Дмитрий Мироновmirdmitry@yandex.ruХимиоконтроль
От редакции: Соблазнительное решение для неуверенных, закомплексованных, слабых людей — контролировать спутницу жизни. Повысить уровень внушаемости, снизить потребность в доминировании, сексуальную сферу подправить в нужном направлении… Вот только на этом пути недолго и заиграться.
Эта печальная история началась с того, что Вадик изобрёл химиоконтроль.
Вадик — мой старый друг ещё со школы. С ним мы сошлись класса с восьмого на почве общих интересов. Оба любили сиживать, как два старых аксакала, и, важно затягиваясь дешёвыми сигаретами, изрекать мудрое мнение по любому подвернувшемуся поводу. Лодырничали, короче говоря. Вадик в силу природной лености характера больше ничего, пожалуй, и не умел. Меня подобное времяпровождение, чего скрывать, тоже радовало.
Впрочем, с тех пор в наших отношениях мало что изменилось. Не проходило недели, чтобы мы не ознаменовали своим присутствием давно облюбованный столик в маленькой совковой кафешке на углу. По-прежнему восседали, потягивая из больших кружек некрепкое пиво, и со столь же значительным видом судачили понемногу обо всём. Для меня в этих посиделках крылось что-то ностальгическое. За окном кривился знакомый до последней трещинки пейзаж, напротив отсвечивала физиономия Вадика, почти не изменившаяся со школы, и порой грезилось, что беззаботные годы продолжаются, а жизнь только начинается.
Когда женился я, а затем и Вадик, казалось, совместным заседаниям пришёл конец. Ан нет. Спустя некоторое время наши щуплые сутуловатые силуэты вновь появлялись за мутными стёклами вечного заведения. Наверное, зарождались основания полагать, что так будет всегда, и лет через тридцать-сорок уже два сухоньких старичка продолжат пополнять скромную выручку уцелевшего обломка общепита. Увы, в ушастой голове Вадика зародилась идея химиоконтроля, нарушившая плавное течение событий и приведшая к столь грустным, жутким и непредсказуемым последствиям.
О химиоконтроле Вадик упомянул невзначай с полгода назад.
— Чё, Людка сильно орала? — спросил я по обыкновению, когда он, отодвинув стул, водрузил на него своё тощее седалище. Вместо философского взмаха рукой Вадик хитро улыбнулся и впервые поведал о химиоконтроле.
Здесь для полноты картины надо сказать пару слов о семейных обстоятельствах моего друга. Людка, его жена, относилась к тому весьма распространённому в России типу женщин, над которыми дамокловым мечом висит страх так и не выскочить замуж. Может, виной всему скрытые комплексы, может — пресловутая диспропорция в количестве женского и мужского населения, может — ещё что, пусть психоаналитики разбираются. Только благодаря этому страху ушасто-худосочные, с постным выражением лица, большим алкогольным потенциалом и начисто лишённые способности к путным делам индивиды вроде Вадика получают возможность обзавестись подругой жизни. После замужества, когда страх естественным образом отпускает и в глазах представительниц прекрасной половины человечества немного яснеет, они начинают предпринимать отчаянные попытки исправить новоприобретённых спутников жизни. Ничего, понятное дело, у них не выходит, и обабившиеся матроны, в конце концов, находят садистическое удовлетворение в непрестанном излиянии на доставшихся им горемык копящегося недовольства неудавшейся жизнью. А иногда и поколачивают. Людка исключением из общего ряда не являлась. Увы, мой друг как был, так и остался лаборантом в институтском виварии, где разводили мышей, морских свинок, лягушек, червей, тараканов и прочую нечисть для опытов. Где, собственно, ему и место.
Итак, Вадик хитро улыбнулся и сказал:
— Людка моя больше орать не будет. Всё, баста. Libertе. Свобода.
— Да ладно, — усомнился я, прекрасно зная его пассию. Разве только Лариска ушла от него к матери. Или на покой.
— Химиоконтроль, брат, — загадочно сказал Вадик, и глубоко посаженные глаза его странно блеснули.
— Чего-чего?
— Химиоконтроль, — повторил Вадик, смакуя приятное слово, — Зюскинда читал? Ну, «Парфюмера» смотрел? Похожая штука, масштаб, правда, иной….
— Какой «Парфюмер»? Ты почеловечески объясни.
Вадик благосклонно улыбнулся, отхлебнул пива, откинулся на спинку потёртого стула. Чувствовалось, разговор ему приятен.
— В общем…. Началось-то всё случайно…. Сижу я как-то в интернете, понимаешь, а тут Людка припёрлась. Ну, и как всегда: хлеба купил? За квартиру заплатил? Почему ведро полное? Обед какого не разогрел? И понеслось. Комп, ясное дело, вырубила — у меня там фильм скачивался. Одно слово — Людка. Поставил я суп на плиту, смотрю — коробочка лежит. «Ноксирон». И тут меня прямо осенило: одна таблеточка — и через двадцать минут крепкий, здоровый сон. Вместо того чтобы нервы себе и людям мотать. А потом, дружище, сижу я в тишине и покое, вкушаю благодать и думаю: «Ведь это идея! Если с умом к делу подойти. Химия — она же сила! Ну и….
— Так ты что, Людку снотворным поишь? — воскликнул я.
— Вот-вот, такие, как ты, любую идею своим дуболомством загубят. Говорю, с умом к делу надо подходить. Людка после второй таблетки смекнула бы — что-то не так, не дура. А эффект привыкания куда девать? Не-е-ет, снотворное — это надёжное, но крайнее средство. Я первым делом учебников по фармакологии накачал, по народной медицине, по травам всяким, по алхимии. Пара таких трактатиков попалась — симфония! Удивительно, как другие не догадались. А я, кстати, могу любое средство на свинках своих и мышках опробовать — химия на глубинные структуры мозга действует, они, что у мышей, что у людей — одна фиговина.
Смотрел я на Вадика и не узнавал. Тот продолжал, гордо поводя головой:
— Поначалу решил я поработать с настроением. Думал, если Людка моя злиться перестанет, то и от меня отвяжется. Во всяком случае, бить не будет. Куда там….. Настроение-то получил — нет ничего проще, я тебе с десяток рецептов навскидку назову. Вот только доматываться до меня она не перестала. Наоборот, даже какое-то вдохновение прибавлялось и изощрённость в действиях. Понимаешь хоть, бедолага, что сей факт означает? А то, друже, что бабы нас не от плохой жизни гнобят, а сугубо ради получения кайфа, как фашисты. И это даёт нам моральное право на ответные действия. Правильно я говорю?
Я только почесал репу, не переставая слушать с напряжённым вниманием.
— Конечно, я мог бы и дальше с настроением экспериментировать. Вводить, скажем, Людку в полную нирвану. Понятно, тут уж ей не до меня стало бы. Но такой путь ни к чему хорошему, ясно, не приведёт. Привыкание, зависимость, ломка, личностная деградация — мне это надо? Мне нужно, чтобы от Людки польза была. Пусть деньги зарабатывает, хозяйство ведёт…. Покумекал я маленько, и решил сосредоточить свои усилия по трём стратегическим направлениям. Прибрать к рукам три основных инстинкта: власть, секс и заботу о потомстве.
— О каком потомстве? — не понял я. Детей же у них не было и вроде не намечалось.
— Обо мне любимом, понятно. Мало, чтобы она тиранить перестала. Пусть холит, лелеет и ублажает. Правильно ведь?
И Вадик принялся посвящать меня в тонкости химиоконтроля. Оказалось, инстинкты в чистом виде получить проще простого. Загвоздки проявлялись в нюансах, неизбежно приводящих к сходному результату, лаконично и ёмко обозначенному Вадиком словосочетанием «в репу». К примеру, материнский инстинкт, легко возгонявшийся настоем из трёх сорняков и називина, у Людки проявлялся своеобразно — усилением грубых воспитательных воздействий, от каковых и без того спасу не было. Мало того, Людка начинала таскать мужа по врачам и настаивать на полном очищении Вадикова организма, что в планы естествоиспытателя никоим образом не входило.
Так же с властью. Доминирование у мышей, как и у Людки, убиралось весьма просто. Всего-то надо было подмешать в пищу толику фторида, взятого из зубной пасты и прокалённого в пропорции с лабораторным комбикормом. Мышиные альфа-самцы быстро скатывались на самое дно семейной иерархии. Людка же, потеряв уверенность в себе, тут же звонила маме. А у тёщи любой разговор сводился к личности Вадика, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Далеко не сразу Вадик подобрал нужную комбинацию, при которой, наряду с усилением материнского инстинкта и снижением потенций к доминированию, посредством какого-то редкого корешка повышался ещё и уровень внушаемости. Вот тогда, если не путал с дозировкой и не забывал отключить телефон, Вадик был король.
— Ну, а этот…. секс? — не мог не спросить я.
— А-а-а-а, интересно? С этим, брат, полный ажур. Я одну комбинацию подобрал — Людка моя такие вещи вытворять начинает, ни в какой порнушке не увидишь.
Я с трудом проглотил пиво, на мгновение представив представительную, дородную Людку за вытворением эдаких вещей.
— Без накладок и здесь не обошлось, — ухмыльнулся Вадик, — пока с дозировкой не определился. Возжелал я как-то утех, а комбинация срабатывала не раньше, чем через шесть часов после употребления. Хоть убейся. Тогда я Людке с утреца в пакет с бутербродами конфетку подложил, заветную, нужным зельем начинённую. Она часов в двенадцать на работе чай пьёт — по моим расчётам, до кондиции как раз вечеру и дойдёт. Жду. Приходит зазноба моя с работы — и ничего, в ноль, матюками только обложила. Я думал, в дозировке ошибся. Даже грешным делом заопасался, уж не раньше ли срока сработало? Нет, оказалось, конфеточкой начальник угостился. Сердешный в тот день, как позже выяснилось, на работе задержался. Ну, ему, прикинь, уборщица и подвернулась, бабулька какая-то. Моё зелье на мужиковто не хуже, чем на баб, действует. Вот был скандал!
— Ну, и дальше что? — спросил я немного погодя, глядя в его карие, с неуловимой косоватинкой глаза
— Дальше? — ответил мой друг тоном молодого вдохновенного Ильича, — у-у-у, брат, поле непаханое. Химия, как ни крути, медленно, грубовато работает — пока-а где-то там впитается. Над нюансами и быстродействием можно хоть всю жизнь корпеть. Плюс избирательность. Желательно, чтобы эффекты лишь в отношении меня проявлялись, а не на работе или где-то ещё. Правильно я говорю? К тому же, у меня три новые цели наметились. Во-первых, жизненный уровень семьи надо бы повысить — Людке пора карьеру делать. Для чего неплохо кое-какие способности развить, ещё не решил, какие. Во-вторых, нехило бы ей фигурку подправить. От еды отвадить и в спортзал загнать. Вот задачка, а?