые фольклорные материалы П. Г. <Богатырев> в 1920–21 г., к сожалению, продал впоследствии раскассированному моск, губмузею, и в конце жизни ему так и не удалось выяснить, где они и уцелели ли они. Там было немало интересного». При встрече в 1978 году в Москве Р. О. Якобсон устно сообщил также, что были более пространные варианты из Можайского уезда, а также — что записи П. Н. Дурново были переданы в Исторический музей. Ввиду неизвестности песни приводим ее целиком по тексту Р. О. Якобсона в письме.
Умирала моя мати — наказывала:
Чуманиха-чуманиха, чемодáниха!
Ходи, дочка, в чистоте, носи пизду в решете!
Refr
А как спать, дитя, пойдешь, под горшок ее положь!
Refr.
Пизда выскочила, глаза вытаращила.
Refr.
Как пошла эта пизда вдоль по улице,
Как пошла эта пизда да мимо кузницы,
Refr.
Кузнецы-то все глядят, подковать ее хотят,
Refr.
А сапожники глядели, затачать ее хотели,
Refr.
А фабричные глядят, разорвать ее хотят,
Как зашла эта пизда да в глубокое дубло (sic!)
Топором ее рубили, да не вырубили
И пилой ее пилили, да не выпилили,
Калачом ее манили, да не выманили.
Как пришел молодец, показал пизде конец,
Пизда выскочила, улыбается,
А молодчику к ляжкам подбирается.
Именно последняя часть точно соответствует мотиву поимки «птичек», в том числе и безуспешным подманиваниям крошками. Важна и свадебная приуроченность песни: как раз свадьбы (или свадеб — может быть, 40?) явно недостает в финале ЦН по сравнению со строго соблюдаемой в тексте схемой волшебной сказки (хотя «пир горой» в ней есть). Напомним, что среди фольклорных записей Пушкина как раз свадебные песни составляют большинство (32 из 49 песен в архиве Киреевского и 59-ти всех известных записей — см.: Рукою Пушкина, с. 405–462).
Текст из сборника Кирши Данилова «Стать почитать, стать сказывать», конечно, в точном смысле слова не может быть назван «вариантом» этой песни, тем более что он едва ли принадлежит свадебному фольклору. Это пространный компилятивный текст, смонтированный (возможно, еще в фольклорном своем бытовании, но, может быть, и при записи) из многих кратких, один фрагмент которого (впрочем, вполне самостоятельный) довольно близок к «Чуманихе» и отчасти дает даже более точную параллель к ЦН (введение «птичьей» темы; для этого сопоставления важно, что и в краткой «Чуманихе» соответствующий фрагмент формально отличается от первой половины песни, если отсутствие припева — не ошибка памяти Якобсона): «а забилася пиздишша в осиново дуплишша // еѣ вилами кололи не выколали // калачами манили не выманили // пизде хуй показали пизда выскочила // а то кобы пиздушк<е> крылошка // а злетела бы пиздушка на мудушки»[41]. Именно эти «крылышки» составляют более близкую параллель к ЦН; такая птичья метафорика и женских и мужских органов встречается и в других фрагментах того же текста: «а хуйтъ плыветъ // будто палочка // а пизда та пловетъ // будто галочка» и «вот те девон<ь>ка мой сизъ селезень // бес перья бес крылья бес папоротковъ»[42]. Отдельное существование органов встречается и во многих других фрагментах той же песни[43].
Более обстоятельные и важные параллели дают, однако, не песенные, а сказочные тексты. Если в литературных образцах, упоминавшихся выше, речь всегда шла о пропаже органов, то в сказках может встретиться их изначальное отсутствие (подлинное или вымышленное). Сказки порознь содержат мотивы отсутствия-обретения гениталий и их бегства и поимки. Первый комплекс гораздо чаще встречается применительно к мужским органам: отсутствие таковых обнаруживается после свадьбы, жена посылает мужа искать недостающее; волшебный персонаж, обычно старуха, встреченная по дороге, снабжает его необходимым органом[44].
Однако есть украинская запись, дающая совершенно точную параллель к основному сюжетному мотиву ЦН: «Був собi Iван Переiбан-Переплетипiзда, куцоi пiзди онук, та було у ёго сiм дочок, та всi без поцёк. А за рiчкою, за Сухоёбiвкою жила баба Анастасiя Сорокапiздасiя. Пiшов до неï Iван <…> онук пiзд куповать: — „Здорова була Анастасiе Сорокапiздасiе?“ — „Здравствуй, Iване <…> онуче!“ „Продай менi пiзд“ каже. Пiшла баба у комiрку, та винесла пiзд мiрку: „Вибiрай, Iване <…> онуче!“ Вiт вибрав coбi сiм: руду, чорну, сiву, усяку, яка ёму до вподоби прийшлась, а баба дала ёму й вiсьму на придачу. Прийшов Iван до дому, поклав дочок на пiл — сокирою цюкне i пiзду уткне; усiм дочкам порастикав, а вiсьма осталась. „Ну, теперь Iване <…> онуче, як ти мене нiде не вткнеш, то я у тебе на нoci почiплюсь!“ От Iван порубав ïï на ciм шматочкiв, та усiм у пiзди семеники i повставляв. Тепер Семен Пiздсемен i Дорош над пiздами сторож. <…>»[45]. Помимо общего фабульного сходства, важно совпадение деталей: «выбрал себе семь: рыжую, черную, сивую и всякую» — ср.: «Там их было всех сортов, всех размеров, всех цветов. <…> Ведьма все перебрала, Сорок лучших оточла». Особенно важно, что в сказке дочерей много, хотя и не 40, а 7 (другое «сакральное» число), но число 40 также присутствует — в имени Анастасии (т. е. «восстановительницы»), владеющей органами; в обоих случаях их приносят больше, чем надо: мерку или ларец, из которых надо еще отобрать нужное количество. То, что Иван берет 8, а не 7 — типичная ошибка героя при ворожбе (в упомянутых выше сказках герой, ищущий себе член, обычно получает их два или три), ведущая к усложнению сюжета, подобно ошибке гонца в ЦН[46]. Это «усложнение», т. е. второй, вставной сюжетный ход находит себе соответствие в целой группе сказок, объединенных мотивом гениталий в ларце или сосуде.
В нашем материале имеется 4 основных варианта такой сказки: вар. 1 — сербский, вар. 2 и 3 — украинские, вар. 4 записан от трансильванских цыган; дополнительные варианты — 5 и 6 — сербские[47]. Завязкой в основной группе сюжетов является непомерное требование парня: он женится только на девице с двумя пичками (серб.-хорв. пичка изначально «птичка», затем обозначение женского органа); находится девушка, которая уверяет, что у нее их две (например, одну она показывает спереди, другую сзади) и какое-то время обманывает этим мужа. Отправляясь в дорогу, он просит одну из них дать ему с собой (иногда это предлагает жена). Жена ловит птицу и прячет ее в ящичек или сосуд (в варианте 3 просьба мужа ставит ее в тупик, и выход подсказывает ей прохожая старуха, в варианте 5 новобрачная говорит, что оставила пичку у матери, муж отправляется за ней, и теща сажает в сосуд из тыквы мышь — т. е. и здесь идея обмана принадлежит не жене, а старшей женщине). Во всех случаях героя специально предупреждают, что нельзя открывать ларец (пока не дойдет до цели или под открытым небом), герой, остановившись (в вар. 1, 4, 5 — поесть, как и гонец в ЦН), нарушает запрет, птичка улетает, иногда садится на дерево. Герой пытается ее подманить (напр. укр. «пичка до гнiзда» — 2, 3 и «фiть, фiть» — 2, ср. ниже). Особенно любопытен вар. 1; птица, взлетев, поет «пиц, пиц, пиц ле, ле, ле» (по существу, звательное от пичка; ср. ниже пример Караджича), герой направляет на нее свой курац («петух», затем «мужской орган») и зовет «курц, курц, курц, ле, ле, ле», т. е. в системе ЦН этот прием должен был бы подействовать, но так как улетела настоящая, а не метафорическая птичка, то попытка остается безуспешной. Жена таким образом избавляется от «двойной работы» (хотя в вар. 3, где жена не ставила такой цели, а только не знала, как выполнить просьбу мужа, она говорит ему, что «птичка» сама вернулась — ср. ниже вар. 5).
Разумеется, эта сказка представляет лишь специфический вариант известного сюжета о птице (зверьке) в сосуде или ларце, как испытании любопытства (АТ 1416). Этот сюжет представлен во многих фольклорных и литературных традициях (сюда относится и названная выше сказка Грекура, упомянутая Б. В. Томашевским, которая восходит не к фольклорным источникам, а к вставному рассказу в 34 гл. 3-й книги «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле) — в том числе в русской басне XVIII в.: «Пени Адаму и Еве» А. П. Сумарокова[48] и «Хранители чужих дел» В. Майкова. Он в свою очередь является частным случаем запретов на проявление любопытства — среди которых и такие случаи, когда вследствие нарушения запрета исчезает чудесный супруг (ср. обсуждавшуюся выше тему исчезновения новобрачной). Любопытно, что в русском варианте этой темы — «Душеньке» Богдановича — такого рода запрет, составляющий основу сюжета, дублирован запретом на открывание горшочка в эпизоде схождения в Аид.
Заметное отличие нашего сюжета от других видов АТ 1416 в том, что последний трактует тему женского любопытства (ларец открывают женщины или супружеская пара, но по инициативе жены), тогда как в нашем сюжете нарушает запрет всегда мужчина. Поразительным образом эту черту сохраняют и те тексты, в которых в ларце спрятаны мужские органы (причем в отличие от рассмотренных сказок — настоящие, как и женские органы в ЦН; вообще в большинстве сюжетов с мужскими органами, они действительно, без обмана добываются или увеличиваются волшебным образом). Эти органы вырастают на поле у мужика вследствие его неосторожности (невежливого ответа — по существу, тоже нарушения табу), он продает их (обычно два) барыне. Находясь в гостях, та посылает за ними слугу («гонца»), тот либо нарушает эксплицитный запрет и заглядывает в ларец или пакет, либо случайно произносит слово, которое приводит их «в движение» (в укр. сказке: