уносящих меня все дальше и дальше на восток, от семьи, в неизвестность. Я еду в ту самую Сибирь, где мне предстоит отбыть двадцать четыре года заключения и ссылки… Но… Я на боевом посту. В моей груди – залог бессмертия. Я должен оказаться достойным своей судьбы. По-солдатски ей отвечаю: «Служу Советскому народу!», – писал Быстролетов в главной книге своей жизни «Пир бессмертных».
Увы, но многие его подвиги навсегда останутся тайной. «Архивные материалы об оперативной деятельности легендарного российского разведчика Дмитрия Быстролётова никогда не станут достоянием общественности, так как до сих пор содержат данные высочайшей секретности», – заявил в свое время руководитель пресс-бюро Службы внешней разведки Сергей Иванов. «Без сомнения, Быстролётов является самой заметной фигурой в славной плеяде разведчиков страны», – сказал он.
Известно, например, что именно Быстролетов принимал участие в вербовке знаменитой кембриджской «четверки» – Кима Филби, Дональда Маклина, Энтони Бланта и Гая Берджесса, невероятная история работы которой на советскую разведку потрясла весь мир. Если бы Быстролетов не стал разведчиком, он бы мог стать выдающимся врачом, юристом или художником. А знакомство с его книгами показывает, что недаром он по отцу был родственником Толстого. Он мог бы стать выдающимся писателем, обладал даром рассказчика, писал ярким и образным языком.
Запретные дневники Ольги Берггольц
Ее называли «блокадной музой Ленинграда», «блокадной мадонной», её горячие патриотические стихи звучали в эфире Ленинградского радио и помогали жителям осаждённого города бороться и выживать. Она стала знаменитой, но ее жизнь оказалась полной драм и страданий. О многом в те времена ей приходилось молчать. Об этом поэтесса написала в своих дневниках, которые закопала в Ленинграде до лучших времён. Ее «запретная» исповедь была опубликована лишь недавно, а личное дело самой Берггольц рассекретили лишь в 2006 году.
Немецкая фамилия ей досталась благодаря деду, врачу-хирургу. Детские годы будущей поэтессы прошли на окраине рабочей Невской заставы. С 1918 по 1920 годы вместе с семьёй она жила в Угличе в бывших кельях Богоявленского монастыря. Росла и училась в трудовой школе, которую окончила в 1926 году. Первое ее стихотворение «Пионерам» было напечатано в газете «Ленинские искры» в 1925 году, а первый рассказ «Заколдованная тропинка» – в журнале «Красный галстук». В 1925 году она пришла в литературное объединение рабочей молодежи – «Смена». В 16 лет вышла замуж за поэта Бориса Корнилова, но вскоре развелась. Уже позднее Корнилов был арестован, а потом расстрелян по ложному обвинению.
Поступила на филологический факультет Ленинградского университета. Вторично вышла замуж – за однокурсника Николая Молчанова, с которым прожила до его смерти в 1942 году. Окончив в 1930 году университет, уехала в Казахстан, работая корреспондентом газеты «Советская степь», о чём рассказала в книге «Глубинка». Вернувшись в Ленинград, работала редактором в газете завода «Электросила. В 1930-е годы выходят ее книги: очерки «Годы штурма», сборник рассказов «Ночь в Новом мире», сборник «Стихотворения», с которых началась поэтическая известность Берггольц.
Суровые испытания
Но юную поэтессу ждали суровые испытания. В декабре 1938 года Ольгу Берггольц по ложному обвинению «в связи с врагами народа» и как «участника контрреволюционного заговора против тт. Сталина и Жданова» арестовали.
Знаю, знаю – в доме каменном
Судят, рядят, говорят
О душе моей о пламенной,
Заточить ее хотят.
За страдание за правое,
За неписаных друзей
Мне окно присудят ржавое,
Часового у дверей…
Беременная, она полгода провела в тюрьме, где после пыток и издевательств родила мертвого ребенка (обе ее дочери умерли прежде). Об этом, когда Берггольц освободили, она так, с горечью и гневом, написала в дневнике: «Ощущение тюрьмы сейчас, после пяти месяцев воли, возникает во мне острее, чем в первое время после освобождения. Не только реально чувствую, обоняю этот тяжелый запах коридора из тюрьмы в Большой Дом, запах рыбы, сырости, лука, стук шагов по лестнице, но и то смешанное состояние… обреченности, безвыходности, с которыми шла на допросы… Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: «живи».
Голос спасения
После начала блокады ее с тяжело больным мужем должны были эвакуировать из Ленинграда, но Молчанов умер, и Ольга Федоровна осталась в осажденном городе одна. Ее направили в распоряжение литера!урно-драматической редакции Ленинградского радио, где ее голос стал голосом самого блокадного Ленинграда. Молодая женщина вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость защитников Ленинграда. В Доме Радио она работала все дни блокады, практически ежедневно ведя радиопередачи, позднее вошедшие в ее книгу «Говорит Ленинград».
Перед лицом твоим,
Война, я поднимаю клятву эту,
как вечной жизни эстафету,
что мне друзьями вручена.
Их множество – друзей моих,
друзей родного Ленинграда.
О, мы задохлисъ бы без них
в мучительном кольце блокады.
Ее голос звучал в ленинградском эфире три с лишним года, ее выступлений ждали с нетерпением, сидя у черных тарелок репродукторов. Голос Берггольц, ее стихи входили в ледяные промерзшие дома, вселяли надежду, согревали сердца ленинградцев, которые называли ее «ленинградской мадонной».
Как и Левитан в Москве, Ольга Берггольц была внесена немцами в список лиц, подлежащих после взятия города немедленному уничтожению. Но 18 января 1943 года именно Ольга Берггольц объявила по радио: «Ленинградцы! Дорогие соратники, друзья! Блокада прорвана! Мы давно ждали этого дня, мы всегда верили, что он будет… Ленинград начал расплату за свои муки. Мы знаем – нам ещё многое надо пережить, много выдержать. Мы выдержим всё. Мы – ленинградцы!»
Великий дар любви
За эту работу в годы войны Ольга Берггольц была награждена орденом Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и медалями. Лучшие поэмы Берггольц, посвящёны защитникам Ленинграда: «Февральский дневник» и «Ленинградскую поэму».
Александр Крон вспоминал: «У Ольги Берггольц был великий дар любви… Она любила детей и страдала от того, что из-за перенесенной травмы материнство было для нее недоступно. Любила друзей, не просто приятельствовала, а любила – требовательно и самоотверженно. Даря друзьям свои книги, чаще всего писала на титуле: «с любовью» – и это не было пустой фразой, она говорила другу «я тебя люблю» с целомудрием четырехлетней девочки и при случае доказывала это делом. Она любила Анну Андреевну Ахматову и бросалась к ней на помощь в самые критические моменты ее жизни; любила Александра Александровича Фадеева, узнав об его смерти, выскочила из дому в одном платье, без билета приехала «стрелой» на похороны, обратно ее привезли простуженную… Она любила свой город, свою страну, и это была не абстрактная любовь, позволяющая оставаться равнодушной к частным судьбам. Обостренная способность к сопереживанию – один из самых пленительных секретов ее творчества».
После войны на гранитной стеле Пискаревского мемориального кладбища, где покоятся сотни тысяч ленинградцев, умерших во время Ленинградской блокады и в боях при защите города, были высечены именно её слова:
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто
После войны вышла ее книга «Говорит Ленинград» о работе на радио во время войны. Появляется прозаическая книга «Дневные звезды», позволяющая, как отмечали критики, понять и почувствовать «биографию века», судьбу поколения. Но Ольга Берггольц была человеком своего времени. Несмотря на страшное испытание тюрьмой, она вступила в партию. А в дни прощания со Сталиным в газете «Правда» были опубликованы следующие строки поэтессы:
Обливается сердце кровью…
Наш любимый, наш дорогой!
Обхватив твоё изголовье,
Плачет Родина над Тобой
«Если выживу, пригодятся…»
Свои дневники Ольга Берггольц вела всю блокаду. В них она писала о том, о чем говорить не могла. «Сегодня Коля закопает эти мои дневники. Все-таки в них много правды… Если выживу – пригодятся, чтобы написать всю правду», – записала Ольга Берггольц в своем дневнике. И написанная ею правда о блокаде дошла до нас.
22 июня она записала всего три слова: «14 часов. ВОЙНА!» А вот запись от второго сентября 1941 года: «Сегодня моего папу вызвали в Управление НКВД в 12 ч. дня и предложили в шесть часов вечера выехать из Ленинграда. Папа – военный хирург, верой и правдой отслужил Сов. власти 24 года, был в Кр. Армии всю гражданскую, спас тысячи людей, русский до мозга костей человек, по-настоящему любящий Россию, несмотря на свою безобидную стариковскую воркотню. Ничего решительно за ним нет и не может быть. Видимо, НКВД просто не понравилась его фамилия – это без всякой иронии. На старости лет человеку, честнейшим образом лечившему народ, нужному для обороны человеку, наплевали в морду и выгоняют из города, где он родился, неизвестно куда. Собственно говоря, отправляют на смерть. «Покинуть Ленинград!» Да как же его покинешь, когда он кругом обложен, когда перерезаны все пути! Я еще раз состарилась за этот день…»