— Так что мне делать? — спросил Стас.
— С чем?
— С Горелым озером этим! С девушкой той поющей!
— А что хочешь, то и делай.
Баба Таня разлила уху по тарелкам и пожала плечами.
— Хочешь на Горелую плешь сплаватьпоглядеть? Так лодка надувная в сарае.
Хочешь из головы выкинуть — так иди рыбачить на других озёрах, их вокруг вон сколько.
— А зачем же вы, Татьяна Тимофеевна, меня на это Горелое озеро за рыбой послали?
Баба Таня бросила на него через плечо недоумённый взгляд.
— Так оно к моему дому ближнее, Славик.
— А это чучело в рясе чего хочет? Меня от озера отгоняет? Боится чего-то?
— Пёс его знает…
Татьяна Тимофеевна подвинула к Стасу доску в отметинах от ножа и серый каравай.
— Люди говорят, что сам он к Горелому озеру после войны ни ногой. За три версты обходит. Может, опасается, что раскопаешь ты чего на берегу… может, обронил он тогда какую-нибудь свою вещь именную, вроде солдатского «смертного» медальона… были такие у полицаев, нет? Или боится, что та история снова всплывёт. Он, гад, понимает, что найдись какой свидетель или доказательство — для таких дел срока давности нет. В этих местах война как вчера кончилась.
Стас неловко дёрнул ножом и полоснул лезвием по пальцу. Порез мгновенно набух каплей, увесисто стукнувшей по потемневшей доске столешницы.
Надувная лодка из тёмно-зелёной резины была практически новой. В утреннем тумане, глушившем плеск вёсел, она двигалась плавно и почти бесшумно, словно огромная океанская черепаха. Другой берег выглядел в тумане как трудноразличимое скопление теней. В какой-то момент Стасу послышался плеск по правому борту, но туман скрывал всё. Он забрал чуть левее камня, на котором видел накануне девушку, и, чтобы выйти на берег, довольно долго грёб вдоль стены камыша.
На усыпанном плоскими валунами берегу тумана было меньше. Через несколько минут камни под ногами сменились травой, а вдалеке среди деревьев показалось что-то большое, тёмное и приземистое. Он ускорил шаг и двинулся к деревьям. Краем глаза он даже не увидел, а скорее ощутил какое-то движение в тумане, но когда обернулся, ничего не увидел. Потом где-то позади едва слышно хрустнула ветка. Стас покачал головой. «Дурь какая… как персонаж фильма ужасов подпрыгиваю… зачем я сюда вообще попёрся?.. Глупость…».
Сооружение впереди оказалось заросшей травой обгорелой печью с развалившейся трубой. Стас прошёл между деревьев и провёл рукой по чёрным кирпичам. От сруба почти ничего не осталось, лишь пара прогнивших брёвен в гуще травы.
«Чего я здесь жду? Появления призраков?».
Стас задумчиво посмотрел на деревья вокруг.
«Яблони… Интересно, как они растут здесь, на севере, такие высокие… Не слышал о таком…»
Он заглянул в печь. Внутри не было ничего, кроме нескольких сухих листьев.
«А ведь у бабы Тани тоже растут яблони… надо у неё спросить будет, как так получается…».
В голове Стаса всплыл ещё один кусок его полузабытых каникул на Татьяниной мызе: ломтик яблока в белой керамической кружке на сбитой из сосновых досок столешнице.
Он услышал сзади шорох, а потом его ткнули в поясницу чем-то твёрдым.
— Нашел чего? Всё разузнал? Не дёргайся только… и руки кверху подыми!
Голос был знаком до отвращения.
Приподняв локти, Стас медленно разогнул спину и обернулся. Полицай стоял рядом, и от него здорово разило водкой. В руках он держал «шмайссер», приклад автомата был сложен, а дуло направлено
Стасу в живот и слегка ходило из стороны в сторону. Старик был достаточно пьян для того, чтобы сдуру спустить курок, но достаточно трезв для того, чтобы не промахнуться.
— Сапоги снимай.
— Что?!
— Говорю, сапоги сними наполовину, ноги в голенищах держи и к берегу шлёпай потихоньку. А будешь умничать — шмальну.
«Умный, гад», — подумал Стас, опуская руки.
— Медленно!
Серёжка отскочил на шаг назад, а дуло автомата, дёрнувшись, уставилось Стасу в лицо.
— Медленно снимай.
Ковылять в наполовину снятых болотных сапогах было неудобно. Подошвы тащились сбоку, цепляясь за камни, и пару раз Стас чуть не упал. Тогда его конвоир, шедший сзади, отскакивал в сторону, люто матеря его и всех его родственников.
— Зачем я вам? — Стас постарался говорить с полицаем максимально нейтральным и спокойным голосом, словно с алкашом в приёмном отделении. — Я ничего не видел и ничего не знаю. Я…
— Заткнись и шагай, гнида! На берегу поговорим.
«Эх, Олеся-Олеся… ещё немного и увидимся… похоже, я сам себе накликал… И опять нож не взял, дурак…»
На берегу старик загнал Стаса к самой воде и велел залезть на тот самый камень.
— А теперь надевай сапоги!
«Ну да, стоять на камне в сапогах будет скользко, всё продумал, сволочь…сейчас бы на него прыгнуть…». Но Сережка держался от него метрах в пяти, ствола не опускал и явно был настроен серьёзно.
Стоя во весь рост на гранитной глыбе под прицелом пьяного старика, Стас ощущал себя полным идиотом.
— Ну, а теперь рассказывай, чего искал, — проговорил Серёжка, для убедительности поводя стволом из стороны в сторону.
Стас начал открывать рот, чтобы произнести слова, которые смогли бы образумить вооружённого недолеченного психа, но в это момент за спиной полицая возникла знакомая фигура и, сделав пару шагов, упёрла двустволку Серёжке в спину.
— Только выстрели, Серёженька, в патронах картечь, тебя по всему берегу расплескает, — ласково пообещала баба Таня.
— Не шуми, Тимофеевна, я твоего внучка племянчатого при любом раскладе положу.
Стас услышал, как баба Таня тихо вдохнула и выдохнула.
— А ты чего хотел, Серёженька?
Стас внимательно смотрел на полицая и ждал, когда тот, наконец, хотя бы чутьчуть развернёт голову к собеседнице за своей спиной. И тогда у Стаса будет шанс. Даже если ему не повезёт, баба Таня всё равно пристрелит этого урода. Стас чуть согнул колени и приготовился прыгнуть, когда услышал странный звук.
Белая фигура перед ним, казалось, соткалась из тумана сама собой.
Полупрозрачная девочка-подросток в сарафанчике с улыбкой обернулась к нему, а потом медленно, но уверенно двинулась к старику.
— Н-нее… — Глаза полицая широко распахнулись, а с лица мгновенно схлынула краска. Он поднял «шмайссер». — Н-нее-нн-а-дд-а!..
Глуховато раскатилась автоматная очередь, пули прошили призрачную фигуру и выбили гранитную крошку из камня под ногами Стаса. Через долю секунды он прыгнул вперёд и в сторону, поскользнувшись, прокатился по камням и вскочил на ноги, чтобы броситься на старика. Стасу казалось, что он уже сжимает его шею.
Тот оказался быстрее. Призрачная девочка, которой пули явно не причинили вреда, подходила к нему всё ближе, но, не отрывая от неё глаз, Серёжка разворачивал автоматное дуло в сторону Стаса.
«Почему баба Таня не стреляет?».
Серая тень беззвучно выскочила из тумана одним гигантским прыжком, сбив полицая с ног. «Шмайссер» застучал длинной бесконечной очередью, в воздух брызнули кровавые фонтанчики, но волчица только сильнее смыкала челюсти на горле старика. Два сплетённых тела, разбрызгивая воду и кровь, катались по мелководью. Стас рванулся вперёд, но баба Таня остановила его, схватив за плечо. Старик с повисшим на нём зверем, шатаясь, поднялся на ноги, сделал несколько шагов в озеро, а потом резко провалился под воду.
Стас смотрел на пузырьки воздуха и кровавые разводы на поверхности воды, а потом прямо из воды поднялся второй призрак. Это была молодая женщина, красивая и… Её лицо… Стас понимал, что она на кого-то похожа, на кого-то… Чуть улыбнувшись, она проплыла мимо него и остановилась справа от бабы Тани. По левую руку Татьяны Тимофеевны стояла девочка-подросток.
Стас смотрел на них и потрясённо молчал. Девочка, женщина и старуха смотрели то друг на друга, то на него одинаковыми светлыми глазами и улыбались. Стас не мог ничего понять в этом безмолвном разговоре, а только ощущал ласковые волны приязни, омывавшие и его…
Призраки растаяли внезапно, мгновенно растворившись в воздухе.
Татьяна Тимофеевна молча сунула Стасу в руку двустволку, провела тыльной стороной ладони по глазам и пошла на мелководье. Она выловила из розоватой воды автомат, щёлкнув, вынула магазин и закинула далеко в воду, потом так же утопила и сам «шмайссер».
Начало накрапывать, всё сильнее и сильнее, а потом из-за облака выглянуло солнце. «Как же это называется, — вдруг подумал Стас, — когда и дождь, и солнце сразу?». И вспомнил. «Царевна плачет»… Да, «царевна плачет».
Плыть на деревянной плоскодонке бабы Тани было куда удобнее, чем на резиновой лодке, которая сейчас плескалась на верёвке за кормой. Обыскав берег, они убедились, что бывший полицай пришёл пешком.
— А что делала младшая сестра тогда, на камне, когда я её увидел?
— Просила духов о помощи, чтобы отомстить… чтобы её старшая сестра обрела покой и вместе с ней ушла к мёртвым.
— Значит… сестры были не просто знахарками? И Татьянина мыза, наверное, сперва на том берегу озера стояла? — спросил Стас, ёжась под мелким дождём и налегая на вёсла.
Татьяна Тимофеевна молча кивнула. Сыроватая штакетина «беломора» потрескивала у неё между пальцев. Затянувшись, она прятала её от капель в широкий рукав брезентового плаща.
— Когда младшую сестру убило, старшая успела попросить о мести.
— И стала… превратилась… в волка? Она кивнула.
— И получила долгую жизнь, такую долгую, чтобы война кончилась, чтобы убийца пересилил страх и вернулся на Горелую плешь.
— А что ж она его сразу не…?
— Большая просьба — большая цена. Только вместе сёстры могли отомстить. И только на этом месте. Вот и стал Серёжка как заговоренный, думаешь, его в войну, да после никто прибить не пытался?.. Вон он, каким живчиком по лесам шастал, пока к рыбам не отправился, и не скажешь, что старик. Правильно чуял, гад, что это место для него опасно, но чем — так и не догадался. Думал, небось, что там его смерть хранится, как у Кощея, на конце иглы, а игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце… вот и вспугнул ты его… Ты уж Славик, извини, что мы на тебя, как на живца, эту сволочь ловили. Если бы не ты — не пришёл бы он к нам на Горелую плешь.