Литературное приложение «МФ» №06, июль 2011
Предисловие
В этом выпуске «Литературного приложения «МФ» мы решили временно отойти от привычного формата. Отступления ждут вас во всём: больше рассказов, другой художник, другой составитель; вместо одного «рассказа номера» — тройка лучших среди лучших.
На этот раз поводом, собравшим под одной обложкой произведения молодых писателей, стал конкурс сетевого портала «Литкреатив». Шесть рассказов были отобраны профессиональным жюри, состоящим из знаменитых писателей-фантастов. А мы предлагаем вам просто ознакомиться с лучшими, по мнению таких мэтров, как Сергей Лукьяненко и Ник Перумов, произведениями конкурса.
Кроме того, «Мир фантастики» совместно с порталом «Литкреатив» недавно запустил новый конкурс — «Проект 100». Присылайте рассказы любых жанров — твёрдой НФ, фэнтези, мистики, магического реализма, стимпанка — главной темой которых будет число 100, на ящик 100@mirf.ru. Пятёрка лучших будет опубликована на диске сотого номера «МФ» (декабрь 2011), а автор лучшего из лучших увидит свой рассказ на страницах «МФ». Подробности — на сайте mirf.ru.
1 местоНаталья ВасильеваКамень в форме сердца
От редакции: Если жить только для себя, то и жить-то незачем. И для людей это верно, и для нелюдей сотворённых. И ох дорого приходится порой платить за обретение этого смысла в своих же собственных глазах — но, как ни велика цена, нет другого выхода…
Фуххххх! Из котелка повалил зловонный пар. Варенуха зачерпнула большой деревянной ложкой варево, осторожно подула, вытянув губы трубочкой, и попробовала зелье. Покатав на языке едкую горькую жижу, она сплюнула и довольно осклабилась. Заморочница удалась на славу. Побулькает на малом огне ещё немного, до янтарно-коричневого цвета, и можно процеживать да по склянкам разливать. Если зелье плотно закупорено, то до Ильина дня не спортится. Надолго его хватит.
Варенуха ласково почесала недовольную резким запахом Рыбку. За столько лет пора бы и привыкнуть — ан нет, животина с норовом, привыкать не желает.
В окно стучали — будто просили разрешения войти — ушлые водяные капли. Накануне осень расплатилась с Землёйматушкой последними золотыми монетами листьев, припасёнными на чёрный день, а потом пожалела об этом и горько расплакалась. Так что вторые сутки подряд лил мелкий холодный дождик из тех, что превращают лесные тропки в ручейки грязи и обрушиваются ледяным потоком со всех веток на голову и за шиворот. Бррррр…
Варенуха задёрнула занавеску и проковыляла к сундуку, в котором хранились её сокровища, но ничего доставать не стала, а уселась на покрытую старым тулупом широкую крышку и призадумалась.
В избушке и погожим летним днём царил полумрак. Небольшие окошки с тусклыми стёклами в мелком переплёте пропускали мало света. А сейчас — в осеннее ненастье — стало совсем темно. И эту тьму не могли прогнать ни огонь в очаге, ни керосиновая лампа на столе. Отблески света на неровных деревянных стенах, увешанных пучками трав и кореньев, играли в причудливый театр теней. Нелепо искажённые, бродили там силуэты зверей, людей и чудищ, сталкиваясь и снова разбегаясь. В такие смурные дни и вечера к старухе всегда приходили непрошеные гости. Вокруг Варенухи, обступив её со всех сторон, теснились воспоминания, одно горше другого. За ними верной собакой тащилась печаль-тоска. Если не прогнать их всех подальше, если чем-нибудь себя не занять, то и до чёрной немочи недалеко. Не попробовать ли…
Ещё летом Варенуха наткнулась в Вороньей книге на замысловатое и чудное заклинание, хотела испробовать, но дела, дела… Надо ведь всякие травы-ягоды, а на каждую свой сезон, собирать-сушить, зелья, притирания, мази варить, да защитные чары обновлять — в добрую погоду по лесу много всякого люда шатается. Так и не собралась. Вот сейчас — самое время.
Резко откинутая крышка сундука недовольно проскрипела, разбудила задремавшую на столешнице Рыбку. Варенуха вытащила старенький шерстяной платок, в который была увязана книга, и положила свёрток на стол, отодвинув в сторону разомлевшую от дрёмы крысу. На Рыбке поговорка «Семи смертям не бывать, одной не миновать» почему-то споткнулась. Прожив уже не меньше десяти крысиных веков, она выглядела бодрой, вполне довольной жизнью, и помирать не собиралась.
Рыбка была единственной крысой, выжившей в Прилипье после того, как Варенуха в очередной раз сдурила, решив по доброте душевной выручить селян от прожорливой напасти. В голодный год, когда каждое зёрнышко на счету, она вспомнила про германского чудо-дудочника и его проделки. Дело-то нехитрое, надо только нужное слово знать. Помочь — помогла, только деревенские в благодарность её самоё вместе с крысами в реке чуть не утопили. «Ату ведьму, ату!» Гнали всей деревней, кольями от берега отпихивали, когда она, захлёбываясь, обратно вылезти пыталась. Рыбка — тогда ещё безымянный молодой крысёнок — рядом в воде барахталась и в отчаянной жажде выжить Варенухе в волосы всеми четырьмя лапками вцепилась. Чуть-чуть тогда обе не утопли…
Старуха пробормотала заклинанье от нави, морока, плохих воспоминаний и дурных мыслей, и провела ладонями по лицу. В морщинах прятались зажившие следы других людских «благодарностей».
Стряхнув кончиками пальцев печали, — те разлетелись в стороны, как капли воды при умывании, — Варенуха ловко открыла нужную страницу и вчиталась в чужой неразборчивый почерк. Воронью книгу она выиграла на спор лет десять назад. Тогда старуха ещё не устала от общения с товарками и летала на весенний шабаш к Лысой горе. Молоденькая ведьма, так толком и не понявшая, какое сокровище ей досталось от умершей тётки, имела наглость вызвать Варенуху на колдовскую дуэль. Силы у девчонки хватало с избытком, а вот опыта и ума набраться эта дурочка ещё не успела.
Старуха ещё раз внимательно перечитала заклинание и проверила, всё ли готово. На столе рядом с книгой были разложены волчье лыко и дубовая кора, ведьмин волос, трава болиголова и сухие ягоды. Варенуха ловко свернула кору, приладила серебристый мох, воткнула сморщенные рябиновые ягодки.
Потом она вытащила из жестянки плоский светлый камушек в форме сердца и большой «цыганской» иглой уколола палец, даже не поморщившись от боли. Осторожно концом иголки она вывела знаки на серой поверхности камня и медленно прошептала нужные слова. Кровь зашипела так, словно каменное сердечко было раскалено в огне очага, а знаки выели глубокие тёмные бороздки в камне. После этого Варенуха засунула камушек внутрь куклы, покачала игрушку на ладони и осторожно положила на лавку у стены.
Внимательно наблюдавшая за всем Рыбка соскочила со стола и, цокая коготками по деревянному полу, забилась под печь в угол, недовольно попискивая.
— Не робей, дурашка, — ласково сказала Варенуха. — Хоть ты и моя старая подружка, но тварь бессловесная. А мне, старухе, с живой душой словечком-другим перемолвиться охота.
С этими словами Варенуха погасила свет и улеглась на сундук. Заботы и печали ушли прочь, а темноты она с детства не боялась. «Не страшна чёрная кошка в тёмной комнате, гораздо опаснее чёрный душой человек среди бела дня,» — с этой матушкиной присказкой Варенуха натянула тулуп повыше и провалилась в крепкий сон без сновидений.
Первые лучи позднего осеннего солнца, выглянувшего из-за низких серых туч, упали на лавку, легонько пощекотав лежащую там девчушку. Та поёжилась, чихнула и проснулась.
— Утро доброе, внученька, — Варенуха накрывала на стол. — Умывайся, завтрак готов.
К привычным двум мискам: побольше для старухи, поменьше для Рыбки, добавилась новая и прехорошенькая — с белой глазурью, расписанная цветкаминезабудками.
— Доброе утро, бабушка, — девчушка села, зевнула, сонно посмотрела на свои руки, потом осторожно провела ими по волосам и лицо ощупала. — А как меня зовут, бабушка?
— Позабыла? Вот соня! — притворно удивилась старуха. — Ты Дубравушка — моя двоюродная внуча, а я — бабка Варенуха, лекарка и травница. Как ты, бедняжка, две седьмицы назад осиротела, я тебя к себе травяному делу учиться взяла. Неужто запамятовала? Говорила я тебе: не трогай настой сон-травы, он не только сладкие грёзы дарит, но и память отобрать может. Говорила?
— Извини, бабушка, я больше не буду, — робко прошептала девочка. — Я хорошая буду и тебя всегда-всегда слушаться стану.
— Вот и славно, Дубравушка. Давай-ка кашу есть. Каша пшённая, душистая, наваристая.
При слове «каша» из вчерашней схоронки вылезла Рыбка и жадно принюхалась.
— Ой, а это кто? — удивилась девочка.
— Подруженька моя. Её Рыбкой зовут, потому что я её из речки выловила. Она крыска ласковая, деликатная, только за хвост её дергать не след — укусить может.
Дубравка осторожно погладила Рыбку по гладкой серой спинке. Та фыкнула недовольно, но отбегать не стала.
— Смотри-ка, признала! — умилилась Варенуха. — Ты кушай, детка, кушай, а то остынет.
Так и зажили они втроём: нелюдимая ведьма, старая крыса и чудо-девочка из дубовой коры. Дубравка помогала старухе во всём — мела веником пол, кашеварила, перебирала сухие травы, отбрасывая почерневшие, училась различать их по виду и запаху, а главное — слушала долгими осенними, а потом зимними вечерами старухины байки, сказки да побасенки. И по всему выходило, что нет справедливости на белом свете: кто силён, тот и прав, а кто слаб — тот виноват, на добро люди отвечают злом, а благодарности ни от кого не жди — короткая у человека память. Грустно становилось от этого Дубравке, а Варенуха, заметив, что девчушка пригорюнилась, обнимала её ласково, прижимала к своей груди, по лохматой голове гладила и приговаривала: