– Ред, а ты вообще похож на колдуна-расстригу. И да, из большого спорта я, считай, ушла.
Ред Килдар, как и Джон, из новых островитян. Его занесло сюда ветром шестидесятых, но попытка основать колонию вольнодумцев, последователей философии Тимоти Лири{138}, сдулась, как и сам Тимоти Лири, так что теперь Ред проводил дни в обществе свиней, коз да воспоминаний о бурной молодости. На ферме «Эйгон» он ежедневно доит Фейнман для Джона, делает козий сыр и пропалывает грядки в огороде. Если верить Джону, Ред выращивает лучшую марихуану за пределами Кубы, а по-гэльски говорит куда правильнее меня.
– Я тут на днях о тебе вспоминал, Мо.
– Правда?
– Да… Понимаешь, прямо мне под ноги шлепнулась дохлая летучая мышь.
– Рада, что в мое отсутствие меня не забывают.
Ред надвинул на нос мотоциклетные очки:
– Мне пора. Пойду, побеседую с индюками про Дэви О’Брудара. Ну, береги себя!
Он резко повернул ручку газа на своем стареньком «нортоне», поросенок на дне коляски проснулся, залез на сиденье и снова шлепнулся на дно. Мотоцикл взревел и укатил.
Свою ярость Хайнц Формаджо выразил лишь тем, что легонько хлопнул дверью.
Мы с Техасцем смотрели друг на друга с противоположных концов кабинета. Садовые ножницы гнома щелкали за окном{139}. Я чуть было не сказала: «Пли!» – но, вообще-то, чуть было не говорю я гораздо чаще, чем говорю.
– Вы, должно быть, очень важная персона, если можете выставить Хайнца из его собственного кабинета.
– Я просто испугался, что наш добрый директор начнет метать громы и молнии.
– Ну, громы Хайнца не страшнее порки пучком салата.
Он сунул руку в карман рубашки:
– Не возражаете, если я закурю, доктор Мантервари?
– В «Лайтбоксе» курение запрещено.
Он закурил, вытряхнул из чаши ароматическую смесь-попурри на папку с надписью «Лайтбокс» и стал использовать чашу вместо пепельницы.
– Однажды кто-то пошутил в мой адрес: вместо листов бумажных – входящих да исходящих, – у него одни табачные, чадящие.
– Позвольте вам не поверить.
Он улыбнулся, словно верю я или нет, не имело особого значения.
– Доктор Мантервари, я из Техаса. Вы знаете, что до вступления в союз Техас был независимой республикой?
– Да, знаю.
– Нам, техасцам, есть чем гордиться. Например, мы гордимся тем, что всегда говорим начистоту. Давайте попробуем поговорить начистоту. Пентагон требует завершить работы по квантовой когнитивности.
– Раз требует – завершайте.
– Это может сделать только исследовательская группа «Лайтбокса». И мы оба знаем почему. Потому что в этой группе работает Мо Мантервари.
– Со вчерашнего дня Мо Мантервари нигде не работает.
Он выдохнул струйку дыма и смотрел, как она вьется.
– Ах, если б все было так просто…
– Все именно так и есть.
– Когда короли отрекаются от престола, полицейские уходят в отставку, директора научно-исследовательских центров демонстративно хлопают дверьми, никто из окружающих и бровью не поведет. Но вы, доктор, никогда не сможете выйти из игры. Это факт. Смиритесь с ним.
– По-вашему, это разговор начистоту? Я вообще ничего не поняла из ваших слов.
– Тогда я сформулирую иначе. «Лайтбокс» – один из множества исследовательских институтов. В России, Индонезии, Южной Африке, Израиле, Китае охотники за головами готовы пойти на все, лишь бы заполучить такого специалиста, как вы. Есть еще новоиспеченная коалиция арабских стран, которые не слишком нас любят. Три независимых агентства военных советников очень интересуются квантовой когнитивностью, одно из них – наши британские сородичи. Короче, на рынке очень тесно и неспокойно. Пентагон предлагает вам сотрудничать с нами. Наши менее демократичные конкуренты будут вас к этому принуждать. Где бы вы ни спрятались, вас найдут, потому что в ваших услугах нуждаются. Вас заставят работать, хотите вы этого или нет. Я выразился достаточно ясно, доктор Мантервари?
– А каким же это образом меня будут принуждать?
– Очень просто. Похитят вашего сына и будут держать в бетонном бункере, пока вы не завершите работу.
– Не смешно, причем совсем.
Он положил свой кейс к себе на колени.
– Вот именно. – (Застежки кейса щелкнули.) – Вот досье с фотографиями и описанием методов, которыми пользуются охотники за головами. Достоверность информации можете проверить по своим каналам. Вашим друзьям из Международной амнистии в Дублине наверняка знакомы эти имена. Просмотрите в свободную минуту, только не перед обедом. – Он протянул мне папку. – И вот еще. Держите! – Он швырнул мне маленький черный цилиндр, размером с футляр для фотопленки.
Я посмотрела на него, но в руки не взяла.
– Что это?
– Очень полезная штучка. Запрограммирована на отпечаток вашего большого пальца. Крышечка откидывается, как у зажигалки. Если нажмете кнопку, в течение четырех минут один из наших людей будет у вас.
– Почему я должна верить этому бреду? И с чего вы взяли, что все дело во мне?
– Новый мировой порядок стар как мир. Военное противостояние возвращается – впрочем, оно и не прекращалось, – а ученые вроде вас выигрывают войны для генералов вроде меня. Потому что если совместить квантовую когнитивность с искусственным интеллектом и спутниковыми технологиями, как вы и предлагаете в пяти своих последних статьях, то самое современное ядерное оружие станет не страшнее теннисных мячиков.
– А откуда этим призрачным охотникам за головами известно о моих исследованиях в «Лайтбоксе»?
– Оттуда же, откуда и нам. Старый добрый промышленный шпионаж.
– Ерунда, никто не собирается меня похищать. Посмотрите на меня, кому я нужна. Я уже немолода. Среди тех, кому за сорок, только Эйнштейну, Дираку и Фейнману удалось сделать значительный вклад в науку.
Техасец смял сигарету в чаше и ссыпал туда ароматическую смесь.
– Сколько людей заискивают перед вами, доктор! Я бы охотно к ним присоединился, знай, что это поможет делу. Слушайте меня внимательно. Я ни хрена не смыслю в этой вашей матричной механике, квантовой хромодинамике и в том, как вы ничто превращаете в нечто с помощью энергии, полученной из ниоткуда. Но одно я прекрасно понимаю: на всей планете наберется не более десяти человек, которые способны воплотить квантовую когнитивность в жизнь. Шестеро из них работают у нас в Техасе, в Сарагосе. Я предлагаю вам работать там же. В любом случае осенью мы собирались перебросить проект «Кванког» из «Лайтбокса» в Сарагосу и, разумеется, соответствующим образом увеличить ваше вознаграждение. Однако же ваше заявление об увольнении заставило нас несколько ускорить события.
– Почему я должна работать на вас? Ваш президент – мошенник и тупица.
– Ну это вам любой дурак подтвердит. А скажите, кому из мошенников и тупиц, которые сегодня стоят при ядерной кнопке, вы предпочли бы доверить «Кванког»?
– Для применения в военных целях? Никому.
– Поедемте в Техас, доктор Мантервари. Из всех организаций, которые проявляют к вам интерес, только мы с уважением и пониманием отнесемся к вашим взглядам и к правам вашего сына Лиама и Джона Каллина. Вы видите во мне врага, доктор. Напрасно, но я это переживу. В моем мире понятия «друг» и «враг» определяют контекстуально. В ваших интересах – понять, что я на вашей стороне. Пока не поздно.
Я посмотрела на Меркурия.
– Мне он всегда был по душе, – сказал Техасец, перехватив мой взгляд. – Смекалистый.
Над пабом «Зеленый человек» со скрипом покачивалась вывеска. Мейси, опершись на каменную ограду, смотрела в подзорную трубу на море. Брендан возился на огороде за домом. Седые волосы Мейси совсем побелели.
– Добрый день, Мейси!
Она наставила подзорную трубу на меня и разинула рот:
– Не может быть! К нам явился призрак Мо Мантервари! Эту шляпенцию я заприметила еще на «Фахтне», но решила, что это орнитологиня приехала, изучать гусей-лебедей. А с глазом-то что стряслось?
– Да это я проводила эксперимент в лаборатории и наткнулась на блуждающий электрон.
– Ну, ты с детства вечно на что-нибудь натыкалась. Брендан! Глянь, кто приехал! Жаль, что ты не поспела на летнюю ярмарку!
С огорода прихромал Брендан.
– Мо! Ты привезла нам погоду! А Джон вчера выхлебал столько «гиннесса», но ни словечком не обмолвился, что ты приезжаешь! Матушки мои! А глаз-то, глаз! Нужно приложить сырого мяса.
– Я без предупреждения. Розы у вас – просто чудо! А жимолость! Конец октября, а как разрослась! В чем ваш секрет?
– В навозе, – ответила Мейси. – Отличный свежий навоз, от коров Берти Кроу. И еще, конечно, пчелы. Заведи пасеку, Мо, когда вернешься насовсем. Будешь заботиться о пчелах – и они позаботятся о тебе. А какие нынче бобы уродились, загляденье! Правда же, Брендан?
– Да, бобы хороши, ничего не скажешь. – Брендан уставился на свою кизиловую трубку, которую курит уже полвека. – Проведала свою матушку в Скибберине, Мо?
– Да.
– И как она?
– Чувствует себя неплохо, но рассудок совсем ослаб. По крайней мере, там она не сможет причинить себе вреда.
– И то правда, Мо. – Мейси выдержала подобающую паузу и продолжила: – А что ты такая худенькая, Мо? Небось, в этой своей Швейцарии живешь на одних фондю и «тоблеронах».
– Просто я много времени провела в дороге, Мейси. Вот и похудела.
– Ездила с лекциями, да? – уточнил Брендан, и в его взгляде вспыхнула гордость.
– Вроде того.
– Ох, вот бы твой па порадовался!
Но Мейси не желала довольствоваться моими уклончивыми ответами.
– Знаешь, нечего стоять под дверьми, – решительно заявила она. – Пошли в дом, расскажешь, чего повидала на белом свете.
Брендан всплеснул старческими морщинистыми руками.
– Мейси Микледин, а Мейси Микледин! Дай нашей крестнице дух перевести с дороги, а потом уж накачивай ее вискарем. Мо, наверное, мечтает добраться наконец до дома. Белый свет обождет.