Ходили слухи, что вот-вот должен прибыть сам Государь Император. Но на обывателей это производило небольшое впечатление. Экая невидаль — царь! У многих на памяти это был уже третий царь, причем венценосных особ доводилось видеть довольно часто. Иное дело — герои. Они — на фронте, летают, как говорят люди знающие, на пороховой бочке. Глядишь — завтра подорвутся — и что тогда?.. Ждать, пока новые герои образуются?..
Кроме обывателей, в толпе имелись многочисленные журналисты, прибывшие из столицы на моторах, среди толпы сновали слизкие типы — не то филлера, не то карманники.
В начале одиннадцатого по аэродрому пронеслось: едут!
И действительно: скоро в открытом ландо прибыл император с императрицей и цесаревичем. Многочисленные дочери государя отчего-то в Гатчину не явились. Царствующую фамилию сопровождал эскадрона лейб-гвардии.
Вместе с императорской семьей, но в посольском авто прибыл английский военный атташе, Альфред Нокс. При нем находился какой-то молодой человек. Одет он был в английскую пехотную униформу цвета хаки, в руках имел блокнот, в котором то и дело что-то черкал.
Почти весь экипаж дирижабля выстроился для смотра: на корабле остался только мичман да кондуктор — согласно уставу не допускалось оставлять воздушное судно вовсе без экипажа на борту.
После доклада император и цесаревич, подошли к столу, поставленному на траву летного поля. Стали награждать. Сабуров получил орден Святого Георгия третей степени, Андрею достался орден степенью ниже. Другой такой же, посмертно получил Брусин.
Многие из экипажа, все более бомбардиры и оружейники получили Георгиевские медали за храбрость.
Далее император, сопровождаемый Сабуровым, еще раз обошел строй, пожал каждому руку, говорил какие-то совершенно необязательные слова.
Лишь раз Николай будто споткнулся о что-то невидимое. Чтоб сгладить неловкость, Сабуров не нашел ничего умнее, чем представить стоящего перед императором:
— Илья Осипович Пельцман. Главный механик аваиотряда.
— Еврей? На дирижабле?.. — спросил император.
Царь не любил евреев. Это знали все, особенно евреи.
Пельцман стал меньше, уже в плечах, словно приготовился к удару.
— Осмелюсь доложить! — вступил Сабуров. — Благодаря стараниям механика Ильи Пельцмана налет на Данциг прошел без происшествий, отказов техники!
На лице Николая II промелькнуло сомнение лишь на миг — этого царю было мало.
— Также, — соврал Сабуров. — Во время налета механик вел огонь из пулемета, тем самым не допуская германские аппараты на расстояние достаточное для атаки.
— Православный?..
— Так точно!
Царь задумался, порылся в кармане, достал оттуда часы. Протянул механику.
— Носите, голубчик… Продолжайте в том же духе.
После гости поднялись на борт дирижабля. Тот отдал швартовые, прошелся над Гатчиной сделал круг и через полчаса снова причалил к мачте.
Затем, в павильоне при летной школе был дан обед.
Впрочем, сам Император на нем не задержался. Поднял тост за славный российский воздушный флот и вскорости исчез. Затем бокал поднял господин Альфред Нокс: за доблестных русских союзников. После него начальник летной школы произнес ответный — уже за английских союзников. Вслед за тем тостуемыми оказались Сабуров и Данилин.
В общем, пирушка пошла своим ходом…
Среди гулявших в павильоне многие Андрею были неизвестны: на то она была и школа, что люди тут долго не задерживались. Но один человек определенно выделялся — тот самый молодой человек, прибывший с британским атташе.
Когда Андрей заметил его на пиру впервые, англичанин как раз беседовал с Сабуровым, черкая у себя в записной книжке. После англичанин отправлялся к Андрею.
— Штабс-капитан Данилин?.. — поинтересовался англичанин подойдя.
Говорил он на русском чисто, и если бы не униформа, вполне бы сошел за петербуржца.
— Он самый, — ответил Андрей. — Честь имею…
— Помощник военного атташе, лейтенант Джерри Астлей. Совсем как у вашего великого писателя Достоевского!
Андрей взглянул на записную книжку, пытаясь разобрать каракули.
— Я иногда пишу заметки для английских газет… — пояснил Джерри. — Скорописью…
С подноса проходящего мимо официанта Астлей забрал два бокала, тут же вручил один Андрею.
— Хотел бы выпить за здоровье доблестных русских союзников…
Бокалы соприкоснулись.
Словно из-под земли появился фотограф, ослепил двух офицеров магниевой вспышкой и исчез прочь.
— Я хотел поинтересоваться, — начал Астлей. — Когда я прочел о вашем рейде в газетах, я долго сидел с картой, воображая ваш путь — по всему выходило, что даже без учета воздушного боя, горючее в аэроплане должно было закончиться миль за пятьдесят до линии фронта. А вы ее перелетели и даже добрались до аэродрома. Как такое может быть?..
— Я сам, признаться, задумывался об этом. Особой тайны в этом нет: я взлетел с дирижабля, заправленный до предела. При этом я изначально обладал высотой, и мне не пришлось тратить горючее на взлет и подъем. Сам бой был коротким — не более десяти минут… И по возвращении, я так считаю, мне очень помог попутный ветер…
Астлей сделал несколько пометок.
— А что скажите про германские аэропланы? Они хороши?..
— Они хороши… Но не до такой степени, чтоб их нельзя было сбить.
— К слову, если я правильно посчитал, самолет, сбитый над Данцигом — ваша седьмая победа?
— Именно.
Астлей сделал еще несколько пометок.
— Я вам назову причину своего любопытства… Как вы знаете, жизнь Британии — море. Очень бы хотелось совместить самолет и корабль.
— Я знаю, у нас в Петербурге строят довольно приличные гидросамолеты.
— Гидросамолеты помогают при разведке. Но сами посудите — пока его опустишь на воду, затем пока поднимешь… Маленькое волнение — и к гидросамолету вовсе подойти нельзя. Пока корабль поднимает самолет, из него цель для подлодки — лучше не придумать. Нужен способ посадить самолет прямо на палубу корабля. Даже на палубу движущегося корабля. Вы бы смогли такое?..
Андрей подумал:
— Сложную задачу ставите… Так сразу и не отвечу…
— А вы подумайте как-то на досуге?.. У вас есть визитка?.. Возьмите мою?
У Данилина визитки не оказалось, но карточку Астлея он положил в бумажник.
Англичанин за сим откланялся…
— Будто бы славный парень?.. — спросил подошедший как бы невзначай Сабуров.
— Парень-то славный, что не мешает быть ему шпионом.
— Шпионом?.. Откуда вы такое взяли?
— Да полно вам! Что я, шпионов раньше не видел?
— Ах да, совсем забываю… И что теперь? Вы сообщите в контрразведку и его вышлют?..
— Ни в коем разе! Во-первых, раскрытый шпион совсем безопасен. Даже напротив — опасен для страны, его пославшей. Во-вторых, это разведчик дружественной нам державы.
Тарелка
Произошло это где-то под Варшавой летом все того же года. Стояла оглушающая жара, но в ней уже чувствовался излет лета, упадок. Листва на деревьях стала жесткая, словно картон, порой ветер задумчиво срывал один или два таких, словно пробовал: не созрели ли они для листопада.
Дирижабль возвращался из задания, казалось, что все уже позади. Высота была приличная, недостижимая для немецких аэропланов. Вдруг наблюдатель доложил:
— Справа по борту — неопознанный дирижабль.
Сабуров долго разглядывал объект через поднесенный к глазам бинокль. После протянул его Данилину:
— Потрудитесь взглянуть, Андрей Михайлович.
Андрей принял бинокль, всмотрелся и долго не мог понять, что же это такое, пока Сабуров грустно не произнес:
— Кажется, долетались мы. За нами явились…
И тут все стало предельно ясно: конечно же, Андрей видел ранее подобный аппарат. А не узнал лишь потому, что сперва наблюдал его замаскированный еловыми ветками, а после разрезанный на части. И уж точно, никогда не видел его в движении: многотонно тяжелый и в то же время невероятно легкий, стремительный, словно капля ртути.
Дирижабль видимо тоже заметили на инопланетном корабле. Он изменил курс и полетел наперерез. Не было никакой возможности уклониться от встречи: как Андрей потом посчитал, летающий корабль легко делал не менее трехсот верст в час. И это, конечно же, не было пределом.
Андрей попытался сглотнуть, но в горле было сухо. Он осмотрелся вокруг: рулевой стоял, вцепившись в штурвал до того, что побелели пальцы. Он смотрел прямо по курсу, и воструби сейчас трубы страшного суда, он все равно бы не отпустил рулевое колесо.
Рядом с Сабуровым и Данилиным стоял мичман, вахтенный офицер. Он выглядел растерянным, и напоровшись на взгляд Андрея, пробормотал:
— Прикажите открыть огонь?
Сабуров медленно повел головой: сначала влево, потом вправо. Проговорил:
— Нельзя их дразнить. Не стрелять… Не стрелять!
И сам переключил рубильник так, что у каждого стрелкового места зажглась красная лампа: стрельба запрещена.
Когда до дирижабля оставалось саженей пятнадцать, инопланетный аппарат плавно замедлился и лег на параллельный курс.
Улыбаясь, Сабуров процедил:
— Рассматривают нас, наверное… Для них мы вроде паучишки, который уцепился в парашютик из паутинки и летит… Экая смелая животинка, изобретательная… Да раздавить ее — проще простого…
— И что нам делать теперь?..
— А тоже, что и они. Будем их рассматривать.
Андрей про себя согласился, что мысль здравая: бинокль по-прежнему был у него в руках.
И Данилин приступил к осмотру.
Летающий корабль был где-то раза в два-три раза меньше «Скобелева», но если большую часть объема последнего занимал баллон с газом, то здесь был корабль из металла, плотно забитый инопланетными загадками.
Корпус был совершенно гладким: без приливов, заклепок, швов или иллюминаторов. Не было и бойниц с оружием, но это совсем не означало, что они не могут превратить дирижабль в громкий взрыв…
Он казался полным близнецом того самого, разбившегося в тайге. За одним-единственным исключением. На аппарате в Аккуме не было части задних отсеков, разнесенных взрывом. Беглецкий полагал, что там находился агрегат, который приводит в движение всю эту многотонную махину.