Когда Бальмонт явился, русская лирика иссякала и ссыхалась от какого-то добровольного аскетизма, который можно приблизительно определить как аскетизм «общественно-гражданский». Надсон спрашивал сам себя: где поэзия, в чем она? — и отвечал, что она в скромной комнате, под самой крышей, где стоит письменный стол, на столе лампа, а за столом юноша или девушка с протестом в глазах, с идеалом в душе. Бальмонт в этом бедном, тесном и скучноватом мире взвился, как фейерверк. Он наперекор посрамленному Надсону заявил, что поэзия — это вся прелесть земли, все краски ее, все ее звуки, он восстал против пуританства, он воскликнул, что цель жизни в том, чтобы «видеть солнце», а все прочее приложится.
Блеском своих видений, новизной своих ощущений он очаровал современников, — лучше скажем «зачаровал», ибо именно так тогда выражались. Не знаю, был ли Бальмонт талантливее всех своих собратьев по модернизму. Но, безусловно, он был самым ярким из всех и в реакции против Надсона самым прямолинейным.
Но все это было очень давно. Надсона мы успели забыть. Декоративными прелестями модернизма успели пресытиться. Они больше не нужны, потому что мир уже «оправдан весь» — желание Бальмонта исполнилось! — и никто не спорит больше, что поэт волен искать вдохновение где и в чем ему вздумается. Если угодно – в студенческой комнате на шестом этаже, если угодно – в среброценностях и златозвонностях. Дело вкуса. Но человек не хочет больше удивляться, только удивляться, – он теперь, пожалуй, больше чем когда бы то ни было хочет «духовной пищи». И от поэзии – прежде всего…
Читатель спросит: а новая книга Бальмонта? Ведь вы, кажется, собирались говорить о ней. Да, собирался. Но, перелистывая эту книгу, так много вспоминаешь, и настолько не похоже на обычную поэтическую «эмоцию» впечатление, которое она оставляет, что простительно увлечься в сторону. Это простительно еще и потому, что о каждой из бальмонтовских книг в отдельности писать по существу нечего. Все эти книги похожи, все продолжают одна другую. Писать можно только о Бальмонте вообще.
Подчиняясь все же законному читательскому требованию, скажу, что новая книга Бальмонта называется «В раздвинутой дали», а в подзаголовке указывается, что это «поэма о России». Я добросовестно искал в книге поэмы, но, к сожалению, ее не нашел. Помещено в ней множество стихотворений на самые различные темы. В одних упоминается Россия, описывается или, вернее, славится русская природа. Другие стихи никакого отношения к России не имеют.
Общее содержание книги — пантеистическое, как и всегда у Бальмонта: растворение божества в мире. Но не только Бог и природа – одно. Поэт и природа – тоже одно. Бальмонт пишет о зорях и закатах, о луне и звездах, о ветре и жаре, как о самом себе. Россия для него – одна из частей прекрасного мира – только:
Русь, Россия,
Все морские
Все лесные чары в ней,
Полевые,
Луговые,
И степные. Ты о ней
Говори
Не умолкая
Вплоть до мая целый год.
Русь такая
Что, сверкая,
Всякий счет перетечет…
Знакомые стихи, как будто давно уже слышанные! Но после всего, что в России случилось — не с русскими реками и лугами, а с Россией, — эти славословия читаешь с недоумением. Все — прежнее. Поэт «как ни в чем не бывал». Русь васнецовско-билибинская. Можно позавидовать Бальмонту, что для него временное и преходящее имеет так мало значения, и что существует для него только вечное — только природа.
< СБОРНИК СТАТЕЙ «С КЕМ И ПОЧЕМУ МЫ БОРЕМСЯ?» –«ПУТЬ СЕКУНДНОЙ СТРЕЛКИ» А.МАКАРОВА.-«ГОРОДСКАЯ ВЕСНА» Е. ШАХА. –«ОСТРОВ» Ю. МАНДЕЛЬШТАМА. –«О ТУРГЕНЕВЕ» АНДРЕ МОРУА >
Литературные критики никогда и нигде в ладу между собой не жили. Но то, что происходит сейчас в советской России – беспримерно. Кто не читает советских журналов, тот даже и представить себе не может, до каких размеров дошла в них «критическая» перебранка, – или, как говорит один из героев алдановского «Ключа» – «до каких геркулесовых столпов цинизма дошли наши рептилии». У советских критиков в руках одно только оружие, которым они и побивают друг друга: верность Марксу, верность Ильичу, а в последнее время «верность генеральной линии нашей партии». Кто успешнее использует ту или иную цитату, кто подметит у противника особенно вредный «уклон», тот и останется победителем. И только к жонглированию цитатами, да к проникновенному использованию последних партийных директив вся советская критика сейчас и сводится. Тем, кто был все-таки поумнее, а главное, почестнее — Воронскому, например, — давно зажаты рты. Остались на поле брани лишь отъявленные трусы и откровенные глупцы. Но они все еще не могут успокоиться и спорят друг с другом, притворяясь, что у них есть «убеждения» и что ищут они не правительственного одобрения, а правды.
Из всех советских литературных группировок наиболее «рептильная» – бесспорно, напостовская. Напостовцами, как известно, называют себя сотрудники журнала «На литературном посту». Не будет преувеличением сказать, что в советской литературе эта группа занимает приблизительно то же место, какое занимает ГПУ в советской жизни. По части доносов напостовцы – мастера исключительные. Они признаются, что в литературе их интересует только одно – «чистота классовой линии». А так как полной кристальной чистоты добиться почти никто не в силах, то напостовцы недавно и пришли к грустному выводу, что есть в сущности один только писатель в России – Демьян Бедный. Он один истинно достоин свободы творчества и слова. За всеми остальными надо строго следить.
Напостовцы только что выпустили сборник под названием «С кем и почему мы боремся». Содержание его лучше всего характеризуется оглавлением. Участники сборника решили бороться с «буржуазным влиянием, мещанством и упадничеством», с «перерожденческими проповедями», с «проповедниками примиренчества, с защитниками пошлости, с либеральствующими начетчиками», с «пораженчеством в культурной революции, с правоуклонистскими капитулянтами, с меценатствующими чиновниками», с «комчванствующими болтунами», с «вульгарными упростителями», «ура– и сверхортодоксальными ликвидаторами попутничества», с «предателями большевизации литературы» и прочее, и прочее, и прочее… Нет того, с чем напостовцы не боролись бы. Последняя статья сборника называется «Долой Шиллера». Даже и автору «Разбойников» приходится теперь расплачиваться за непонимание истинных задач пролетариата.
Между прочим, достается от напостовцев и Максиму Горькому. В этом как будто есть признак смелости. Но по какому поводу напостовцы напали на Горького? Некий поэт Молчанов издал книгу стихов. Книга успеха не имела. По выражению Горького, «трое литераторов – Авербах, Безыменский и Маяковский – единодушно спустили собак своего самолюбия на Ивана Молчанова, хорошего поэта, на мой взгляд». Авербах – главный напостовец. Он сильно обиделся, и в ответ Горькому процитировал строчки Молчанова, «хорошего поэта»:
Тот, кто устал, имеет право
У тихой речки отдохнуть…
Как, значит, Горький за отдых? Значит, Горький за сдачу позиций революции, за упадничество? Мы уважаем и любим Алексея Максимовича, но… отдыхать у тихой речки мы не позволим даже и ему.
Вся книга в том же роде. В предисловии говорится, что «напостовцы спокойно смотрят в будущее и сумеют оказаться достойными ответственности, лежащей на них».
Тут же авторы скромно указывают, что считают «свои достижения, бесспорно, чрезвычайно значительными».
Интересно, как «человеческий документ», встречающееся в одной из статей заявление Юрия Олеши, автора известной повести «Зависть», писателя очень даровитого. Олеша с удовольствием констатирует, что цензура ему ничуть не в тягость – так же, как и «социальный заказ».
«Я не могу писать неправды, но писать неправду мне не нужно, ибо моя правда совпадает с правдой революции, без революции и вне ее я не мыслю своего существования и своего творчества».
Книга рассказов А. Макарова «Путь секундной стрелки» поверхностна и грубовата. Автор пишет в давно знакомой «импрессионистской» манере: короткими, будто бы яркими фразами, ставя точку там, где естественно было бы ждать запятую, ища резких и быстрых эффектов… Его литературная слабость тем яснее сказывается. Но иногда ему удается найти меткое слово, и поэтому к разряду «безнадежных» его отнести никак нельзя. Когда–то Владимир Соловьев писал о Брюсове: «если автору меньше пятнадцати лет, то, может быть, из него что-нибудь и выйдет, если больше — не выйдет ничего» (цитирую по памяти). Очень часто, читая новых советских авторов, думаешь приблизительно то же самое. К сожалению, мы о большинстве из них ничего не знаем, ни сколько им лет, ни кто и что они вообще.
Рассказы Макарова интересны по колориту и обстановке, но не по содержанию. Содержание самое плоское: жил-был молодой рабочий, терпел от хозяина, настала революция, рабочий хозяину отомстил. Но отдельные сцены, отдельные «штрихи» неплохи. Особенно, когда Макаров касается красноармейской солдатской жизни. Он ее чувствует и знает, он умеет показать ее читателю.
Два сборника стихов — «Городская весна» Е. Шаха и «Остров» Ю. Мандельштама — оба одинаково грамотны и опрятны, внутренне и внешне. Шах, пожалуй, опытнее как стихотворец, но у Мандельштама острее и живее непосредственное поэтическое чувство.
Шах пишет главным образом о своей меланхолии, о незнании, что с собой делать и к чему применить свои силы. Даже любовь лишь наполовину выводит его из спячки. Впрочем, он именно о любви пишет лучше всего, и есть в его любовных «томлениях» подлинное своеобразие.
Мандельштам говорит языком более общим. Зато иногда у него чувствуется сила, отсутствующая у Шаха.