время, и что общего у того мальчика, что забрался по случаю в кровать пахучей продавщицы, с этим лощеным, ухоженным мужчиной, благоухающим отменными духами, в дорогом костюме (в Союзе таких никто не носит, это считается «неприличным». Ведь революционеры – а кто в целом ведомстве публично откажется от этого высокого звания? – должны, конечно, носить галстук и сорочку, отглаженные брюки и пиджак без пятен от выпавшей изо рта каши или бифштекса, туфли и носки, последние лучше без штопки, но ни в коем случае не напоминать даже отдаленно кого ни то с плаката буржуазной рекламы. Основоположник был резко скромен – вот и извольте…) и галстуке с булавкой, в которой сверкает крупный алмаз?
Наивный вопрос…
Ладно, в сторону упаднические размышлизмы. Велено сделать дело, и оно будет сделано.
Через два дня он внимательно осмотрел мужа мадам Штерн. Даже его познаний хватило, чтобы мгновенно определить: геморрой здесь совсем ни при чем. Рак простаты, выраженный и запущенный.
Пока пациент одевался, Василий Андреевич задумчиво покачивал золотым пером «Паркер» над бланком, понимая, что писать, собственно, нечего. Через месяц-другой начнутся дикие боли, он, бедный, станет исходить криком все ночи напролет и дни прихватывать, а она… Бедная баба.
– Вы мужественный человек? – положил ручку, встал. – Я не совсем врач, но меня чему-то учили… Так вот, вы способны выслушать нечто весьма неприятное?
Гость пожевал губами, застегнул «молнию» на брюках, проверил на ощупь узел на галстуке – делал все это, не отводя глаз от хмурого лица аптекаря.
– Говорите, – сказал, пожав плечами – в знак того, что понимает все.
– У вас запущенный рак простаты. Неоперабельный, я думаю. Специалист скажет точнее, но вам осталось… Два-три месяца.
– Специалист? – повторил Штерн презрительно. – У специалистов кишка тонка, я знаю! Или Инесса не велела им говорить правду? Впрочем, это одно и то же. Я должен сделать распоряжения?
– Да. Следует, видимо, окончательно сформулировать текст завещания, встретиться – если есть желание – с теми, кто далеко.
– Я понял, – протянул руку. – Вы мне очень понравились, господин Абашидзе. Я полагал, что очередной всплеск моей супруги – привычная чепуха. Нет. Вы весьма достойный господин. Инесса сказала, что вас поразил ее рассказ о великом князе из России?
– В самом деле, она рассказала вам? Это даже трогательно… Я благодарен вашей супруге. Невероятный рассказ!
– Вы еще не все знаете. Завтра, в полдень, мы ждем вас на ланч. Если вам, конечно, удобно.
– О, вы меня очень обяжете.
– Так вот, вас ожидает действительно потрясающий рассказ о наследстве русской династии. Я доставлю вам удовольствие, можете не сомневаться. – Протянул визитную карточку, улыбнулся. – Мы будем рады.
…Когда двери закрылись, полковник долго ходил из угла в угол, похрустывая пальцами. Везение? Удача? Совпадение? Невероятно, но похоже было, что «попал в случай» – как это, должно быть, называли далекие предки, некогда бежавшие от большевиков. Сейчас он готов был поверить, что они и в самом деле его предки. Других не существовало никогда…
Прыгающая трель телефона вырвала из сна, протянул руку, но промазал и свалил аппарат на пол. Чертыхаясь, подобрал трубку.
– Это ты? – послышалось. – «Без тебя ле-ететь с о-одним крыло-ом…» – безбожно коверкая слова, пропела по-русски. – Я взяла словарь и перевела. Восторг! Русский язык бездонно удивителен…
– Кло? – едва сдержал готовую прорваться зевоту. Бедная девочка, она явно в трансе, но ведь теперь… взглянул на часы. – Кло, дорогая, сейчас восемь утра!
– Днем и ночью… – почти басом пропела она.
– Кло… – Это уже было странным. – Послушай, откуда ты знаешь всю эту советскую ахинею?
– Догадайся! – засмеялась. – Дурачок, я включила приемник и поймала твою бывшую столицу!
– Моя бывшая столица – Санкт-Петербург! – нашелся и, уже довольный собой, продолжал: – Почему ты не спела мне… «Не покидай, я умоляю, побудь еще хоть час со мною, я так люблю, я так страдаю, и снова полон я тобой, о, как тяжел миг расставания, скажи, к чему разлука нам…» – Голос у него был красивый, сочный – это все знакомые отмечали, и Кло мгновенно оценила:
– Дорогой, ты поешь лучше Азнавура! Какая дивная мелодия! А слова? Я чувствую в них небытие…
– Я переведу… – Девочка склонна к экзальтации. Что ж, в данном случае это достоинство. – Вот, вникай… – И, с трудом подбирая нужные слова, проговорил: – Ты не должна уходить, я стою на коленях и плачу от любви, так грустно расставаться, да и зачем нам это делать?
– Великолепно! Ты никогда не пробовал предлагать свои переводы?
– О нет… Ты хочешь мне сказать, что…
– Что я только что выползла из ванной, и ты через десять минут должен быть у меня!
Собрался мгновенно. Как прекрасна жизнь, однако – такой напор был бы уместен еще пять лет назад. Сегодня же… Конечно, до печальной ситуации месье Штерна ему еще далеко, но все же, все же… Слишком уж бурно: из постели – на стол, со стола – в постель…
…Позвонил, открыла мгновенно и повисла на шее, традиционно дрыгая ногами. На ней был розовый прозрачный пеньюар, случайно или специально он облегал ее тело, придавая ему странный, неземной цвет.
– Я так соскучилась по твоим волосатым, сильным рукам! – пропела в ухо. – Ты – гризли! Давай потискай меня немножко!
Он исполнил и даже переусердствовал, потому что Кло вскрикнула и толкнула его в грудь:
– Милый, ты несомненно гризли, да ведь я не медведица… Иди за мной.
В комнате приказала лечь на диван, на спину (это подчеркнула) и провела средним пальцем по обеим его щекам. Безошибочный прием, он мгновенно забыл обо всех своих недомоганиях.
– Я разденусь… – привстал с дивана. Кло довольно резко толкнула ладонью в грудь.
– Для того что мы сейчас будем делать, это не нужно… – Ее опытные пальцы нащупали «молнию» на его брюках и мгновенно открыли доступ к достоинству. – В прошлый раз я обратила внимание, что ты не носишь белье…
– Да, это у меня с колледжа – в те годы белье было таким грубым, а у меня… в этом месте так нежно все… Я поэтому. Дурная привычка?
– Зачем же… Сейчас это даже упрощает… – достоинство вывалилось на свет божий и мгновенно напряглось. – О-о… – протянула. – У меня еще не было случая лицезреть… Да-а, я уважаю тебя, это искренне. – И, заметив, как он снова порывается встать, припечатала к ложу. – Лежи, шер ами. Ты когда-нибудь слышал о французской любви?
Слышал ли он? Наивный вопрос… Та, магазинщица, именно с этого и начала. Но мог ли он даже помыслить, чтобы Кло… Невероятно!
– Зачем дидактика, любимая? Приступим…
Она знала толк в том, что теперь начинала. Медленно и нежно обнажив его плоть, она провела пальцами по тыльной стороне, наиболее чувствительному месту, отчего напряжение возросло столь бурно, что выразительные глаза Кло застыли и пальцы замерли в ожидании незамедлительного окончания. Как же плохо еще она знала полковника…
– Нет-нет… – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Продолжай…
Теперь она применила язык. Коснулась основания пылающего столпа и повела вверх – туда, где природа мудро образовала нечто среднее между солдатской каской и куполом общественного здания. Здесь язык затрепетал, извился и вывернулся, его мелкое дрожание было столь прекрасно, что полковник почувствовал, как теряет сознание. Такого не знал и готов не был. В его устойчивом представлении предложенный вариант был, по сути, тем же самым, что делает ребенок, добывающий материнское молоко. То, что делала Кло, было с другого берега, другой планеты, его юнкерский и даже мужской опыт не вмещал подобного. Но сколь же прекрасным и удивительным было возникшее ощущение. Где-то в подкорке всплывали и тонули в сладостной муке пустые сравнения: – «Я парю в эмпирее», «Я тону в бездне» – вся эта выспренняя чепуха не отражала и сотой доли его переживаний. Наконец она сделала последнее, неуловимое и неопределяемое движение, и он провалился… Куда? Вряд ли он смог бы это объяснить…
Потом пили кофе и чай, последний – в уважение к его происхождению. Кло щебетала, носясь по комнате в развевающемся пеньюаре, и бросала на Абашидзе загадочные взгляды. Заметив, как любимый взглянул на часы, сказала сдержанно:
– Ты торопишься? У тебя свидание?
– Нет, что ты… – замялся. Она спрашивала неспроста. Не хватало еще, чтобы начала изобличать. – Моя пациентка… – смешался. Он же аптекарь, а не доктор. – Так я в шутку называю своих постоянных покупательниц, пригласила меня на ланч. Я осматривал ее мужа и… Там не все здорово, Кло… Ее муж серьезно болен. Я бы никогда не ушел от тебя сейчас, если бы не это печальное обстоятельство.
– Я понимаю. Ты прав: я ждала – признаешься ли ты сам или мне придется тебя изобличить.
– В чем? – искренне обиделся. Да что она, в самом деле… Но она знала – к чему вела:
– Речь идет о Моше Штерне, не так ли? Это наш банковский консультант. Видишь, я все знаю. Вчера его жена Роза была здесь, у меня, она с таким восторгом рассказывала о тебе, что я мгновенно все поняла. Женщину трудно обмануть, мой милый…
– Господи… – вздохнул облегченно. Чертова идиотка, кто тянул тебя за язык, будем надеяться, что хоть подробности не изложила. – Я и не собирался обманывать. Старая пациентка (она еще, оказывается, и Роза. Надо же)…
– И женщина, добавим, – непримиримо перебила Кло.
– Ради бога! – почти закричал. – Нашла к кому ревновать! Я просто посочувствовал им…
– Не вздумай завести с нею роман… – погрозила пальцем.
– Ты с ума сошла! – изумился искренне, вскочил с дивана и заключил в объятия.
Все повторилось на ковре. На этот раз обыкновенно. В какое-то мгновение полковником овладела скука.
По дороге к Штернам он думал о непредсказуемости судьбы и о том, что умный человек выгоду получает дважды, причем от одного и того же. Причастность обеих женщин к выполнению задания не пугала: в нужный момент он извлечет максимум из той и другой, – в конце концов, два плюса всегда лучше, чем один.