Граф нервно трепал белоснежные усы.
— Или у вас какие-то претензии к исполнению моей части договора?
— Что вы! Уверяю вас, никаких.
— Вот и я так думаю, — хозяин кабинета откинулся с неподожжённой сигарой во рту. — А главное ведь — не слава и деньги, а то, что вы по-прежнему живы, так? Не многие, прошедшие прусско-австрийскую и франко-прусскую войны, могут похвастаться этим. Как и дорасти до адъютанта короля Вюртембергского.
Фердинанд фон Цеппелин достал шёлковый платок и протёр внезапно вспотевшую лысину.
— Это всё в прошлом, — сказал он.
— Которого могло и не быть. О бессмертии мы не договаривались, но с долгой жизнью я не подвёл, всё согласно пунктам договора. Так, генерал-лейтенант в отставке?
— Всё так, — поспешил гость.
Граф взял предложенную рюмку коньяка, повертел её в пальцах и залпом выпил. Задохнулся от крепости.
— Так что же привело вас, граф? — Бойкий огонёк возник между ногтями, поджёг сигару.
Граф не курил уже больше десяти лет, хотя, «согласно пунктам», никотин вряд ли укоротил бы его жизнь. Поле шестидесяти его стало раздражать послевкусие. Маленькие старческие извороты.
— У вашей фирмы «LuftschiffbauZeppelin»[1] финансовые проблемы? Как когда-то у «Aktiengesellschaft zur Förderung der Luftschiffahrt»[2].
— Нет, нет… — Граф подался вперёд и полушёпотом — словно боялся разбудить спящего на шкафу кота, которого заметил минутой ранее, — произнёс: — Я хочу отыграть свою душу.
Возникла пауза. Сфинкс на шкафу приоткрыл один глаз.
Мужчина в чёрном выпустил струйку дыма, посмотрел в потолок, кивнул каким-то своим мыслям и снова опустил взгляд на Фердинанда. В кабинете с каждой секундой становилось всё жарче. Граф попытался расстегнуть верхнюю пуговицу, но руки дрожали.
— Что ж, — сказал наконец-то хозяин кабинета. — Voran[3]! Давайте сыграем, граф. Только что вы можете поставить на кон? Второй души у вас нет.
— Я не знаю. Думал, что вы…
— Думали? Это подход игрока, садящегося за игорный стол без денег. Вдруг ктонибудь польстится на его золотые часы и серебряный портсигар? И с такой надеждой вы преодолели столько ступенек?
— Шестьсот шестьдесят шесть, — вырвалось у фон Цеппелина.
— Что? А, вы об этом. Ужасно банально, не находите? — Мужчина в чёрном глубоко затянулся. — Ладно, пойду вам навстречу. В случае проигрыша вы будете работать на меня военным инженером. Разумеется, после окончания земного срока. Кровью распишетесь в преданности и полной самоотдаче. Конечно, я могу завербовать вас и так, комнаты этажами выше легко ломают строптивость, но… мне нужны сильные души, подписанные словом и обязательствами, а не болью. Из таких получаются настоящие демоны. Злые и голодные до свершений.
— Демоны? — граф побледнел.
— Ага. У вас будет сильное тело и море работы.
В стеклянных часах на тумбочке бесшумно сыпалась через узкое горлышко костяная мука.
— Я согласен, — сказал граф.
Его собеседник хлопнул в ладони.
— Отлично! Давненько я не развлекался.
Во что будем играть?
— В покер.
— О! Излюбленная игра американских матросов, которую любезно описал Джонатан Грин.
Ладоши снова хлопнули. На столе появилась колода карт.
— Не против, если моими? — граф осторожно отвернул лацкан пиджака.
— Ха! А вы мне нравитесь, Фердинанд.
Та же хватка, что и в первый раз.
— Только немного дрожат руки, — сказал граф и позволил себе рассмеяться.
Смех помог немного снять напряжение.
Сигара в руке хозяина кабинета походила на уменьшённую модель его первого дирижабля LZ-1. Это тоже по-своему успокаивало.
Мужчина в чёрном с прищуром посмотрел на вскрытые карты графа. Потом налил себе коньяка, выпил и откинулся в кресле.
— Старый плут, да вы выиграли!
Граф сгрёб «банк» к куче своих фишек, роль которых играли жёсткие чешуйки неизвестных фон Цеппелину существ. На противоположном краю стола не было ни одной чешуйки.
— Как вы это делаете? Краплёные карты я распознал бы сразу! Шли с двумя парами, не испугавшись моей ставки?!
Граф достал платок и протёр лицо. Его нервировало худое бесшёрстное создание, свернувшееся калачиком на коленях. Словно почувствовав это, кот поднял мордочку и зашипел.
Граф натянуто улыбнулся.
«Я выиграл», — подумал он, и тут же его одолела прекрасная слабость. Даже сфинкс вдруг показался милым и пушистым.
— Как, граф? Неужели мой блеф был столь явен?
Фон Цеппелин устало пожал плечами.
— Для меня — да. Я готовился к этой игре, Князь. Последние пять лет. Начал, когда ещё и не знал, что снова осмелюсь спуститься сюда, что не смогу не сделать этого. Игорные клубы Германии и Великобритании — стали моим домом. И я учился.
— Читать блеф?
— Не только. Читать игроков. Изучал психологию покера. Систематизировал жесты и другие подсказки, способные помочь.
— Я восхищён, граф. Можно услышать хотя бы некоторые? Я хочу понять свои просчёты!
— Почему нет? Когда вы смотрели на карты и мгновенно делали ставку, я знал, что вы вряд ли блефуете. А когда пристально глядели в свои карты — делал вывод o слабости вашей комбинации.
— Вот как! Поразительно! Видимо я мало внимания уделял этой игре, но теперь наверстаю упущенное. Чувствую, покер станет моим наркотиком. Ха! Ещё, граф, ещё?
— Можно с большой вероятностью говорить о блефе, если игрок стремится как можно быстрее вскрыть карты. Так и случилось при последней раздаче.
— А ведь вы правы!
— Яростная или размашистая ставка обычно означает слабую карту. А мягкая — сильную. Следует остерегаться звуков, отражающих печаль. За ними чаще всего стоит сильная «рука». При отсутствии контраргументов отвечайте на ставку любого игрока, прикрывающего рот рукой. Подлинная улыбка означает истинно сильную «руку»; фальшивая улыбка означает блеф. Каждый жест относится к определённой категории, главное — его распознать и применить лучшую стратегию. Действовать соответствующе. Пасовать, увеличивать ставку или осторожно подтверждать.
— Хотите сказать, что всё так просто?
— Нет. Чёткой тактики игры нет, ведь существует лишь малое количество крайне сильных и крайне слабых «рук». Большинство ваших решений будут сделаны по прихоти и в последний момент. Но умение читать жесты поможет вам получать постоянную прибыль.
— Вот как…
В иссиня-чёрных зрачках отчётливо плясали хвостики пламени. Мужчина ослабил узел галстука, встал и пошёл к рабочему столу у зашторенной стенной ниши. Граф выпил рюмку, простоявшую полной большую часть игры.
Снова разболелась голова, пожаловались кости. Кажется, поднялась температура.
Хлопнул ящик. Зашуршали бумаги.
— Ещё один вопрос, граф, — сказал хозяин кабинета, протягивая договор на душу Фердинанда Адольфа Хайнриха Августа, графа фон Цеппелина. Граф поспешно спрятал листок. — Ваши мотивы? Вы хотели вернуть душу из-за банального страха, чувствуя приближающуюся смерть?
Граф в третий раз за время, проведённое под землёй, улыбнулся. Он покачал головой, аккуратно положил кота на ковёр, наклонился через стол и прошептал ответ.
Проигравший мужчина подался вперёд и внимательно выслушал.
— Очень глупо, граф, — сказал он спустя несколько секунд. — Ха! В вашем-то возрасте! И такие глупости!
Граф не обиделся. Его седые усы словно светились.
— Только глупости и позволяют мне забыть о годах. Делают меня молодым.
— Что ж. Было приятно сыграть с вами. И проиграть. Не смею больше задерживать.
Граф фон Цеппелин попрощался и проворно оказался за дверью. Обитая кожей, без табличек, без ручки. Дверь закрылась сама по себе.
Шаги отозвались глухим эхом, всполошили летучих вампиров.
Перед ним возникла лестница.
— Я у тебя выиграю, — произнёс граф, глядя на поднимающиеся в сумрак ступени. — Вот увидишь. Шестьсот шестьдесят шесть раз.
Когда граф фон Цеппелин выбрался на поверхность, первым, что он услышал, было пыхтение паромобиля. Он обогнул насыпь, проковылял через полуразрушенные ворота и махнул водителю.
Тот поспешил помочь хозяину: дойти и взобраться в салон.
Внутри «ауди» граф почувствовал себя лучше.
— Домой, — приказал он и закрыл глаза. Всю дорогу он думал о Аделинде.
В Берлин въехали вечером. Опережая закат.
— Ах, моя любовь, это так романтично! Снова подарок?
Аделинда сидела перед ним на кровати. Прозрачный балдахин нависал над ней, будто крона диковинного дерева. Молодая и влекущая. Такая свежая и такая воздушная. Все те любови, что были и что так и не случились в жизни графа, казались сейчас опавшей листвой, которую замёл снег. Он разрубил гордиев узел былых страстей и привязанностей, даже любовь к небу, чтобы посвятить себя всего этому существу.
В агрессивном закатном солнце его Любовь, его девочка выглядела загадочным цветком, тянущимся в красные отсветы. Она подняла к нему свои тонкие руки. Хрупкий двадцатилетний ребёнок с глубокими холодноватыми глазами. Он влюбился в эти глаза. Да, сначала именно в них. Он хотел, чтобы они улыбались, хотел растопить несвойственный юности холод…
Глупый старик. Обретший на пути к восьмому десятку лет свою настоящую любовь. Счастливый старик.
Граф протянул Аделинде пожелтевший лист бумаги.
— Что это, милый?
— Я дарил тебе всё, что можно представить, всё, что можно купить. Все эти два чудесных года. Но я не мог подарить тебе самого главного — себя, целиком.
— Это… — глаза девушки побежали по строчкам. Ресницы дрожали.
— Моя душа, — сказал граф. — Теперь она принадлежит тебе.
И её глаза улыбнулись. Это стоило любого путешествия.
Любого.
Даже в преисподнюю.
На всех стенах — кроме занятой от пола до потолка книгами — горели свечи. Пахло табачным листом и сырым камнем.