— Для нынешней молодежи нехарактерно обращение на «вы», — заметил следователь.
— Я уже говорил: мы не были близки и не успели выпить на брудершафт.
— Какие церемонии. Так что с другом-то?
— «Больше чем друг», — ответила Юла загадочно. — «Муж?» — «Больше чем муж». — «Так кто же?» — Она засмеялась. — «Литературный агент». Но издатель утверждает, что литературный агент ей не был нужен.
— Может, конкурирующее издательство и Вагнер не в курсе?
— Конечно, тут большие деньги замешаны, но чтобы прикончить курочку с золотыми яичками… абсурд!
— Номер мобильника помните?
Я продиктовал, он записал. И сразу позвонил.
— Отключен. Мертво.
— Вот как? Еще вчера утром — я проверял — были длинные гудки. Если б найти мобильник…
— Не суть важно: литературный агент и так обречен. Мы узнаем номера абонентов Юлии Глан через оператора сети. — Он тотчас связался по телефону, видимо, с помощником и отдал нужные распоряжения.
— Итак, продолжим. Кого-нибудь из этих лиц, — Быстров встряхнул листок, — в Доме литераторов вы встречали?
— Тихомирову мельком в холле. Однажды Страстова. Юлий Громов — завсегдатай. Как-то встретились и в самом ресторане.
— Осветите этот эпизод.
— Да нечего там особо освещать. Эпизод
проходной. Разговор, точнее, спор шел о восприятии Евангелия: чувственном и аскетическом. Тут Юлик и подключился, обозвал Рафаэля жеребцом — абсурдист был в крепком градусе.
— Кто?
— Так он себя называет — «абсурдист» — концептуально. Ну, подсел к нам, высказался и ушел опять в свою компанию.
— Что за компания?
— Человек пять-шесть, такие шумные, наэлектризованные, сидели в другом углу. Запомнились две экстравагантные девушки, полуголые, яркие, как птички.
— Птички с панели?
— По-моему, классом повыше. Какие-нибудь старлетки из мира моды, эстрады… Лицо одной как будто знакомо, не лично, а может, по ящику видел.
— Когда это происходило?
— Давно… — я задумался. — В среду! А кажется, столько времени протекло. Да, на другой день нас с Юлой понесло в Чистый Ключ. В тот лес, в тот жуткий дом, который она у бабы Яги снимала.
— Не она снимала, — сообщил следователь.
— Не она?.. Я думал, там ее близкие рядом…
Старик покивал.
— Наверное, это тоже сыграло свою роль.
— Вам известно то, что неизвестно мне!
— Так и должно быть. Интуиция, — старик подмигнул («Господи, только б его не заменили!»), заглянул в свой листок: — Кто у нас еще остался? Вагнер одобрял, Покровский обличал, Страстов восхищался…
— Да! — вспомнил я. — По слухам, у фотокора была любовная связь с Юлией, а в четверг он сделал предложение ее сестре.
— Ага, еще один мотив обозначился: литературный, денежный, любовный… А что связывало вас с нею, я так и не понял.
— Я ее жалел.
— Это чувство тоже может далеко завести. Так что расслабляться не советую, пока все против вас. Почему вы сразу не обратились к нам?
— Мне не хватило мужества.
Быстров кивнул, взял трубку вновь ожившего телефона, послушал, приказал: «А везите его сюда!»
Убийца
— Я лично Марину Мораву никогда не видел, но наслышан, как и все в нашем районе. Известная знахарка. Тещу мою покойную лечила от гнойной ангины.
— Ну и как, вылечила?
— Горло вылечила. А гнойники перешли в нос, начался гайморит.
— Правильно. Главное — источник энергии. Те, кто взаимодействуют с духами тьмы, только переносят заразу на другой орган, на другого человека или животное. По-настоящему исцеляют святые.
— В чертовщине я не разбираюсь, — сообщил Быстров, — но с делами тьмы, уголовными то есть, взаимодействую. После войны Морава привлекалась за подпольные аборты, но доказать ничего не удалось. При прежнем режиме она работала подпольно, теперь же и подавно — народный целитель!
— Она лечит внушением, гипнозом или травами?
— Думаю, и то, и другое… Бальзамы — так она свое зелье называет — тут, почитай, в каждом доме. Это первый с нею, не считая абортов, явный такой скандал. Теперь мы ее прижмем.
— Столетнюю старуху?
— Не по адресу проявляете гуманизм, гражданин Черкасов. Ладно, вернемся в чертову хижину. — Следователь заглянул в листок. — Старцева-Глан заявила, что вас ждут какие-то испытания. В тот вечер «опекун» ее звонил на мобильник?
— При мне нет. Думаю, «опекун», как вы удачно выразились, подготовил все к условленной встрече — свечка, вино — услышал наши голоса на подходе и спрятался. Фраза про «испытания» была произнесена с презрительной издевкой, но девочка, к сожалению, не принимала его всерьез… словно дразнила. Тайком сняла крюк с двери и открыла погреб. А когда я хотел занавесить окно, Юла засмеялась злорадно: «Здесь кругом лес, мы в лесу!»
— Жертва спровоцировала убийцу… — следователь покачал головой в раздумье. — Но если ваш внезапный сон вызвало снотворное — его подсыпали в вино заранее. Так что речь идет, скорее, о предумышленном убийстве, которое, как следует из ваших показаний, хотели свалить на вас. Красть труп преступнику было незачем.
— Но если Марина Морава обладает мощными парапсихологическими способностями…
— Ну и что тогда? Труп встал и пошел?
— Да вот я все думаю про того оборотня в окошке. Жуткий и прекрасный одновременно…
Быстров перебил:
— Про мистику эту я уже от вас слышал. Вы уверены, это не галлюцинация после зелья в вине?
— Возможна и галлюцинация. Я был в шоковом состоянии, и голос мне слышался: «мор» или «умер» — одно слово повторялось как будто бесконечно. Это проделки вашей местной ведьмы.
— Или вашей столичной штучки, — старик усмехнулся, — или уже мировой? Скажите пожалуйста, девчонка в двадцать один год!..
— Сюжет в духе Юлии Глан — про оборотня! — подхватил я в тон. — Девчонка превращается в старуху, старуха в девчонку… Словом, доктор Джекил и его кошмарный двойник мистер Хайд.
— Американские маньяки? — поморщился Степан Сергеевич. — До того достали по телевизору…
— Это знаменитый английский роман. Доктор лечит, а его двойник совершает по ночам жестокие убийства. Кстати, зачатки раздвоения личности, мне кажется, есть в творчестве Юлии.
— Час от часу не легче! Симптомы тяжелые, от душевнобольной можно и впрямь ожидать любых проделок.
— Проделки? Она убита! Когда я вынул нож из раны, кровь хлынула потоком… Вот вы проверьте мои джинсы и свитер!
— Все проверим, не волнуйтесь. Стало быть, — Быстров глядел в свой листок, — похищены нож, сумочка с мобильником и фотография. Это не считая трупа… что пока оставим. Вы уверены, что Денис Тихомиров убит этим же ножом?
— Скажу осторожно: похожим. Столовый, с металлической ручкой, на которой выпуклая виньетка в виде веточки. Вещь расхожая.
— Так-так… — протянул следователь. — Нож свеже- и острозаточенный, вонзен под лопатку, задето сердце, смерть наступила сразу. Сопротивления, похоже, не было никакого.
— Значит, опять снотворное… какой-нибудь старушкин «бальзам».
— Проверяем. У преступника есть ключ: замок вырван Старцевым, но заперт как положено, никаких посторонних следов типа отмычки.
— Допросите с пристрастием Мораву! — воскликнул я. — Если не Юла снимала избушку — то кто?
— Наш человек сейчас у нее. Вы упомянули, что в субботу вышли на Дениса Тихомирова. О чем был разговор?
— О его детской дружбе с сестрами Старцевыми. Тринадцать лет назад исчезла их мать, дети почему-то подозревали Марину Мораву.
Изумленный, поверх очков, взгляд.
— Это… это очень странно!
— Что именно?
— Что дети убиты в ее доме. Таких совпадений не бывает! Почему подозревали Мораву?
— Он не вспомнил, Денису было всего восемь, а Мане и того меньше. Узнать теперь не у кого.
— Ничего, побеспокоим знаменитого писателя, с него не убудет. Надо думать, о жене в милицию было заявлено, значит, в архиве есть какой-то материал. Денис знал про дом в лесу?
— Если и знал — мне не сказал.
— Ну а что сказал?
— Что с Юлой они дружили, но секса у них не было.
— А с кем у нее… — начал следователь.
— «Так вам все и выложи!» — такой я услышал ответ. Он даже выразил сожаление, что я не из «желтой» прессы. «Бабки нужны». Понимаете? Денис что-то знал про ее связь с убийцей.
— Возможно. Дружба дала трещину?
— Два года назад они перестали появляться вместе в ЦДЛ. Она вдруг стала знаменитостью, разные интересы их разъединили.
— Его-то интерес понятен, — вздохнул Степан Сергеевич (дядя Степа, про себя я его уже окрестил). — Вены все исколоты.
— Я так и подумал: наркоман. И душевное состояние, и физическое соответствовало… героин требует денег и денег.
— Да уж… Вы с кем-нибудь, кроме официанта, говорили о Денисе Тихомирове, о своем визите к нему?
— Ни с кем!
Следователь покивал.
— Схема, увы, известная. Похоже, ваши вопросы заставили юношу вспомнить нечто важное, может, какую-то улику, о чем он, понятно, умолчал. Однако позвонил убийце и потребовал денег за молчание. Вспоминайте! Слово за слово вспоминайте разговор…
Быстров не докончил. В коридоре послышался топот как бы множества ног, а вошли трое: два, как я понял, оперативника в штатском и Юлий Громов в наручниках. Лицо застыло в какой-то брезгливой гримасе, но взор, сверкающий очками, решителен и тверд. Он порывисто подошел к столу и заявил звонко и раздельно:
— Записывайте! Чистосердечное признание. Я, Юлий Викторович Громов, в ночь на 24 мая зарезал ножом Юлию Старцеву (литературный псевдоним — Юлия Глан). Мотив — ревность в состоянии опьянения. В убийстве Дениса Тихомирова не повинен.
Гедонистка в трауре
В дальнем углу пустынного коридора у открытого окна сидела женщина в шляпе из черной соломки с вуалью на глазах. Я не сразу узнал Тихомирову, только когда близко подошел: ненакрашенное лицо покрыто, как маской, меловой бледностью, прорезанной тонкими морщинами; медные завитки волос кажутся ярко-красными по контрасту. Сейчас она была похожа на умершего сына.