— Чтоб потом никто не нашел здесь гвоздей…
— Да не! Я про башню-то!
— Сюда должен прибыть «Генерал Скобелев».
— Эва! — удивился есаул. — А я-то, сирый, думал, что «белый енерал» сгинул. А оно вишь… Припасли его для тайных дел…
— Генерал Скобелев скоропостижно скончался, Царствие ему небесное. Прибудет дирижабль, поименованный его именем, — милостиво пояснил Грабе.
— Дирижабль?.. Вот ведь как… А шо это за штука такая будет?
Но Грабе уже не слышал его слов, а взбирался вверх, на мачту.
Оттуда озирал окрестности, но не видел ничего, кроме зеленого моря тайги, букашек-людей, снующих по поляне, да металлического блеска тарелки, лениво лежащей на боку.
Здесь на высоте он закурил сигару, неимоверно вкусную, самую дорогую из тех, которые можно было купить в Иване Ивановиче.
Спустившись, наведался и к яме, спрыгнул в нее. Попробовал на ощупь стены, кивнул:
— Достаточно… Идемте за мной!..
И арестанты, гремя кандалами отправились вслед за Грабе. Он велел собирать трупы пришельцев, относить их в холодную яму, где оные накрывали лапами папоротника.
Одного нашли совсем рядом с тарелкой — саженях в десяти от тарелки, другого — сразу за входом, в воздушном шлюзе.
Инопланетяне выглядели неважно: вряд ли при жизни они соответствовали идеалам людской красоты. Еще страшнее их сделала смерть и местные твари. Вероятно, зверье привлек запах падали, и одному пришельцу лиса обглодала все кости там, где конечности выступали из одежды. Наверное, пыталась порвать ткань костюмов, но та оказалась слишком прочной для ее костей. Где не смогла залезть хищник — поработали муравьи.
Убрав этих двух, арестанты впервые вошли в аппарат. Путь им карманным фонариком освещал Грабе. Сухие элементы Лекланше уже дышали на ладан, лампа светила в полнакала.
Но света хватало: огонек отражался в зеркальных стенах аппарата. Коридоры корабля были совсем невысокими. Двигаться по ним приходилось пригнувшись.
Вынесли, кажется четверых — Пашка не помнил. Пришельцы разлагались, и вонь от них стояла от них что называется, неземная. Она заполняла все, и было как-то не до рассматривания внутреннего убранства тарелки, паче что света от фонарика Грабе было не так уж и много.
Мертвые в тарелке сохранились не в пример лучше. Внутрь проник тлен, насекомые, но хищники не решились вступить в кромешную темноту.
Тела пришельцев складывали в холодную яму, накрывали их ветвями папоротника, сосновыми лапами — словно хоронили…
Перед сном у арестантских костров говорили много: у многих это была не первое путешествие в Сибирь, но никто не мог припомнить такого богатого впечатлениями дня.
— Истину вам говорю, энто они башню Вавилонскую городят! — говорил кто-то богомольный, указывая на невидимую в темноте башню. — Энта железяка с небес свалилась, значицца она от бога. А мы башню будем строить до небес… Антихристы окаянные… Добром не кончится это!
— Да не мели пустого! — ругался Ульды. — Ведь стройку-то закончили. Да и не та у нее основа, чтоб ажно до небес карабкаться. Хотя на кой она им сдалась — не пойму.
После Бык рассказал о яме и про необычный холод в ней.
Но студент, убивший невесту, легко нашел причину подземного хлада:
— Тут вечная мерзлота — вот и студено…
— Что это за зверь такой? Мерзолота-то?..
— Почва промерзла вниз на многие версты. И летом оттаивает только сверху — а снизу ледник. Климатология — великая наука.
Наступило молчание. Где-то недалеко о чем-то своем завыл волк. Почти заглушая его, свинцово гудела мошкара.
— И угораздило их свалиться нам на муку… — пробормотал все тот же верующий.
— Если б они не свалились, мы бы уже давно в земле лежали.
— А ты, верно, себе сто лет отмерил?.. Все одно ведь пришибут тебя рано или поздно…
— Не знаю, как тебе, только мне лучше, чтоб поздно.
— Мне вот еще чего любопытственно. — спросил галантерейщик. — Чего это они тут рухнули? Ладно, я понимаю, летали бы в Европе, Америке. На худой конец — под Петербургом… Чего они тут делали?
— Да шут его знает… Наверное, своих ссыльных в Сибирь везли.
— Лягайте спати. — предложил Бык. — Відпочивайте, хлопці, бо сили потрібні!
Гибель большевика
Вечером, по окончании работ у костра арестанты собрались играть в карты.
Сначала играли арестантские главари: Галантерейщик, Бык и Ульды. Для разнообразия Галантерейщик решил сегодня проиграть, из-за чего его соперники пребывали в благостном настроении.
После них к картам допустили братию менее весомых — подручных упомянутых главарей.
Пытался подсесть Рундуков.
…Кажется, за последнее время по цепи, словно по какой-то пуповине к этому непонятному человеку, имени которого никто не знал, да и знать, в общем не хотел, перелилось нечто от Быка. Полуинтеллигент не стал ни сильнее, ни выше, но перенял манеры, стал похож не на быка, а скорее на лошака… Впрочем, за последнее время он изрядно поправился — для Быка выделяли лучшие куски, и полуинтеллигент тоже не грустил.
И вот сейчас полуинтеллигент набрался смелости отшить Рундукова:
— Эй, куда лезешь?..
— Играть… — ответил Станислав.
И взглядом обвел остальных в поисках поддержки.
Но ее не последовало.
На потугами недополуавторитета остальные арестанты смеялись. Но поскольку Бык своего миньона не одергивали, делали это исключительно за их спиной. И сейчас Бык сыто молчал. Непонятный человек, ободренный молчанием продолжал:
— И на что вы намерены играть, господин революционер? На свои… ха-ха… Цепи? На убеждения? На пайку? На свой бушлат арестантский?..
— На бушлат деревянный, — дежурно схохмили из темноты.
Послышалось пару смешков — не весьма громких и столь же дежурных.
— Я… В долг?.. — предположил большевик.
— Да пошел вон! — чуть не хором ответили игроки.
Рундуков вздохнул и действительно вынужден был уйти.
Обиженный он сел у костра, стал бросать в него веточки.
Как раз перед сном вместе обходили посты Грабе с есаулом.
Тропинка шла мимо места, где отдыхали каторжане.
— Что это у них? Карты?.. — поинтересовался Грабе. — Не лучше ли их отобрать?..
— Не извольте беспокоиться, — покачал головой есаул. — Эти отберем — они из бересты вырежут. Да и нельзя ж человека вовсе развлечений лишать. Он без них звереет лихо…
— От азартных игр вообще и от карт в частности, — заметил Грабе. — бывают всякие треволнения и убийства.
— Смертоубийства бывають, а как же. Да только так пырнут одного-двух и улягутся. А у нас такого народу всегда не убудет. А вот ежели они позвереют да против сабель попрут. Пущай играють.
Костер топили собранным сушняком, разжигали его стружкой и щепой, оставшейся от строительства домов да вышки. Уже неизвестно после чего остались отпиленные кружочки кругляка — деревянные шайбы где-то в полдюйма высотой и с пятак в поперечнике. Такой и начал вращать в руке Рундуков.
Немного подумав, предложил Павлу:
— А давайте в шашки играть?.. Это для необразованных азарт, а мы с вами люди из другого теста!
— Да как в них играть?.. У нас-то и доски нет, и фигур тоже…
— Ну, сейчас что-то придумаем.
На земле у костра Станислав Рундуков начертил шахматную доску. Набрал шайб под число шашек. Половину из них вымазал в саже.
— Давайте играть?.. — предложил Павлу.
Сыграли несколько партий. Все партии Павел проиграл почти вчистую. Играть он умел препаршиво: пожалуй только знал правила да идею. Да и не сильно хотелось.
Как раз в это время из игры выпал полуинтеллигент — с молчаливого же согласия Быка его друзья обыграли миньона вчистую. Оставили голодным на день вперед.
— А это что?.. — спросил он у большевика.
И закашлялся.
— Шашки, — ответил Рундуков. — Не хотите сыграть?.. Никакого фарта — только ум…
Полуинтеллигент не хотел. Если он проиграет еще тут, то, верно, потеряет последние капли авторитета. Впрочем, он ошибался: оного у него не имелось никогда.
Зато игрой заинтересовался прохиндей поменьше:
— Сыграем!
И уселся напротив.
— На что играем? На интерес?.. — полюбопытствовал Рундуков.
— А зачем на интерес. Давай на твой обед?.. Ну или на мой?..
Большевик, ободренный легкими победами, согласился.
И легко выиграл первую партию.
— Ну… — обиделся прохиндей. — Давай еще раз?.. Ставлю свой ужин! Только теперь я белыми играю!
Около игроков собралось несколько скучающих каторжан.
Будто бы и эту партию должен был выиграть Рундуков — по всему выходило, что играет он порядочно. Но прохиндей сделал ошибку — он смухлевал. Будто от безделья он взял битую черную шашку незаметно ее вытер и поставил назад на поле, словно свою, белую…
Рундуков тоже совершил ошибку — он это заметил. Схватил прохиндея за руку:
— Смотри, народ честной! Он — мухлюет! В шашках — и то мухлюет. Это моя шашка!
— Кто мухлюет? Ты ври, да не завирайся! Какая она твоя? Она — моя.
Совершенно очевидно было видно, что на спорной деревяшке явно были видны следы сажи.
И тогда прохиндей применил свой последний аргумент: смазал Рундукову по морде. Тот упал на спину, но резво вскочил, бросился на обидчика…
…А дрался большевик, куда хуже, чем играл в шахматы. Прохиндей ударил под дых, когда Рундуков, задохнувшись, скрутился, распрямил его хуком и провел еще прямой в голову. Станислав рухнул, потянув вниз и Павла. Тут же прохиндей стал бить упавшего ногами. Те, с навешенными кандалами били словно кастеты. Раздался хруст…
…И выстрел.
К костру со взятыми наизготовку винтовками спешили казаки. Разбуженные выстрелами, появились и командиры.
— Что здесь произошло? — спросил Грабе, глядя на воющего от боли Рундукова.
Арестанты ему объяснили: путано и все разом.
Грабе, как ни странно понял.
Кивнул:
— Первый раз вижу, чтоб шашки кого-то довели до виселицы…
— Не-е-е-т! — завопил прохиндей.