— Да на кой он вам?.. Завтра-послезавтра отбудет.
— Все равно познакомьте…
Латынин кивнул скорее просто чтоб не продолжать дальнейший спор.
Но в антракт все же подвел докторессу к Грабе.
— Имею честь представить… Мария Федоровна Тарабрина. А это наш гость…
— Грабе Аркадий Петрович… Штабс-капитан. Честь имею!..
— Очень приятно, — улыбнулась докторесса своей самой очаровательной улыбкой.
— Очень приятно, — ответил Грабе.
Но по глазам было видно: врет. Его мысли занимало нечто иное.
— Какие погоды стоят в столицах? Что нынче носят? — спросила докторесса.
Грабе нахмурился, вспоминая, что он читал о погоде в газетах:
— Да что сказать? Дождливо этим летом, — потом повернулся к градоначальнику. — Скажите… А эта пьеса?.. Кто ее написал?.. Драматическая составляющая работает в полнакала, но живо написано. Весело…
— Ай, да это один наш учитель написал. Из ссыльных… Вольнодумец…
— Вольнодумец?..
— Ну да. Если уж и наши края — не место для вольнодумства, то где еще можно думать свободно?
— И много у вас ссыльных?..
— Да почти все. Благодаря ссыльным у нас в городе появился еще один доктор, театр, фотографическое ателье. В школе учителя, хотя и не без странностей: все норовят «ять» вычеркнуть. Так ведь и в столицах об этом речь ведется. Ведь так же? И я говорю: шлите нам больше ссыльных!
Звенел звонок, приглашая зрителей занять свои места.
Тарабрина ушла вперед, Гордей Степанович придержал Грабе. Шепнул ему:
— Только должен предупредить: она вроде политическая…
— «Вроде»?.. Это как?
— Политическим был ее муж ссыльный. Она за ним последовала. По примеру декабристов. Только тот спился здесь за полгода. Да сгорел от белой горячки.
— Жена же за мужа не отвечает?..
— Это у вас так в столицах, наверное, говорят. А у нас: «мужи жена — одна сатана».
— Да не переживайте так. Я убежденный холостяк. К тому же не сегодня-завтра отбуду…
На том и порешили.
Но все оказалось еще быстрее, еще стремительней.
Где-то далеко нечто сдвинулось с мертвой точки.
До того, как закончился спектакль, явился посыльный от телеграфиста. По распоряжению Грабе у аппарата кто-то дежурил постоянно.
Штабс-капитану сообщили: его вызывают спешно. Очень скоро грабе сел за ключ, благо почтамт от театра находился через площадь.
Телеграфист ожидал, что опять будут долгие переговоры со столицей. Но уже через пять минут военный освободил место.
Сообщил:
— Все…
— Как все? — удивился телеграфист. — Что значит «все».
— В данном случае «все» означает «все». Абсолютно все. Вы можете быть свободны. Телеграмм я из столицы не жду. Вообще не жду ни откуда.
— А что это хоть было? — поинтересовался телеграфист, прекрасно понимая, что прямого и честного ответа не получит.
Оказался прав.
— Я покидаю ваш прелестный городок. Все разъяснилось. Это было недоразумение, ложная тревога.
Собираясь в дорогу, Грабе вспомнил о Латынине. В прошедших телеграфных переговорах его упомянуть забыли, поэтому надлежало что-то решить…
Из местных о летающей тарелке знал только он и Пахом. Пахом не вызывал каких-то опасений — был он молчалив. А когда говорил, то делал это на своем, не всем понятном языке.
Иное дело — Латынин.
Он знал недопустимо много.
Что делать?
Устранить его от этой тайны?.. Это значило обидеть старика на всю жизнь — ведь благодаря его сообразительности об инопланетном аппарате не говорят на каждом углу. И даже наградив, задвинешь его в угол — он быстро наверстает. Наверняка сопьется, начнет рассказывать про катастрофу в тайге, про синего черта… Ему, вероятно, многие верить не будут, но в соответствии с законом подлости, который иногда сильнее закона всемирного тяготения, рано или поздно он сболтнет не тому, кому надо.
Отправить его куда-то на край географии, куда Макара телят не гонял. В почетную ссылку, туда, откуда не возвращаются? Это немногим спокойней, но совершенно бесчестно. Потому как градоначальник не просил, чтобы эта тайна вмешивалась в его жизнь. Однажды она просто возникла на его пороге, и с ней надо было что-то делать. И, надо сказать, справился с этим выше всяких похвал…
Наконец, решение пришло:
— Гордей Степанович?.. — спросил
— Слушаю вас?.. — ответил бургомистр и будто невзначай втянул живот.
— Я и Пахом отбудем на место падения аппарата. Может, вы поедете с нами?.. Сейчас и впредь нам будет нужен толковый гражданский… Который бы в будущем смог взять на себя хозяйственное управление небольшим тайным городом. Конечно же, жалование будет увеличено… Готовы ли служить Отчизне на новом месте?..
Вполне ожидаемо Латынин оказался готов.
Санкт-Петербург
За окном что-то жутко загрохотало, словно из зоопарка выпустили тварь покрупнее, предварительно привязав к ее хвосту все доступные в округе жестянки.
— Что там за шум такой? — спросил Литвиненко.
Сделал он это между прочим, читая «Петербургскую газету». Было ясно, что грохот его интересует поскольку-постольку, ибо предположительный источник оного ему скорей всего известен.
Горский выглянул в окно, отметил:
— Да это наша лягушка-путешественница на своей коробчонке катит. Евграф Петрович из Парижа прибыл.
Литвиненко кивнул и перевернул лист, всем видом показывая, что именно так он и думал.
Штабс-капитан Попов катил по улице на своем мотоцикле. Был он одет по последней шоферской моде: в кожаную кепку, огромные очки, размером чуть не с консервную банку, и в кожаный же костюм.
Возле ворот притормозил, показал охраннику свой пропуск. Тот, хотя и знал мотоциклиста в лицо, проверил бумагу, кивнул. Попов оставил мотоцикл рядом с парадным, поспешил по лестнице.
У входа задержался: через двери как раз пытались пронести огромный и тяжелый ящик, который пытались затащить два грузчика.
Рядом суетился сам генерал-майор Инокентьев. Выглядел он довольным, словно мальчишка, который получил долгожданный подарок. Грузчикам Инокентьев не помогал, а скорее наоборот:
— Осторожней, осторожней голубчики… Да куда ты его прешь, мерзавец! Побьешь ведь и меня задавишь!
От волнений генерала грузчикам становилось только хуже:
— Барин, не мешайте! — возражал тот, кто постарше. — Энто наша работа. Мы же тебе не говорим, как солдатами командовать!
— Ах ты шельмец! Да я тебя…
Но договорить не успел, увидав Попова.
— А, Евграф Петрович! Доброго вам дня! Вернулись? Когда?
— Да сегодня приехал ночным…
— И сразу на службу? Верно, желаете отдохнуть?
— Да скучно отдыхать…
— В самом деле? Ну надо же! А я вас вспоминал совсем недавно в связи с одним делом — жить будете долго! Еще подумал — сюда пренепременно Евграфа Петровича надо!
— Долго жить — еще скучнее. А что за дело такое?..
— А пойдемте-ка, я вам покажу!
И увлекая Попова за плечи, генерал удалился.
Грузчики вздохнули с облегчением. Но ненадолго.
Проходя через общую комнату, Инокентьев упрекнул скучающих офицеров:
— Они, понимаешь ли, газеты читают! А мне, старому человеку, надо помогать грузчикам! Герхард Павлович, будьте так любезны… Займитесь! А то ведь без присмотра сопрут что-то!
Литвиненко поднялся и пошел к грузчикам.
Меж тем Попов спросил у генерала:
— А что это за ящик такой? Кто-то купил фисгармонию?..
— Нет… Мы все-таки купили радиопередатчик с приемником. В среду прибудут из университета специалисты, устанавливать антенну, обучать офицеров. Стараемся шагать в ногу со временем! Как далеко ушла вперед техника. И телефоны, и телеграфы! О чем еще мечтать! Мне присылали отчет об электрической телескопии! Это передача изображения на расстоянии. Говорят, это дело ближайших пяти-десяти лет…
— А как же наш старый радиопередатчик? Дай бог памяти, мы покупали уже радио.
— Ах, и не говорите! Оно уже устарело оказывается!.. Техника идет вперед семимильными шагами! Наши финансы за ней просто не поспевают! Но вот, получили наконец финансы! Новый проект, знаете ли…
— Новый проект? Какой?
— Именно об этом я бы с вами и хотел поговорить…
В своем кабинете из сейфа Инокентьев достал ту самую папочку, которую предъявлял Столыпину.
— Ознакомьтесь, — предложил генерал. — Только не спрашивайте, может ли такое быть. Не будьте банальным. Может. Все предельно серьезно…
Попов кивнул и действительно читал все серьезно.
Предельно серьезно.
Прочтя признался:
— Неожиданно. Просто дух захватывает… И вы хотите…
— Я хочу, чтоб вы отправились туда. Отбудете на «Скобелеве». Вам, вероятно, будет работа по… специальности.
— Кого-то убрать?
— Скорей замести следы. Хотя, не исключено, что… В общем, на месте разберетесь.
— Вы, я так понимаю, не летите?..
— Нет.
— Я буду старшим в операции?
— Нет… Вернее не совсем. Уже на месте работает Грабе. С вами я еще отправляю Данилина. Пусть учится. Его просил сам Аркадий Петрович?
— А зачем ему этот мальчишка? Он действительно хорош?..
Инокентьев покачал головой:
— Грабе абсолютно противоположного мнения. Подпоручику еще учиться и учиться…
— Тогда зачем?
— Он говорит, что парню сказочно везет: за неделю он три раза был на волоске от смерти. Но всегда выживал.
— Удача переменчива.
— Именно так я и сказал Грабе.
— А он что?
— Сказал, что все же предпочитает рискнуть.
— Кто еще будет там?..
— Мы пригласим с десяток ученых, у которых обычно консультируемся… Будет казачья сотня. Там уже имеется сотня казаков, и мы направим две-три сотни арестантов. Инопланетный корабль надобно будет эвакуировать.
— После эвакуации…
Инокентьев лишь глазами показал: «да».
Попов кивнул:
— Я тогда возьму два пулемета…
Когда-то в Запасном бюро именины у сослуживца отмечали просто и без особых затей. Впрочем, с того «когда-то» поменялась одна только вещь.