Литерное дело «Ключ» — страница 22 из 34

– Хорошо… – ответил хмуро. Что еще мог ответить? – Пусть завтра после службы, в это же время, придет в русскую церковь. Только я предупреждаю вас…

– О, это без надобности. Она придет, никого не приведет, вы можете быть совершенно спокойны.

– Хорошо. Что вам сказала Клотильда обо мне? Как объяснила эту идиотскую конспирацию?

– О, она честная девушка, она не должна врать родственнику, она рассказала чистейшую правду! Вы скрываетесь от полиции за финансовые махинации, она боится за себя и за вас – полиция уже приходила, а Кло ценит свое место. Это весьма престижное место, месье!

– Хорошо, – повеселел полковник. – Скажите Кло, что она – умница!

Негр улыбчиво кивнул и ушел. Двое у стекла продолжали молча курить.


Негр, видимо, не лгал: когда полковник вышел из закусочной и двинулся вверх по улице, они остались на месте и даже не новели головами в его сторону. Это был хороший знак. Негр сказал правду. Кло – тоже. Что делать теперь? Абашидзе начал просчитывать варианты. Получалось так, что оператор Кло (сотрудник разведки, у которого она была на связи) проинформировал ее о ключе. Кло этот ключ проверила, естественно – рьен[9]. И тогда взялись за него, это тоже естественно. О том, что у него есть еще один ключ, они не знают. Это дает шанс, но только в том случае, если ключ настоящий. Как это узнать? Попросить Кло? Очень смешно… Тогда как быть?

Он вдруг подумал, что затея с вкладом, похожая больше на лотерею в любезном отечестве, когда только рабочий-передовик может выиграть «Волгу» или в крайнем случае «Москвич», – это не игра на самом деле, а самый верный проигрыш. Может быть, плюнуть на все и тихо раствориться в мире, который не подвластен ни службе разведки, ни ее «К», ни даже «В», которая уничтожает врагов и изменников. Поищут-поищут и перестанут. А ведь есть Катя, милая, добрая девушка с ясными голубыми глазами. Правда, Нина, дети… Ну, им помогут. Это сегодня традиция – помогать непричастным женам изменников. Это как бы весьма добрый жест, ну и слава богу. Всякая любовь исчезает со временем, вот она и прошла. А детки розовые… Последний раз видел их три года назад, они наверняка выросли, стали другими. Неизбежное феминистское воспитание вряд ли украсило их, зачем им отец и они отцу? Если у Нины и нет сейчас любовника или претендента на должность супруга, он появится в самое ближайшее время, свято место пусто не бывает, тем более что Нина – красивая, привлекательная и еще сравнительно молодая. Десять лет разницы у них, ему теперь сорок три, ей, стало быть, – восторг! – всего-то тридцать три. Кто хочешь умрет…

Но все эти выкладки были пустыми. Чувствовал, куда деться, ничего не прошло – к чему убеждать себя в обратном, и дети отнюдь не звук пустой… А Катя? Ну что – Катя… Мелькнуло хорошенькое личико, это еще ни о чем не говорит. Правда, она рвалась, она желала, ведь это ощущалось, это не может обмануть. Господи… Стюардесса тоже стремилась и получила все, чего хотела. Это ведь не любовь… А может быть, бесконечные связи, легкие, непринужденные, ослабили чувство истинное, глубокое, и он просто-напросто не способен любить по-настоящему? Запах воды доносился от озера, влажный запах жизни. Там, за окном, человечество живет и радуется, как и во всем мире. Даже в отечестве есть люди: мужчины и женщины, дети, и даже счастливые. Или думающие, что счастье посетило их. Сравнивать-то не с чем…

Бессмысленные, пустые реминисценции, первый признак слабости и растерянности. Ну уж нет. Пока в легкие проникает воздух и сердце не остыло – вперед. Дома у Кло никого нет, и, следовательно, можно установить прослушку. Проникнуть в ее дом, защищенный всего лишь от воров, – это плевое дело. Сфотографировать ее ближайшие связи – и того проще. Правда, она со своим негром переодетого дедушку срисовала мгновенно… Может быть, плохо положил грим? Одежда подвела? Только в эту минуту ему пришло в голову, что дело нечисто. Она, сколь бы сильно ни любила, ни страдала, ни ощущала его, любимого, все равно преодолеть профессионально отработанную защиту такого рода не смогла бы. Значит? Значит, надо признать свое поражение. Значит, она, расставшись однажды, скрытно проводила его до служебной и установила ее, как это называется на служебном же языке. А раз так – субчики все знали и действовали наверняка. Надо думать – они и сейчас стоят поблизости…

И снова смутное беспокойство овладело им, какая-то неуловимая мысль бродила и не давалась, будто верткий карась в садке. Так-так-так… Это связано с Кло. Вот: суть наших взаимоотношений заключалась не в изощренной любви, а в разговорах. Эмоциональных разговорах. О Романовых. Их уничтожении. Тепла и света во все добавляла угадываемая, а потом и подтвержденная причастность Кло к их деньгам. И это означает… Это означает, что уже тогда служба приступила к проверке. Окончательной проверке через подставленного агента. Слишком уж велика ставка, слишком велика… Какой же я идиот… Ведь эта мысль плавала на поверхности! Она сто раз приходила в голову, и я, кретин несчастный, отбрасывал ее! Как наивняк и придурок, я запрашивал совета у своих… Ничтожество. Ничтожество, и больше ничего. Но теперь, ребята, мы посмотрим, чьи в лесу шишки. Вы, детки, из легальной резидентуры. Посольские крысята в упаковке из газеты. Вам ли равняться с опытным, прожженным нелегалом? Мы проверим это…

Забрав из сейфа аппаратуру и специальные ключи, вышел через запасной ход; над решетчатой калиткой маячила шляпа – они… Вернулся и спустился по парадной лестнице. С предпоследней площадки увидел в глубине нижнего холла еще две шляпы. Разведчики «наружки» делали вид, что с головой погрузились в прессу. Что ж, путь отступления как бы отрезан, тратить время на отрыв от них – занятие для профессионала глупое и недостойное. Дурачье… Они даже не понимают, что, случись с ними сердечная колика, например, резидентура и пальцем не пошевелит. Провал никому не нужен. Итак…

Насвистывая, вприпрыжку спустился с лестницы, направился к дверям. По дороге поймал безразличный взгляд того, что стоял ближе. «Вы не скажете, который теперь час?» – осведомился безразличным голосом, идиот поднял руку с часами к глазам и мгновенно оказался на каменном полу – без сознания. Второй рванул на помощь, попытался достать ногой в ухо – легко прикоснулся ладонью к ступне, повернул слегка, незадачливый дурак врезался головой в стену и рухнул недвижим. «Учиться надо, ребятки…» За ноги затащил обоих в привратницкую, прикрыл двери. Раньше чем через час не очухаются. Тот, что у калитки с тыла, не рюхнется до тех пор, пока часа два-три не пройдет. Что будет дальше? Соберутся втроем и обсудят ситуацию. Кто-нибудь предложит идти сознаваться. Двое упрутся. В конце концов, может быть, фигурант удалился вниз из окна, по вертикальной стене – кто это проверит? Не видели – и все! Пожурят, накажут, отправят на родину. А если сознаться, что упустили? Тут такое подгадать может, не о копейках речь… Сел в автомобиль, включил стартер, вдруг понял, что мосты сожжены, берега вдалеке, назад пути нет. «Вы мне не оставили его… – подумал вяло. – Ваша ошибка: с 20 декабря вы никому не доверяете, и главным образом – себе самим. Это расплата, дорогие товарищи…»

Автомобиль оставил внаглую неподалеку от подъезда Кло. «Сил у вас, архаровцы, раз-два и обчелся! Не на Красной площади, куда вы можете стянуть хоть дивизию. Нет вас здесь и часа два точно не будет. А мне всего-то и надо – сорок минут по часам». Парадные двери открыл легко, сигнализации не опасался – Кло работала неподалеку и никогда на его памяти ею не пользовалась. Но где заветная кнопка – знал. Вот она, замаскирована под выключатель. Все на месте, все в порядке. Поднялся на этаж. Входная дверь обладала достаточно сложным замком, но ведь инструмент в Москве не лохи слесарили. Мгновенно нашел в сцепке подходящую отмычку, вставил, повернул – всего на один замок закрыла, вот ведь какая молодец… остальное было делом навыка, техники и, главное, умения выбрать место для прибора. Один приладил к ножке декоративного цветка в вазе, второй укрепил в спальне, за зеркальной рамой. Включил приемник: все работало на ять.

И, подчиняясь странному, неведомо откуда пришедшему импульсу, достал из кармана ключ, подарок Волкова, и сунул его на самое дно баночки с кремом. Замазал тщательно дыру, закрыл крышку. Если что, ключ в надежном месте. Чепуха, конечно, шнз, да ведь кто знает истину… А как красив туалетный прибор… Французская работа третьей четверти XVIII века, расцвет Севрской мануфактуры. В Павловске убеждены, что у них уникум, единственный экземпляр, а вот и нет! Здесь не хуже и, может быть, даже дубликат!.. А это что? Из высокой вазы торчали длинные трехгранные спицы с тяжелыми круглыми головками. Их было штук десять, вытащив одну, полковник с удивлением обнаружил, что женщина того времени вполне могла воспользоваться такой заколкой как боевым оружием. А может быть, так и было предусмотрено?

В автомобиле снова включил прослушку: фон слышен, теперь дело за людьми. Они появились через час примерно, точного времени не засекал – не для отчета, для себя ведь… Кло вышагивала первой, за ней, шагах в пяти, шкандылял мужичок лет сорока пяти, рослый, безликий, такие играют в кино секретарей обкомов, успел еще подумать: «Ровесник мой. У нее определенно склонность к зрелым мужчинам». Они скрылись в подъезде, не обратив на него ни малейшего внимания. Лишний раз убедился, что давно сказанные слова преподавателя и собственный опыт еще ни разу не были опровергнуты. Объект ничего не видит за спиной, даже специально подготовленный, тем более если подготовка хреновая или царит убежденность, что все в полном порядке. Здесь было и то, и другое. Ведь олухи, которые стерегли, на все запросы по рации сообщали, что все в порядке. И вот – звук, чистый, ясный, будто слова долетают из-за плохо прикрытых дверей. «С чего начнем?» – это ровесник. «С чего хотите…» – у Кло усталый голос и безразличные слова. Бедная девочка, ты сама напоролась когда-то. Не надо было минеты в подъездах делать, долю и свободу ищут не в постели или тем более на батарее под лестницей, которую мыли в последний раз еще при Тиле Уленшпигеле. «Тогда начнем с дела. Делу – время, потехе – час. Ха-ха-ха». – «Ха-ха-хи