Глаза собаки моргали, реагируя на яркий свет, язык выталкивал горькие предметы и лизал приятные на вкус. Это была научная сенсация, и прибор, поразивший коллег, учёный назвал автожектором. Именно этот аппарат стал прототипом систем искусственного кровообращения, которые активно используются при хирургических операциях.
Несколько лет назад ко мне обратился молодой талантливый изобретатель. Так вот, он и рассказал мне эту историю. А ещё сказал, что смог уменьшить автожектор до размера небольшой коробки конфет. Ему нужны были деньги на создание опытного образца.
Парень мечтал о сцене, но, будучи немного странным, лелеял идею создания «театра Хаоса», действующими лицами в котором должны были стать отдельные части тел мёртвых животных. Скакали бы лошадиные ноги, катались, потешно гримасничая, обезьяньи головы, угрожающе щёлкали бы крокодильи челюсти. И, в финале, все эти ужасные детали объединялись бы в единый, пульсирующий организм — воплощение первичного хаоса.
Я, как мог, объяснил парню, что массовый зритель вряд ли захочет смотреть подобное шоу, но денег ему дал, и давал на протяжении долгого времени. Будто предвидел, что Антоша Лютиков раньше срока истечения контракта уйдёт из жизни. Будто знал, что, однажды, во время пышных похорон своего лучшего артиста, я пойму, как новый автожектор можно использовать для… Ну вы понимаете.
Минуту в студии стояла звенящая тишина — участники беседы пытались осмыслить услышанное. Первым, как истинный профессионал, пришёл в себя Андрей, и, гулко откашлявшись, спросил:
— Я не желаю говорить о моральной стороне вопроса — бизнес есть бизнес. Однако мне ещё со школы известно, что клетки мозга погибают самыми первыми — в течение нескольких минут. А ваш певец танцевал, пел, улыбался. Как такое возможно?
Эдуард Сергеевич, хитро улыбнувшись, развёл руками, и ответил:
— Сам удивляюсь, но одно предположение у нас есть — мышечная память. На протяжении многих лет Антоша растягивал рот в улыбке, шагал туда-сюда по сцене, прыгал, махал руками — видимо, этот нехитрый набор движений вы и назвали танцем. Мышцы, по которым автожектор усиленно гонял обогащённую кислородом и питанием кровь, принимались сокращаться в привычном ритме и порядке.
Беспроводной пульт позволял контролировать мощность автожектора и менять «поведение» воскресшего.
Пел? Нет, пел он много лет назад, в студии, а потом просто хлопал ртом под фонограмму. Так что тут как раз всё предельно ясно — после смерти ничего не изменилось. Так же, как при жизни, команда визажистов накладывала слои грима на лицо Антоши и перед концертом, и во время него, что позволяло придать его лицу осмысленное и живое выражение.
Всё грубо и просто — обычный фокус с трупом в качестве реквизита, уважаемые зрители. Сожалею, что лишил вас надежды на возможность пожить после смерти.
— Интересно получается: всю жизнь человек пел под «фанеру», и после смерти она же ему пригодилась. Ой, простите, не ему, а вам. Кстати, а как же юридическая сторона вопроса? Наследников Антоши не возмутило подобное использование его тела?
Продюсер с видом крайнего самодовольства щёлкнул пальцами:
— А кого интересует их мнение? Ведь настоящее имя Антоши Лютикова — Антон Курощупов. Антоша Лютиков — это торговая марка, которая, как и все песни, исполняемые им, его сценический образ, выдуманная история его жизни, являются собственностью моей продюсерской фирмы. Родственникам тоже кое-что перепало, и если бы им этого показалось мало, мои адвокаты могли размазать их по стенке, не прекращая при этом мило улыбаться во все тридцать два зуба.
Однако, желая предвосхитить ваш следующий вопрос, скажу, что в данный момент тело Антоши уже лежит в земле, как и положено покойнику. Конечно, использовать мёртвых звёзд очень выгодно — денег ведь они не просят. Однако я всё же считаю неправильным их использование в дальнейшем.
К чему я всё это говорю? Просто я узнал о том, что мои конкуренты готовят не-
сколько «вторых пришествий» — похоже, гений-изобретатель миниавтожектора не только у меня деньги просил и получал. Скоро должны «восстать»: Гриша Белоцветов, скончавшийся недавно от цирроза печени, а также сладкоголосая самоубийца Аделаида Шульц. И если так будет продолжаться, то на эстраду хлынет поток размалёванных, кривляющихся и хлопающих ртом под фонограмму безответных трупов. Этот кошмар надо остановить! И если не поможет всеобщее осуждение, то необходим будет закон о защите прав мертвецов. Право на жизнь законом защищено, но сегодня появилась необходимость гарантировать и право на смерть.
Я обращаюсь к вам, уважаемые зрители, и призываю бойкотировать концерты с участием, вернувшихся из душных могил, артистов. Ни в коем случае не… ― запнувшись, Эдуард Сергеевич, побледнел, как полотно, и стал задыхаться.
Андрей дал знак оператору прекратить съёмку. Красная лампочка на камере погасла. Один из охранников продюсера протянул упаковку таблеток, и Эдуард Сергеевич судорожно бросил в скривившийся рот красную горошину нитроглицерина. Андрей помолчал, потом склонился в его сторону:
— Вам лучше? Ловко вы, Эдуард Сергеевич — дело сделали, а конкурентам решили дорогу перекрыть. Жаль, конечно, что сказка о бессмертии так и осталась сказкой. А вам отдохнуть надо, выспаться — сердце-то вон как пошаливает.
Продюсер, потирая ладонью левую сторону груди, придвинул лицо к Андрею, и, тяжело дыша, прошипел:
— Отдохнуть? Выспаться? Да я уже неделю спать не могу — Лютиков снится. Просто стоит, гад, и смотрит, не отворачиваясь. Как ни кручусь — смотрит, а у меня от его взгляда внутренности жжёт, как газовой горелкой. Плевать мне на конкурентов — я спать спокойно хочу! Понял?
Собеседник сделал вид, что понял. Съёмку интервью решили закончить через день. Знаменитый, богатый, удачливый продюсер, не прощаясь, удалился в сопровождении охраны.
Но через день он так и не пришёл. Позже из газетного некролога Андрей узнал, что причиной тому была острая сердечная недостаточность.
Мужчина допил кофе, сложил газету, отстучал пальцами нервную дробь по лакированной столешнице, и стал собираться. Ему предстояло выполнить очередное важное поручение — сделать видеорепортаж о первом, после похорон, концерте трогательной покойницы Аделаиды Шульц.
Михаил Кулешов neftak@mail.ruСказка о смерти
От редакции: Герои этого рассказа заплатили сполна. Впрочем, цену умеренную — большинство оказалось в выигрыше. Кроме погибших, конечно. Бессмертный трон и вправду оказался милосердным, ничего сверх меры от побеждённых он не потребовал. Воин избавился от осточертевшей армии, а девочка получила ряд серьёзных уроков взросления, которые необходимы, даже если ты дочь Смерти.
Глава 1«Принцесса»
Никогда не находил ничего хорошего в увольнительных. Какая разница между казармой и таверной, если по уставу пить нельзя нигде? Если за ночь со шлюхой солдат лишают месячного жалования? Ходишь, как дурак, по городу, и слюнки пускаешь. Нет уж, лучше про сто отоспаться и хорошенько поесть. Но и тут не всё гладко — к хорошему сну лучше совсем не привыкать, а еда… ох, после нескольких лет армейской кормёжки человеческая пища просто не усваивается. Желудок привык переваривать камни, что поделаешь. Развлечения в городе есть, но какой в них смысл? Куда может пойти солдат, обыкновенный ратник, пусть и хорошо отличившийся, в небольшом приграничном городке? Турниры здесь не проводятся, на балы быдло вроде меня не пускают, органы в церквях запретили почему-то.
Остаётся только цирк, но так уж вышло, что я с детства был к нему равнодушен. Скукота. Лавийские города похожи друг на друга, как братья-близнецы. Уж поверьте, я повидал их множество за девять лет своей службы. Исключение составляют лишь Столица, да такие вот городки у границы. Здесь мало развлечений, зато порядки куда строже, чем в других местах. Нам, конечно, не нужно вылавливать в похлёбке лазутчиков, как это было пять лет назад, но… Ходят слухи, корольки опять грызутся между собой. Значит, скоро на войну. Я принимал участие в войне с Таврией и не хочу снова идти в бой, пусть теперь и против другого врага. Грязно, медленно и бессмысленно. Сначала ты несколько дней, вместе с такими же несчастными, как и ты, идёшь по унылой дороге, которой, кажется, и конца нет. Потом сэры рыцари трубят битву (то есть, конечно, не они, а валеты сэров рыцарей), и вы идёте на бойню. И наконец, вы сидите на земле, рядом с теми, кого только что убивали, и болтаете о всякой чепухе. Голова ещё где-то далеко, вы пусты и ничего не соображаете. Как там у вас? Дожди. А у вас? Тоже дожди. А тебя кто-нибудь ждёт? Жена не дождалась. Померла. И меня никто. А долго служишь? Двадцать лет. Ну, так недолго осталось. Угу.
А благородные сэры рыцари в этот момент обсуждают условия капитуляции. Когда война закончится, проигравший королёк отдаст победившему пару грядок на границе, и все будут праздновать. Не победу, нет. Хотя официально именно её, но проигравшие тоже празднуют. После войны ветеранов отпускают на неделю домой. Жаль, но моего дома больше нет. После того как меня забрали в солдаты, отец почти тут же слёг в своей библиотеке. Матери у нас не было, других детей тоже.
Может быть, я не люблю увольнительные ещё и поэтому. Некуда мне идти, некуда.
Вот и в тот вечер стоял я посреди улицы и гадал, куда же мне податься. Более или менее приемлемый вариант был один — таверна. Там хоть подраться можно. Оружие ратники в города не брали, но два кинжала и несколько метательных ножей я всё же себе оставил. На всякий случай. Я проверил, хорошо ли спрятано оружие, отряхнул плащ и направился к таверне. Шум от таких мест обычно слышался за много метров, поэтому меня и насторожила гнетущая тишина. Я осторожно подошел к дубовым дверям и прислушался — в таверне кто-то тихо о чём-то говорил. Я открыл дверь и остолбенел. За крайним столиком сидела женщина в чёрном балахоне и отчитывала за что-то хозяина таверны. Остальные посетители молча следили за этой сценой.