— А что же Лада?
— Вы ж сказали, что ее знаете.
— Совсем не в том смысле, Боже сохрани!
— Мне это безразлично, а для вас — лучше, что не связались. Не как муж, а как врач говорю: не хочется эту женщину демонизировать, но из-за малейшей своей чувственной прихоти она способна переступить через все нормы. Тогда она, при ее уме, все поняла мигом и не стала унижать себя ложью. Никогда я не видел жену в таком волнении… разве что в это воскресенье.
— «В таком волнении» — она не хотела расставаться с вами?
— В сущности, я ей уже мешал, раз все раскрылось. Зачем вам эти пошлые подробности?
— Мне нужен ключ к событиям тринадцатилетней давности.
Доктор пожал плечами.
— Разве Лада уже тогда была знакома с Громовым?
— Не в нем дело.
Он поглядел на меня пристально.
— Ну что ж… Помню утро, проскрежетал замок, Лада, не раздевшись, в плаще, вошла в спальню. Я, одетый, сижу дожидаюсь, хотя уже должен быть на приеме.
— Число помните?
— Да уж врезалось в память: 28 мая.
— А вы знаете, что накануне исчезла жена Старцева?
— Да. У них гостил Денис. Но что это доказывает? Даже если они были любовниками и Мария покончила с собой, узнав, им ничего не предъявишь в уголовном плане.
— У вас есть доказательства, что Старцев и Лада были любовниками?
— Нет. Я спросил, где она провела ночь. Она тотчас поняла подоплеку моего вопроса, отвечала непреклонно, что не намерена быть откровенной, ни в чем никогда не раскаивается, что уйдет от меня. Ушел я. И больше ее судьбою не интересовался.
— А судьбою сына?
Он весь как-то перекосился.
— Что я мог? Любой суд оставил бы сына матери, формально она вполне уважаемый член общества, известная писательница…
— Почему вы не развелись?
Психотерапевт усмехнулся.
— Очевидно, статус кво полухолостяков-полуженатых нас обоих устраивает. Разумеется, деньги я давал.
— К вопросу о деньгах…
Он перебил:
— В своих расспросах вы зашли, по-моему, слишком далеко.
— Вам не хочется разобраться в своей жизни?
— Забавно, что вы мне тут консультацию устраиваете. Ну?
— Вы знали, что Денис — наркоман?
— Нет. Он навещал меня редко, на минутку.
— И вы ему давали деньги?
Не отвечая, Тихомиров довольно долго смотрел в потолок, потом промолвил глухо:
— Занимаясь всю сознательную жизнь психическими отклонениями, сам я три дня назад ощутил острое желание убить человека.
— Жену?
— Как она посмела довести сына до такого состояния!
— Вас обоих устраивало такое положение вещей.
Тихомиров не слушал.
— Вы сказали, что Денис знал путь к разгадке. Он шантажировал убийцу?
— По всей видимости, это мотив. Наркоману постоянно нужны деньги.
— Ну, предположим, Денис кое-что знал про свою подружку Юлию — что-то, связывающее девушку с убийцей. Но что связывает ее гибель с исчезновением матери?
— Место преступления. Загадка лесной избушки, по словам Юлы, занимала ее с детства. Вы там бывали?
— Никогда.
— Чистый лес — это заповедник с душистыми опушками и мрачными чащобами, с ветерком на полянах и ручьем со студеной водой. Там все есть, в первозданной, как пишут поэты, красоте.
— Неужели в Подмосковье еще сохранился такой поэтический ландшафт?
— Его сохранила местная колдунья Марина Морава. Элитный лес — ее лаборатория, где в майские ночи инфернальная старуха собирает травы.
Доктор кивнул.
— Я слыхал от следователя: некая смесь обнаружена, — он запнулся, но тут же продолжил, — в трупе Дениса, эксперт в затруднении. Говорят, она еще и сильный экстрасенс.
Итак, мы подошли к самой главной теме.
— По роду профессии мне приходилось изучать древнейшие жреческие ритуалы. Скажите, Лев Петрович, как на магические элементы и приемы смотрит современная наука? Например: в состоянии гипноза человек может совершить убийство против своей воли?
— Вы думаете, Морава загипнотизировала Громова?
Не Громова собирался я спасать — абсурдист сам выбрал свой абсурдный путь, — но перед этим проницательным специалистом не хотел даже упоминать имя Манечки.
— Он утверждает, что это с ним уже было, с его согласия. И Лада может подтвердить. Ну, там любовные игры… И опять повторилось в ночь с четверга на пятницу. Учтите, старуха тогда была на месте преступления, я свидетель. И преступник почти ничего не помнит: ни где взял нож, ни куда дел труп…
— Он был дико пьян.
— Непохоже. Очень уж осмотрительно и хладнокровно Юлий действовал.
— Так вы имеете в виду постгипнотическое внушение?.. Что ж, вот вам и объяснение, как человек с фобией к острым предметам и крови, мог зарезать.
— Можно пролить кровь по внушению?
— В самой глубокой, так называемой парадоксальной фазе торможения возможно полное подчинение адепту. Однако нож надо было наточить, то есть подготовить заранее — по-вашему, это проделала Морава?
Это был самый уязвимый пункт оправдания убийства!
— Старуха могла и заранее внушить.
— Ну, если она агент дьявола… Только вот цель: чем ей мешала бедная девочка?
— Бедная… Ее издатель возмутился бы.
Доктор проговорил задумчиво:
— Юлия была феномен в своем роде. Ее успех — не свидетельство ли соперничества с отцом?
— Эдипов комплекс в таком случае предполагает мальчика.
— Я и говорю, феномен. Комплекс Электры: девочка и мать. Но жизнь сложнее и загадочней любых фрейдистских схем.
— Вы читали Старцева?
— В молодости. Крупный реалист.
— Как я догадался по обмолвкам близких, он давно не пишет. История с женой его потрясла, с дочерью — доконала. Кстати, а Юлию Глан читали?
— Ну, знаете, такой чушью мне некогда заниматься.
— На основании чего у вас составилось такое мнение?
— Следователь сказал.
Я показал ему два пестрых томика, взятых у соседа, с просьбой… ну хоть просмотреть.
— Извините, мне правда некогда.
— Пожалуйста!.. Может быть, вы мне объясните психологию жертвы, ее тайну — за что?
— Если вы так ставите проблему… — Я поспешно положил книжечки на стол и придвинул к нему. — И если я сумею выкроить время… — Доктор с тоской посмотрел на «Школу Платона» в глянцевитой мягкой обложке, на которой два монаха оцепенело глядели друг на друга.
— Ухожу. Последний вопрос. Кто может снять постгипнотическое внушение?
— Выражаясь тавтологически: тот, кто его внушил.
— А если не хочет?
— Сельский экстрасенс не хочет?.. Можно попробовать перекрестным гипнозом… Нет, увольте, это не мое амплуа, пусть «органы» найдут врачей. Но предупреждаю: эти энергии очень опасно колыхать, да и нет гарантии, что получится.
— Вот и славно, — проговорился я в задумчивости.
— Что ж тут славного? — удивился доктор.
— Иногда человеку лучше про свои деяния не помнить.
— Боитесь за психику убийцы? Экий вы гуманист. Тогда молитесь, чтоб чертова бабушка скоропостижно окочурилась.
— Энергетика иссякнет?
— После смерти экстрасенса все его «сдержки и противовесы» рухнут в один миг и больные окажутся лицом к лицу с реальностью.
Дар другу
От мужа — к жене. Тихомирова попивала бордо, держалась стоически — «Не берет!» — курила, курила, курила в своей темнокрасной пещере, и не лунно-звездная пижама была на ней, а затрапезное старое платье, зато черное.
— Лада, неужели ты не замечала, что твой загородный вертеп посещают посторонние?
— В пятницу впервые заметила. Всегда чисто, Марина прибирала.
— Но как могла Юла запросто туда ездить? Ведь она рисковала тебя застать.
— Девчонка Дениске иногда позванивала, от него, должно быть, знала, что я бываю за городом по средам и выходным. Морава говорит, что всего три раза замечала чужие следы, для моего глаза практически незримые.
— Ты в эти дни виделась с Моравой?
— Мы перезваниваемся, она очень больна.
— У старухи же мобильник… — пробормотал я. — Совсем забыл!
— Ну и что?
— Не она ли сообщила тебе про убийство Юлы?
— Да, позвонила в воскресенье утром.
— Что сказала?
— Что у нас в избушке ЧП: в ночь на пятницу зарезали старшую дочку Старцева. Мы с Мариной когда-то давно девочек на опушке видели, я рассказала, кто такие. И сегодня, говорит, в доме найден убитый, сына не назвала, жди «органов».
— Ты позвонила Громову и все ему выложила?
— Кое-что. Я была вне себя.
Так вот от кого он мог узнать подробности преступления!
— А ты знала, что у него фобия Маяковского — страх крови и острых предметов?
— Что-что?.. Погоди! — Лицо
Тихомировой вспыхнуло сиюминутным оживлением. — Точно! Придурок хлеб ни разу не порезал, бутылку штопором не открыл… Ссылаясь на полиартрит: боли в суставах, ручки берегу.
— Никакого полиартрита у него нет.
— Понятно. Ручки берег для убийства. За тебя, Алексей! Теперь понятно, почему он жил в таком вакууме — ни жены, ни детей… Одинокий гений при мамочке, духовный странник, — она засмеялась, — а причина у всех про все одна — физиология.
— Тогда уж психика… Тебе-то зачем психопат был нужен?
— В той самой точке с физиологией у него было окей, я предмет не острый. Что так смотришь, Алеша, из каких небесных сфер? Ни разу с женщиной не спал? Все мы звери — ласковые и кровожадные одновременно. А может, у меня сработала банальщина — не реализованный полностью материнский инстинкт.
— Почему б тебе в сыне его не реализовать?
— Сейчас ты праведно ужаснешься: Денис не любил меня.
— В чем это выражалось?
— Всегда глядел волчонком, знал одно слово: дай!
— И ты откупалась деньгами.
— Что значит «откупалась»?
— Платила за индульгенцию на «дольче вита» и постепенно, с возрастом, становилась все менее требовательной. Начиналась твоя «сладкая жизнь» по-крупному, кончается — с инфантильным идиотом.
— А что, идут мои похороны? Алексей Божий человек, каким судом судишь?
— Прости за обобщения, но суть такова.